Привет, Гость!
Главная
Вход
Библиотека | Старая Пелотка
1 2 >>

Немножко о любви

Кто добавил:AlkatraZ (04.03.2009 / 12:56)
Рейтинг:rating 1748 article (0)
Число прочтений:4263
Комментарии:Комментарии закрыты
Лет, эдак, пиццот назад, когда я была молода, красива, и жадно верила в любоффь, совершенно непонятным образом занесло меня летом в какую-то кладбищенскую подворотню. Ну, может, и не совсем в кладбищенскую, и не совсем в подворотню, однако именно там состоялось судьбоносное знакомство.
Моё и какого-то пассажыра с Орехово-Зуево.
Я шла по тёмной улице с бутылкой пива, и прикидывала: где б тут можно беспалева поссать, а пассажир с Орехово-Зуево уже прикинул всё до меня, и ссал.
Нежно так. Романтично. Под сиреневый куст. Гурман, бля.
Я тыркнулась в сирень, деловито расстёгивая штаны, а подмосковный йуноша вежливо оттуда ряфкнул:
- Иди нахуй, афца ебучая! Нашла где срать, сука.
От неожиданности я уронила пивную бутылку себе на ногу, и трусливо ссыкнула в штаны.
Так мы с Серёжей и познакомились. И прониклись друг к другу симпатией ниибической. Хотя я, например, считала, что это любофь. Она самая. Возвышенная и ахуенная.
Он приезжал ко мне на велосипеде, и тренькал в звонок, а я выскакивала из дверей, на ходу обливая себя духами «Майский ландыш», и садилась на велосипедную раму.
Меня везли сексировать.
Сексирование обычно происходило у Серёжы дома, под вечные вопли некастрированного кота Кузи, и под модную тогда в Орехово-Зуево песню «Ну гдежэ ты студент, игрушку новую нашол?» Получалось очень ритмично. На втором куплете Серёжа обычно кончал, а третий мы с ним допевали хором: «Гуляй, студент, гуляй, а девочку маю не трож!»
(Щас как вспоминаю – слёзы градом. Ебать, я старая уже…)
Как и положено дваццатидвухлетнему йунцу, месяц назад вернувшемуся из армии, Серёжа был редкостно сексуально озабочен. То, что я до знакомства с ним считала аццкой еблей – Серёжа считал пионерским петтингом. Я медленно, но верно теряла по пиццот граммов живого веса в сутки. Дойдя до отметки в сорок пять кэгэ, при моём ахуенно гренадерском росте в метр шестьдесят восемь, я поняла, что ещё немного – и я сдохну.
Просто вот однажды не выдержу – и мерско сдохну. А Серёжа-пидр этого наверняка ещё два часа не заметит. Поэтому хоронить меня будут в мешке для мусора, ночью, на задворках скотофермы.
Поначалу я, конечно, напропалую песдела, что у меня болит голова, жопа, ухо, зуп, живот и спинной моск – но отмазки Серёжей как-то не воспринимались. А я ж верила, что это любофь, а я ж за Серёжей как за декабристом, бля, а я ж умно рассудила, што «вы не даёте – мы других ебём» - и стоически дожидалась второго куплета про студента, а потом худела.
Без лоха и жызнь плоха. Народная мудрость.

Вечерело. Где-то вдалеке кто-то пел красивую старинную песню: «Эй, бабища, блевани!», у кого-то лаяла собака, получившая под сраку дружеский поджопник от любящего хозяина, а я распечатывала третий флакон духов «Майский ландыш», и, задрав футболку, с болью в душе рассматривала свои рёбрышки. Заменившие мне сиськи.
«Ты скоро сдохнешь» - тихо констатировал мой внутренний голос.
«Сдохну, хуле…» - пришлось согласицца с ним мне. А что делать? Результат-то налицо, как говорицца.
Дзынь-дзынь!
На улице затренькал настоебенивший мне за это лето велосипедный звонок, и я со вздохом налила себе за шкирку «Майского ландыша», погладила свои рёбра, и вышла навстречу своему тренажору «Америка Стар»
- Гыгыгыыыыыыыыыыы – отчего-то зажрал мой лаверс, завидя мои пичальные глаза, а я тихо спросила:
- И хуле ты ржош, быдло?
Тренажор ещё раз похуячил в свой звонок, и ответил:
- А чо ты такая страшная? И ноги у тя восьмёркой?
Сказать что я оскорбилась – это ничо не сказать.
В одну секунду у меня надулась груть, как у снегиря (до сих пор не понимаю, откуда она вдрук там взялась и надулась), и я завопила, перекрывая лай отпизженного Бобика:
- Ты не ахуел ли, Сирожа?! Мои ноги ещё два месяца назат вызывали приступы неконтролируемых поллюцый у футфетишыстоф, а своей жопой я гордилась с тринаццати лет!!! И теперь у меня нет жопы! И нихуя нет! Одни рёбра и два соска! А почему? А потому что ты, хуйло озабоченное, заебал меня шопесдец! И я проебала уже сто рублей на три пузыря «Майского ландыша»! И если это любофь – то в рот я ебала и тебя, и твои чуфства, и твой ебучий веласипет, от которого у меня на жопе гематомы и волосы расти начали! Иди нахуй!
Груть моя сдулась, в боку закололо, и в носу защипало от горя и обиды.
Серёжа ещё раз подрочил свой звонок, и примирительно ответил:
- Я дам тебе двести рублей, если ты перестанеш обливацца своим майским дустом, а ещё на триста свожу тебя в кафешку возле булочной. Пирожных пожрёш хоть раз в жизни от пуза. Я ж рыцарь, хуле там. И ваще я тибя ебать сегодня и не собирался. Мы сёдня в гости едем. К маим друзьям. В очень приличное место.
Я вытерла сопли, и икнула:
- Без ебли? Чесна-чесна?
«Дзынь-дзынь» - вздрючил свой клаксон Сирожа, и лихо подмигнул:
- Обещаю!
А я поверила. И зря. И очень дажы зря.

Серёжин веласипет долго вёз меня по лесу, и еловые ветки хуячили меня по морде.
Дважды я падала с велосипетной рамы, и больно ударялась остатками жопы о какие-то пни. Было неприятно, и в гости уже не хотелось.
Но вдруг Серёжа резко затормозил, уронив меня в третий раз куда-то под велосипедные калёса, и гордо простирая руку, соопщил:
- Мы приехали!
Я вылезла из-под калёс, вытерла глаза рукавом, и всмотрелась в вывеску на стоящем передо мной здании. Там было написано «Сауна для железнодорожников».
- Что это? – спросила я, и реально зассала. Ибо пиздец. Што такое сауна для железнодорожникоф я не знала, но приблизительно догадывалась. И ещё я не взяла с собой компас, и в душе не ебала в какую сторону мне бежать до дому, если я щас решу совершыть побег.
А что побег надо совершать немедленно – это я уже, в принципе, и так решыла. Воображение тут же нарисовало мне картину.
Щас Сирожа йобнет мне своим виласипетом по жопе, я влечу в сауну для железнодорожникоф, и попаду в объятия жырного машыниста, с войлочными каками в пупке. Он басисто захохочет, и крикнет: «Эгегей, бля! Пиздуй сюда, братва!» - и из всех щелей полезут десятки голых машынистоф, которые будут ебать меня в жопу, похабно улюлюкая, и тренькая в веласипедный звонок при каждом аргазме.
Меня затошнило, и я посмотрела на Серёжу.
Даже в темноте он разглядел, как под слоем грязи на моём лице проступила трупная зелень.
- Ты чо, дура шоле? Тут у миня друк сторожем работает. Ему скушно, понимаеш? Щас просто посидим, побухаем, поиграем в картишки, и я тибя отвезу домой, не сцы.
- Песдиш? – недоверчиво и трогательно спросила я, и позеленела ещё больше.
- Нихуя! – забожылся Сирожа, и взял меня за руку. – пашли, чо встала как шланг на морозе?
И я пашла.
Сирожа не напесдел. В сауне действительно сидел какой-та фраер. Но не один. С ним рядом сидел даун. Такой Робин Бобин Барамбек. Полиграф Полиграфыч Шарикоф, бля. И жрал свои козяфки.
- Привет, Вася, - поздоровался с фраером Сирожа, и спросил: - А это чозахуй?
- Привет, Сирожа, - ответил Вася, и пояснил: - Это мой племяннек Вовчик. Не обращай внимания, он безобидный.
- Срать хочу. – Равнодушно доложил безобидный Вовчик, и смачно бзднул.
- Сри. – Вежливо разрешил племяннику дядя,
Скачать файл txt | fb2
1 2 >>
0 / 42

Gazenwagen Gegenkulturelle Gemeinschaft