- Сыграй что-нибудь!

Коля приподнялся над Наташей, тревожно глядя на брата. Тот в замешательстве глядел на полную Наташину задницу. Коля чуть качнулся, Наташа вновь громко, по-бабьи заохала.

- Что? – безусловно, подумал я, мальчик выпал в своеобразную мысленную кому, и ни о чем, кроме бабской задницы не думает.
- Да по хуй, что!!! – заорал теперь уже Коля.

До этого орала в комнате исключительно Наташа. Причем орать она начала с того самого момента, как Коля Андронаки раздел ее, и затянул тонким ремешком. Прямо на голое тело. Как для чего, мужик, удивлялся он моим расспросам? Ремешок пережимает матку, и телка прется! После чего приступил к делу.

Нет, конечно, это не было изнасилование: одиннадцатиклассница Пискевич давала всегда добровольно. Она носила ботфорты, мини-юбку, делала минет в школьном туалете всем, кто уже перешел в старшие, после девятого, классы, и у нее были обесцвеченные перекисью водорода волосы. Больше мне, кажется, нечего о ней сказать. А, простите, совсем забыл добавить: во время ебли она исключительно громко стонала. Настолько громко, что ее охи и стоны следовало бы заглушить. Чем–нибудь, хотя бы музыкой пианино.

14-летний Сережа, брат Коли Андронаки, так успешно устроившегося на сдобной Наташе Песевич, отреагировал, наконец, на приказы Коли, и побежал в соседнюю комнату. Через мгновения в квартире раздались звуки собачьего вальса. Коля вновь начал накачивать старшеклассницу. Та заохала. Я открыл журнал «медведь», и углубился в чтение какой-то передовицы. Андронаки прекратил слюнявить Наташину шею, и повернулся ко мне:

- Хочешь, Серега научит тебя играть на пианино?!

ХХХХХХХХХХХ

Братья Андронаки, - двое второгодников, - исполняли роли «грозы школы». К сожалению, я узнал об этом чуть позже, чем следовало бы. Примерно спустя полчаса после того, как отдубасил младшего Андронаки, который решил было спиздить у меня книгу Генри Миллера, которую я тайком почитывал на литературе. Нет, конечно, ему было насрать на Миллера, просто на страницах 12, 34, 78 и 98 были непристойные иллюстрации. Так или иначе, а уже через два часа, повторно отдубасив представителя династии хулиганов Андронаки, - на сей раз старшего, - я был неприятно поражен тем, что представления о честной драке в этой новой для меня школе отсутствовали. Отпизженные поодиночке братья объединились, и отпиздили теперь уже меня. Такая братская любовь не могла не вызывать уважения: через неделю мы с Андронаки выпили бутылку водки на троих в школьном туалете, и я стал мозгом преступной шайки. Помимо этого я писал за одноклассников по семь сочинений (на «десятку») на уроках литературы, за каждое получая бутылку вина «Днестровское» и пачку сигарет «Космос». Сочинение на «шестерку» стоило просто «Космос». Сочинение на «двойку» они и сами могли написать.

- Бля, я кончил! – радостно завопил Коля, и слез с Пескевич. – Теперь ты, Профессор!

Я расстегнулся, и плюхнулся на мокрую Наташу. Из соседней комнаты донесся громкий вздох, и «Собачий вальс» возобновился.

- Он не мог бы исполнить, - спросил я в промежутках между оханиями, - что-нибудь более интеллектуальное. К примеру, Штрауса?

ХХХХХХХХ

Увы, ничего, кроме «собачьего вальса», Сережа играть не умел. Поэтому двигаться на Наташе пришлось в немудреном ритме собачьей случки.

- И вот я, значит, - радостно рассказывал мне Николай, нисколько не смущаясь, - завел эту восьмиклассницу в парашу, и говорю ей, бери на клык!
- Что? – я даже удивился.
- О-о-о-ох!!! – выдохнула Наташа.
- Бери на клык!
- Это как?!
- В рот!
- О-о-о-ох!!!
- Она, конечно, в слезы, но я ее на колени все равно поставил!
- Мужик, - я настолько удивился, что прекратил двигаться, и Наталья недовольно заурчала, - ты насильно дал девке в рот?! Да ты же, мать твою, насильник!
- О-о-о-о-х!!!
- Ну и хули?! Подумаешь, в рот взяла?!!
- Это мерзко, понимаешь ты, МЕРЗКО!!!
- Оо-о-о-х!
- Да заткнись ты, Наташа!
- Поле, русское поле!!! – пытаясь заглушить наши крики, отчаянно запел Сережа, не прекращая играть. – Светил луна-а-а-а, или падает сне-е-е-ег!!!

Конечно, приход родителей мы в этой долбанном шуме не заметили. Я так и не кончил. Но это было несущественно. Хуже было другое. Мне почти месяц не выдавали карманных денег.

ХХХХХХХХХ

- Ну что ж, возбудить ты меня сумел, - Таня тяжело хлопала своими короткими ресницами, - а вот поебаться мы все равно не поебемся…

Я расстроился. Хотя нет, не так. Я взбесился. Полтора часа я лизал ее: сначала ухо, потом шею, затем, наконец, сиськи, которые она позволила обнажить. Сучка текла, но явно опасалась. У меня болел язык. Я взбесился. Но виду не подал:

- Это еще почему?
- Чтобы завтра вся школа знала, что ты меня выебал?
- Господи, да я буду нем, как могила!

Она презрительно улыбнулась. Ну, еще бы. Она знала, что я пиздел. И я знал, что пизжу. Не рассказать про такое было бы просто невозможно. Каких-то несколько часов назад мы с ней вели гребанный брэйн-ринг, - игру для идиотов и не уехавших евреев, - в школе, потом обжимались на дискотеке. Щека у нее была мокрая. Настолько мокрая, что, танцуя с темном актовом зале с Таней, я представлял, что прижимаюсь щекой к ее мокрой пизде. Само собой, я ее проводил. Само собой, мы обжимались в подъезде. Я закурил, и продолжил думать. На дискотеке после брейн-ринга нас видели все. Расспросов на следующий день не миновать. Если я скажу всем, что Таня не дала себя выебать, мне все равно не поверят. Ведь у меня репутация джентльмена.

- А раз все решат, что я тебя выебал, - объяснил я Татьяне, - какой тебе смысл ломаться?
- Но ведь Я-то буду знать, что ты меня не выебал.
- Но ведь все равно все решат, что я тебя выебал. Так давай уж выебу. А потом расскажу, что ничего не было.
- Да ну…

Я улыбнулся еще раз. Уверенности в ее голосе не было. Разумеется, я ее выебал, и рассказал всем о том, что ее выебал. Буквально на следующий день. Иначе и быть не могло: в глазах остальных одноклассниц это прибавило мне пунктов. Как в приставке «Денди». Только в награду можно было получит не бессмертие, а очередную пизду. В любом случае, я решил, что мы с Таней можем несколько месяцев повстречаться. Это решало мою проблему временного недоступа к пиздам, которую создали родители: после происшествия с пианино и Пескевич они решили, что или у меня будет «постоянная хорошая девочка» или доступ баб в дом запрещен.

- Мы будем встречаться! – решил я, и полез Тане в трусы.

ХХХХХХХХХХХ


- А-кх, а-кх.

Таня смешно кряхтела. Мы вообще смешно выглядели. Я стоял на лестничной клетке, с расстегнутыми штанами, она вцепилась в перила, и, стоя на две ступеньки выше, насаживалась на меня. Штаны у нее тоже были приспущены, а не сняты, как я предлагал. Это была единственно возможная поза: Таня была выше, крупнее, и мы не