В парке, - приютившем двадцать лет назад выставку достижений Народного Хозяйства, - было полно народу. У гранитного памятника Ленину, и других памятников советской старины, которые перенесли сюда из центра города, были выставлены, в виде гроздьев винограда, бочки. От них кисло пахло вином, а неподалеку бегала огромная бутылка «Шампанского полусухого», которая за десять леев фотографировалась с любым желающим, кроме самых пьяных, конечно. У второго павильона играла народная музыка, где-то, - кажется, прямо на газоне, - жарили шашлыки, и дым стелился над людьми густо, как от сбитого бомбардировщика.

- Пятая международная ярмарка вина в Молдавии, - торжественно объявил президент, - открыта!
- Если каждый китаец купит бутылку молдавского вина, – покачиваясь, сказал президент, - то мы станем страной миллиардеров. Ура!!!

За трибунами начали улюлюкать, президент выпил еще один стаканчик вина, и куда-то ушел. Наверное, работать. На сцену выскочили ребята в кушмах (молдавский головной убор – прим. авт.) и закружились в хороводе. Диктор нетрезвым голосом объявил, что свое танцевальное мастерство нам демонстрируют участники орденоносного ансамбля «Жок». На сцену к парням вылетели девушки, и юбки у них, когда девушки вертелись, задирались. К сожалению, я ничего не видел из-за голов тех, кто столпился у самой сцены. Поэтому пришлось взять Иру за руку, и тащить ее к озеру.

- Гляди, - у сельской повозки, на которой сидел с кувшином в руках карикатурный крестьянин из театра Эминеску, - белое вино как пенится…

Белое вино мы оба любили. Поэтому я не рассердился, как обычно, когда Ира меня отвлекала, а потащил ее уже к повозке. Через пятнадцать минут мы, бережно охраняя с двух сторон глиняный кувшинчик, купленный Ирой с самого утра, и наполненный вином сейчас, продолжили пробиваться к озеру.

- На ярмарке вина собралось тридцать тысяч человек, - торжественно объявил диктор, - напоминаем программу…

Я немного вспотел, и руки у меня болели. К счастью, было пасмурно. Ира глядела то на меня, то на кувшин, и улыбалась. Мы были знакомы всего полгода.

- Ну, ловим момент, - сказала она утром, расчесывая свои спутавшиеся длинные волосы, и объяснила. – Лучшие стороны друг друга мы уже узнали, худшие узнаем позже. Так что пять-шесть месяцев исключительного рая у нас есть.

Концентрированный рай. В общем, Ира оказалась права. И в самый разгар этого рая мы с ней отправились к ВДНХ, на озеро, на ярмарку вина. Что такое ярмарка, спросил я Иру, крепко держа ее в троллейбусе за руку, и есть ли у нее какие-то ассоциации с этим?

- Солнце, арбузы, пыль, грузовые машины, огромные, если поглядишь на них снизу, люди в кузовах, персики, пчелы, - смешно затараторила она, - яблоки, крики, запах мяса, полосатый, как пчелы, зонт над торговкой семечками…

Она все говорила, и выглядела так смешно, как по-настоящему смешно может выглядеть только красивый человек. Она и в самом деле была красивой. Еще у нее был серый вязаный плащ, на который часто ревниво глядели женщины. На меня, к сожалению, они так не смотрели. Я сказал об этом Ире, а она потрепала мои волосы, и сказала, чтобы я не говорил глупости. Потом вы вывалились из троллейбуса как требуха из раны, и попали на ярмарку. И вот, сумели пробиться через толпы народу к самому озеру, и найти небольшой пенек, на который можно было поставить кувшин с вином. Так мы и сделали, а потом Ира начала смеяться.

- Мы забыли стаканы, - сказала она.

Пришлось пить из кувшина. В принципе, мне понравилось. Жалко было только, что вина мы купили немного. Придется пробиваться обратно, чтобы взять еще. На дорожки у озера высыпали клоуны в молдавских национальных костюмах, и, - удача! – человек с тележкой, на которой позвякивали стеклянные графины.

- Возьми еще вина, - сказала Ира, - скорей, а то уйдет сейчас. Только возьми белого!

Я показал ей язык, догнал торговца и купил у него вина. Потом вернулся к Ире. К счастью, она была одна.

- К счастью, - поставил я рядом с кувшином графин, - ты одна, и никто не успел занять мое место.

Ира улыбнулась. Невысокая, красивая, сочная, как яблоко, с широкими бедрами и небольшой, идеальной формы грудью, она обожала секс, и не вылезала из моих постели и мыслей.

- А что для тебя ярмарка? – она отпила вина, и дала мне попить прямо изо рта.
- Хемингуэй и Селлинджер, - я продолжил пить прямо из графина, - леденцы на палочках, карусели, дешевая сахарная вата, пчелы и осы, конечно, россыпи слив, сизых и желтых, стрельба по бумажным мишеням в передвижном тире, карусель, освещенная ночью лампочками, еще раз Селлинджер и Хемингуэй, фиеста, Испания, быки на улицах. Белое вино. Дешевое белое вино и тушеная рыба. Овощи и уксус. Много белого вина…
- Дешевого белого вина, – передразнила меня Ира, и снова поцеловала, - очень дешевого…

Мы, никого не стесняясь, целовались взасос. Но все были уже достаточно пьяны лишь для того, чтобы одобрительно что-то выкрикивать.

- Да здравствует любовь! – крикнул кто-то из толпы. – Да здравствует вино!

Мы с Ирой смущенно рассмеялись. Она спрятала лицо у меня в воротнике пальто, - довольно модное, я перешил его из отцовской дубленки, - и я подумал, что ярмарка это, прежде всего, любовь.

Ансамбль «Жок» заплясал так бурно, что шум со сцены донесся даже до нас. Казалось, что воздух из-за дыма и вина, которое выдыхали тридцать тысяч человек, стал таким густым, что сдвигает с места даже памятники. Только я хотел это сказать Ире, как увидел, что на самом верху памятника комсомольцам-подпольщикам, - двадцатиметровых бронзовых парне и девушке, взявшихся за руки, - сидит человек. Я глотнул еще вина, зажмурился, открыл глаза, но человек все еще был там. Человек, судя по тому, что люди у памятника стихли, начал что-то кричать.

- Что…? – пробормотал я, и Ира глянула сначала на меня, а потом на памятник.

Оба мы побелели. На макушке Комсомолки-Подпольщицы, - и я потом не раз жалел, что она не идеально гладкая, и он не поскользнулся, - стоял Витя. Бывший приятель моей Ирины. Не помню уже, из-за чего они там перестали встречаться. То ли она его бросила, то ли он ее, то ли они миром разошлись. Я открыл рот. А человек, балансирующий на голове памятника, достал из сумки мегафон и начал кричать:

- Ира! Я знаю, что ты здесь! Я люблю тебя и прошу стать моей женой! Ира, я знаю, что ты здесь, и прошу вернуться ко мне, потому что люблю тебя, и жить без тебя не могу! А если ты не хочешь, что ж, оставайся на месте, но я брошусь вниз, потому что не могу жить без тебя, ведь я люблю тебя! Ира, я знаю, что ты здесь…

И так – полчаса, не меньше.

Примерно через десять минут все это напоминало сцену из глупой молодежной мелодрамы. У всех на лицах были довольные улыбки, все жутко хотели «хэппи-энда» и представляли себя Санта-Клаусами в рождественской телеге с оленями. Разве что не аплодировали. По-настоящему плохо себя чувствовал только я. И все глядел на Иру. Губы у нее, как и у меня, тряслись. Она пожала плечами, сказала