- Обнимите аиста, - сказала она.

Аист был большой, пыльный и мягкий. Неудивительно, подумал я. Это же большая, пыльная мягкая игрушка в виде аиста. Девушка резко сказала:

- Папаша, подойдите к аисту.

Я снова не отрегировал. Папаша для меня связан с чем-то... французским. Папаша Люсьен сварил суп для кабачка, и делает в чулане легкий чпок-чпок служанке Мари. Через девять месяцев Мари, опозоренная, сбежит с постоялого двора, унося в подоле подарочек папаши Люсьена. Ну, или аиста. Кстати, об аисте. Надо бы и впрямь к нему подойти, подумал я. И подошел к аисту.

- Отлично, - сказала она.
- А теперь, папаша... - сказала она.
- Отец, - сказал я.
- Ладно, а теперь, отец, - сказала она, - обнимите аиста КАК СЛЕДУЕТ.
- Обнимите его ПО-НАСТОЯЩЕМУ, - сказала она.

Блядь. Ладно. Я подошел к аисту бочком, и прижал его левой рукой к плечу. Ну, типа вроде как по-дружески. Но лицо девицы, распоряжавшейся всей этой хренью, было непреклонным. Прямо как у папаши Люсьена, который... Я вздохнул, и фальшиво-ласково потрепал аиста по клюву. Клюв болтался, как большой вялый хер. Мягкий и пыльный. Я потер глаза. В них будто песком насыпало. Так, кажется, бывает при похмельях, подумал я, и попытался вспомнить, так ли это, потому что последнее свое похмелье забыл уже очень давно. Так или нет?..

- Папаш... отец, взбодритесь! - бодро сказала эта сучка.
- Да-да, - сказал я нечетко.
- Бодр и весел, - сказал я.

Два ублюдка, один с фотоаппаратом, другой с камерой, кружили вокруг меня, пощелкивая. От вспышки глаза пекло еще больше, а камера жужжала. Бодряки, блядь, подумал я.

- Берите пример с нас! - воскликнула распорядительница.
- Мы бодры и веселы! - бодро и весело воскликнула она.

Ну, блядь, еще бы, хотел сказать я, вы же не снеслись вприпрыжку, как долбанный кенгуру, всю ночь от родильного дома к своему и обратно, через парк, полный бродячих собак, и так десять раз. Вы же блядь, не бегали три дня в роддом пять раз на дню. Вы выспались, и пришли с утра сюда, на свою якобы работы, выпили кофейку, и мучаете теперь меня, суки клятые. Кстати, о суках. Одна из них — побитая паршой шавка в обезлюдевшей Долине Роз, раскинувшейся как раз между моим домом и больницей, - едва не тяпнула меня за ногу, когда я бежал ночью куда-то за ЕЩЕ СРОЧНО ПОНАДОБИВШИМИСЯ лекарствами. У них блядь все срочное, хотя за девять месяцев вы могли бы предусмотреть если не все, то почти все, не так ли? Это — не лекарства, а сука, - меня ужасно разозлило, и на обратном пути я бросил шавке молочную сосиску. Нет-нет. Никакого яда и свернутого китового уса. Я же блядь не чукча. Просто молдавская молочная сосиска. Конечно, даже бродячая собака есть это не стала и поняла, как я над ней издеваюсь и насколько ее унизил... Мне этого было вполне достаточно. Да уж. Веселенькая была ночь... Я прикрыл веки, и чуть было не уснул.

- Да ОБНИМИТЕ же аиста, - процедила сквозь зубы распорядительница.
- Господи, - сказал я, - мне казалось, такая хуйня только в загсах бывает...
- Послушайте вы, ПАПАША, - сказала распорядительница, - вы хотите чтобы этот день был для вас праздничным?
- Да он и так праздничный, - сказал я, вспомнив школу, здесь тоже нужно соглашаться, чтобы от тебя отвязались.
- Так обнимите этого ДОЛБАННОГО АИСТА, - не выдержала сучка.

Я ласково улыбнулся, сделал полоборота, завалил большого, - в мой рост, - мягкого аиста, как морячок Мерлин Монро, или кого он там лобзал по окончании Второй Мировой, и крепко обнял игрушку.

- Нет-нет, целовать не надо, - испуганно сказала распорядительница.
- Тем более ВЗАСОС, - сказала она.
- МУЖЧИНА! - завизжала она.

В это время двери в комнату, разукрашенную всякой нелепой хуйней в виде танцующих молдаванок, аистов с виноградом в клювах, малышей, тянущих ручки к солнцу и флагу Молдавии — что-то вроде маленькой Сикстинской капеллы, изуродованной сумасшедшим дебилом, - распахнулись. Я оглянулся. Это входила Ирина с дочкой на руках. Ирина улыбалась глазами. Она не улыбается, но вы глядите ей в глаза, и, черт бы вас взял, видите, что она улыбается. Хотя улыбки на ее лице нет. Кажется, она единственный человек в мире, который так умеет. Хотел бы я научиться такому фокусу.

- Лоринков... - сказала жена.
- Тебя даже с мягкой игрушкой нельзя на минуту оставить, - сказала она.

Я бросил аиста — мне даже показалось, что ебанная игрушка обиженно хмыкнула, - и обнял жену.

- Ты как? - спросила она. - И что это вообще?
- Что это за херня вокруг, я имею в виду? - сказала она.
- Добро пожаловать в комнату выписки нашего роддома! - восклинула распорядительница.
- В нашу ОБНОВЛЕННУЮ комнату, - сказала она, - где мы даем путеваку в жизнь всем нашим, так сказать, выпускникам!
- О Боже, - сказала жена.
- Лучше бы вы роддом обновили, - сказала она.
- Почему ты меня ни о чем не предупредил? - спросила она.
- О, детка, - сказал я.
- Я прихожу сюда, чтобы забрать вас, а они заводят меня в этот дисней-ленд ебучий, и велят ждать тебя здесь, потому что у них теперь при каждой выписке Праздник, - сказал я.
- ПРЕКРАТИТЕ шушукаться, - сказала распорядительница.
- Да, мэм, - сказали мы хором.

На всякий случай мы отобрали сверток с малышкой у медсестры, и встали, как нам велели, у какого-то яркого игрушечного домика. Распорядительница достала блюдо с бумажками. Потрясла им хитро, и сказала:

- Владимир и Ирина, вы сейчас будете тянуть фанты...
- Кто что вытянет, тот то им будет делать! - радостно объяснила она.
- Ладно, - сказал я, и вытянул свой.
- Владимир будет зарабатывать деньги и нести их в семью, - прочитала она едва ли не по слогам.
- Ирина будет заботиться о доме, - прочитала она фант, вытянутый женой.
- Как думаешь, они это подстроили? - спросил я.
- Думаю, да, - сказала жена.
- А сейчас проверим, хороший ли вы отец, - сказала распорядительница.
- Боюсь, что не оче... - начал было я.
- Когда родилась ваша дочурка и какой у нее был вес, и какой рост? - приторно улыбаясь, спросила девка.

Я удивленно ответил. Они что, мать их, предполагали, что я этого не знаю? Но это же в конце концов МОЯ дочь.

- Правильно, - воскликнула распорядительница, - значит, вы отличный отец!
- Как, оказывается, легко им стать, - сказал я
- Я устала, - сказала жена.
- Мы уходим, - сказал я.
- Фотосессия для малышки! - крикнула распорядительница.

Мы переглянулись. Я пожал плечами, взял сверток и сел на стул. Фотограф и оператор, щелкая и жужжа подошли. Я заглянул в сверток. Малышка спала.

- Вспышку-то отключи, - сказал я фотографу.
- Я не умею, - сказал он.
- Тогда отвали, - сказал я.
- Мамаша, обнимите аиста, - сказала распорядительница.
- Со вспышкой уйди НА ХУЙ, - сказал я фотографу.
- Эй, я оператор, - сказал он откуда-то сверху.
- Фотограф снимает жену у аиста, - сказал он.
- Я ревную, - сказал я.
- Ха-ха, - сказал он.
- Гэ, - сказала дочь.
- Она просыпается, - сказал я.
- Еще снимок, - сказала распорядительница.
- Ничего, может во сне, - сказала жена.
- А если вспышкой, но издалека?