Мэр Кишинева впервые полюбил.

Дорин Киртака — и он часто просил не путать имя с фамилией — полюбил по-настоящему.

Это было тем удивительнее, - и все газеты уже писали об этом, - что мэр Кишинева Дорин Киртака уже был помолвлен. Газеты не врали. Его возлюбленная — красивая, стройная ведущая телевизионного канала, - фотографировалась с молодым мэром для обложек глянцевых журналов и выбирала платье. Дорин послушно становился на цыпочки во время фотосессии, и принимал необходимое для фотографов положение. Возлюбленная улыбалась. Брак грозил быть счастливым. Тут-то Дорин и встретил Ее.

Симпатичную белую крысу

В зоологическом магазине у подземного перехода возле центрального автовокзала.

Она была вся такая... трогательная. Нежная, беззащитная в своем белом пуху, крыса умывалась под небрежными взглядами прохожих. Те едва удостаивали взглядом аквариум из плексигласа, где крыса жила в куче опилок, и спешили мимо. Черствые грубые люди, - в который раз плохо подумал о соотечественниках Дорин, - и присел на корnочки у аквариума.

Сейчас в этом парне в спортивном костюме «Найк» и повязкой на глазу вряд ли бы кто признал молодого европейского мэра европейской столицы. По крайней мере, такой слоган придумал Дорин для своей избирательной компании, которую с треском выиграл. После этого Дорин прочитал «Тысячу и одну ночь» и стал выходить в город переодетым не реже раза в месяц. На этот раз он избрал для себя костюм молодого грузчика с центрального рынка. Сейчас, присев на корточки у стекла зоомагазинчика, Дорин был очень похож на гопника и заворожен. Ему почему-то вспомнилось, что в детстве дядя, - который их с братом воспитывал, - никогда не позволял завести хомячка...

Наверное, ей здесь холодно и неуютно, подумал Дорин. Выставили напоказ, словно рабыню на рынке невольниц, негодующе подумал он. Будто молдаванку, ставшую жертвой насилия во время нелегальной миграции, подумал он еще, и решил записать это для очередного выступления на ТВ. Возлюбленная, которая будет брать у него интервью, останется довольна, подумал он. Потом вспомнил глаза возлюбленной: мелкие, злые, холодные, - и вздохнул. Глазки крысы были большими, черными, и влажными... Бархатистые, словно две звезды, подумал Дорин.

− Чего ты пялишься? - спросил хозяин.
− Иди работать, - сказал он.
− Шр-шр-шр, - сказала крыса.
− Сколько? - спросил Дорин.

ХХХ

Придя в офис, и сняв грим в замаскированной под туалет душевой, Дорин вытащил из портфеля клетку с крысой и поставил ее на стол. Улыбнулся. Щелкнул пальцами. Крыска подняла голову и трогательно склонила ее на плечо. Ну, чисто девушка, подумал Дорин и еще раз улыбнулся.

… Конечно, до сексуального влечения к крысе было еще далеко.

Просто Дорину очень понравился этот ласковый, послушный и понятливый зверек. Она ничего общего не имела с этими ужасными крысами с помоек, которые заполонили Кишинев, и угрожали даже бродячим собакам, которые заполонили Кишинев до крыс. Те были серые, жирные, огромные и неопрятные. Эта — Дорин еще думал, как ее назвать, - была белой крысой с голым розовым хвостом, нежными лапками и грустной мордочкой.

− О чем ты думаешь, любовь моя? - спросил ее Дорин, по привычке обращаясь к особи женского пола «любовь моя».

Тут его словно током ударило. А мог ли бы я полюбить крысу, подумал он. В конце концов, - вспомнил он объяснения профессора греческой философии Дабижи, который был дружен с его дядей, - любовь это единение двух душ, неважно, в каких телах они находятся. Доктор Дабижа отличался умом, и крепкими нервами, правда, ровно до тех пор, пока какой-тог извращенец не трахнул в зоопарке сначала зебру, а потом его внучку. Говорили, будто доктор Дабижа объяснял про любовь и души и этому извращенцу. Дорин вздохнул, и вспомнил, что нужно заниматься делами. Он подмигнул крыске, насыпал ей корму и сказал:

− Ну, кушай, кушай, лапочка.

Крыса даже не шевельнулась. Дорин удивленно поднял брови.

Может быть, подумал мэр, ей мешает кушать запах говна, крепко пропитавший мэрию, как, впрочем, и все в Кишиневе? Дело в том, что в городе не работали очистные сооружения, и воздух пропах сероводородом. Многих иностранцев с непривычки выворачивало прямо на трапе самолета. Говорили, будто когда в Кишиневе прилетел на пару дней глава НАТО Бергсхофер , то его стравило прямо в хлеб, соль и мамалыгу, которую ему преподнесли. Позже глава НАТО объяснил, почему.

− Поймите, - морщась, говорил он, - запах это диффузия молекул.
− Ясно, - сказал президент Молдавии.
− Ничего вам не ясно, - сказал лидер североатлантического альянса, - молекулы, это частицы вещества, а диффузия это их распространение...
− И чего? - спросил мэр Кишинева.
− Если в городе воняет говном, то в воздухе буквально разлиты молекулы говна, - сказал Бергсхофер и снова блеванул, потому что говном пахло и в президентской резиденции.
− Ну и? - спросили его.
− И это значит, что частицы говна буквально попадают вам в рот, нос... - сказал глава НАТО.
− Вы Жрете говно, - сказал он.
− Извините, я снова буду блевать, - сказал он.
− Мы не примем вас в НАТО, вы, говнюки, - жалобно сказал он.
− Говенные засрануээээээ, - сказал он, и вырвал куском своей печени.

Блюющего собственными потрохами секретаря Альянса отправили домой. Конечно, в Кишиневе по-прежнему пахло говном. Говном пахло на гламурных вечеринках, и в ночных клубах, в парках и кабинетах... Дорин неодобрительно покачал головой. Закрыл окна и обрызгал все дезодорантом. Крыса не шевельнулась.

− Кушай, прошу тебя, - сказал он крысе.

Крыса сидела такая одинокая и грустная, что у мэра навернулись на глаза слезы. А может, это особенно сильная волна говна или дезодорант плохой, подумал он, и взял себя в руки. Вытащил из кармана визитку, набрал номер.

− Не ест? - спросил хозяин магазина.
− Не ест, - переживая, сказал Дорин.
− А вы ей команды на каком языке отдаете? - спросил делец.
− Ну, по-румынски, конечно, - сказал Дорин.
− А, так дело в этом, наверное, - сказал крысиный рабовладелец, - она просто к нам из зоологического цирка попала, который из России с гастролей приехал.
− Никаких команд, кроме русских, не понимает, - сказал он.

Дорин отключил связь и поглядел на крысу. Та сиротливо жалась в уголке аквариума. Мэр снял крышку сверху, насыпал еще корма, и, с легким прибалтийским акцентом, сказал крысе по-русски:

− Кушайте, пошалуйста!

ХХХ

С именем проблема разрешилась сама собой.

Как еще назвать русскую бабу, решил Дорин, - полистав подшивку журналов «Русская жизнь», - если не Машкой? Странный был, кстати, журнал, и, главное, очень мало в нем нашлось русских фамилий. Ну да ничего, решил мэр. Выбирать не приходится.

Так любимая крыса мэра Кишинева стала Марией.

Она сидела в клеточке на столе Дорина и потирала лапки, когда он ответственным голосом раздавал указания коммунальным службам или вызывал к себе городских советников по коммутатору. Все это никакого значения