В этот день Александр Сергеевич проснулся рано утром. Он открыл глаза, негромко пукнул и испуганно покосился на Наташу. Та продолжала безмятежно спать, что-то беззвучно шепча во сне красивыми, пухлыми губками. Ее длинные ресницы трепетали как крылья бабочки, а на щеках играл легкий румянец. Саша невольно залюбовался женой, но через секунду нахмурил брови и снова посмотрел на ее губы:
- Неужто и правда вот этими вот бесстыжими, пухлыми губами она делала минет этому засранцу Дантесу?
Сергеич окончательно проснулся и тревожно посмотрел на часы. Время поджимало. Он, стараясь не шуметь, вылез из теплой кровати и, накинув бархатный халат, пошлепал босиком в ванную.

Всклокоченная Параська, заслышав шаги хозяина, широко зевнула и потащила в ванную таз с теплой водой и полотенце. Александр Сергеич привычно хлопнул ее по пышному заду и с удовлетворением оценил крупный, коричневый сосок на роскошной груди, который зовуще выглянул из разреза ночной рубашки.
- Хороша стерва, мать ее еб! А вдруг в последний раз? И ведь сама в руки идет. Да и Наташа спит еще.
Он воровато выглянул и прислушался. В доме было тихо и только домашняя мышь тихо скреблась за печкой. Сергеич повернулся к Параське, быстро развернул ее и упер в умывальник головой. Параська снова зевнула и натренированно отклячила зад.
Александр Сергеич размеренно раскачивался над задницей девки и сосредоточенно вспоминал недавние события.

В тот вечер к нему подошел кто-то из шапочных знакомых. Из тех, которых всегда и везде встречаешь, но кого никак не можешь запомнить по причине их похожести и невыразительности: бегающие глазки, аккуратный мундирчик, набриолиненные волосы и тихий, с шепотком, голосок. Знакомец, услужливо наклонившись к ушку Сергеича и осторожно кося глазами вокруг, торопливо и горячо сообщал ему пренеприятнейшие новости. Да что там говорить - не новости, а полное говно! Якобы Наташа…..Дантес….все знают….а может и не Дантес, но он говорил, что слышал….стоя на коленях…и не ему одному. Пушкин яростно тряхнул головой и осатанело посмотрел на своего собеседника. Тот испуганно ойкнул и, как по волшебству, моментально исчез. Сергеич залпом допил шампанское, на секунду замер и решительно направился в залу.

В зале танцевали пары. Группа нетрезвых офицеров что-то шумно обсуждала в углу, неприлично хохоча и оглядываясь на дам. Те, понимая, что обсуждают их же самих в выражениях не самых подобающих, старались не смотреть в ту сторону и нервно обмахивались веерами. При всей благопристойности собрания и дамы и кавалеры понимали, что через некоторое время настанет час адюльтера и этих милых, благородных дам будут яростно ебать во всех углах, непочтительно перекинув через лавки и столы. Такова природа плотских утех - даже самые утонченные княгини и баронессы превращаются в обычных самок, когда они извиваются под нетрезвым мужским телом, а их ноги крепко сжаты грубыми, гусарскими руками.

Сергеич тряхнул головой и стал более пристально вглядываться в лица. Где же этот уебок Дантес? Пушкин увидел Штольца и поманил его к себе. Тот неторопясь подошел к нему и широко улыбнулся:
- Саша, блядь, ты где был? Я тебя искал. Только что говорил с лейб-гвардейцами. Они по секрету сообщили, что эта блядь княгиня Разумовская опять собирает у себя офицеров и обещает хороший стол. А где она, там и все ее подруги. Собирайся потихоньку и давай выбираться отсюда. Я так понимаю, что хорошо поебаться будет скоро накрыто. Точите хуй, копите деньги!
Штольц опять широко улыбнулся и хлопнул Пушкина по плечу. Тот убрал его руку и коротко сообщил другу о последних событиях. Штольц резко согнал улыбку с лица и машинально бросил руку к эфесу.
- Сука! Саша, дай я его порву на куски. Он у меня будет как решето через пять минут - хоть клюкву через него отбрасывай. Гаденыш, ебаный в рот!
Александр Сергеевич посмотрел Штольцу в глаза и тяжело произнес:
- Опозорить меня решил? Моя жена, мне и ответ держать. Ты бы лучше нашел этого лягушатника, он где-то здесь. Потом я сам.
На лице Штольца появилось выражение детской обиды и губы его задрожали.
- Сашенька, голубчик, ты ж ни саблей, ни пистолетом владеть не обучен как следует. Загубит он тебя, он же хоть и пидар, а все ж офицер и фехтовальщик записной. Брось это дело. Наташка мне как сестра, что ж я не могу за нее вызывать?!
Пушкин коротко и отрицательно качнул головой.
- Не тяни, я тебя прошу. Найди Дантеса.
Штольц еще раз тоскливо посмотрел на Сергеича и, круто, по-военному, развернувшись на каблуках, решительно пошел вглубь залы. Пушкин прислонился к колонне и стал ждать.

Пушкин терпеливо ждал и вспоминал. Ну до чего ж неуемная сука этот Дантес! Ведь принимали этого холеного, не очень умного кавалергардского поручика в своем доме, кормили-поили. Так ведь Иудушка к Наталье Николаевне свет Наташке в скором времени и приставать начал. Ебаный петух в пазументах. Стихи ей читал, елеем исходил. Ох, рявкнул он как-то на него, когда терпение иссякло. Тот губы надул и ушел не прощаясь. От дома отказали, да только этот сраный старикашка, папашка его названный, посланник голландский Геккерен его опять настропалил к Наталье клинья побивать. Сергеич терпел-терпел и послал-таки вызов. Ну надо ж было блядуна наказать! Отстрелить яйца по самое не балуйся! И тут тот хуяк! - к свояченице Катьке Гончаровой посватался. Вот уж охуел Саша когда, но и успокоился в то же время. Отозвал вызов, пар погасил и вроде думал, что уйдет эта чернота из их жизни, как вот - нате, на хуй, опять та же история. Весь Петербург, поди, жену по костям разбирает. Выхода другого нет, кроме как закопать засранца в землю русскую. Только тогда заткнутся шавки, мать их еб!

Вернулся Штольц. Дантес куда-то исчез. Штольц пытался заглянуть Пушкину в глаза, теребил за рукав, что-то говорил. Тот не слышал ни хуя. Попрощался и уехал в кабак. Хотел побыть один, подумать как быть, а закончилось как всегда - нахуячился по самые брови, танцевал с цыганами, а проснулся в номерах у мадам Брильон с двумя блядями - блондинкой и брюнеткой. Сергеич смотрел на них и думал:
- Вот такая она вся наша жизнь - то черная, то белая. А только каким боком она к тебе не повернись, все одно - шлюха грязная и продажная.
А с другой стороны вроде как даже и полегчало. Ну что ж теперь, из-за этого сучонка французского и не жить совсем? Да в рот его ебать! Тут же в борделе сел за стол и составил письмо Дантесу где покрыл его хуями и пообещал ему всю жопу отборными лягушками нашпиговать. Отослал с посыльным и поехал домой. Ждать. Ответный вызов пришел от Геккерена от имени Дантесишки. Пиздец, свершилось. Назад ходу нет, да и хуй с ним.

Пушкин оторвался от Параськи и шлепком погнал ее прочь. Посмотрел на себя в зеркало и плеснул воды в лицо. Пора дела делать.

Весь день улаживал дела по дому, по публикациям, финансы приводил в порядок, друзей просил если что не бросить жену и детей. Те, как и положено отговаривали, прятали глаза и пили шампанское. Сергеич тоже хотел приложиться, да только каждый раз одергивал себя - ну куда ему сегодня