Федя проснулся от холода и сперва ничего не понял: он одетый валялся в незнакомом месте. В карманах было пусто.

— Во бляа… — пробормотал в тоске Федя, кое-как усаживаясь и с подозрением оглядывая ландшафт. Не то чтобы место было совсем уж ему незнакомо, вот только Федя не мог взять в толк, чего ему понадобилось на набережной, да еще в такой шторм.

Федя горько икнул и покачнулся — штормило его взаправду не по-детски.

Вчера Федю взяли на новую работу. В газету, компьютерщиком. Программирование плюс верстка. А вечером он выставлял магарыч. Может, и не выставил бы, да напарник — верстальщик Козолупов — выразительно намекнул. Да еще глазами на баб показал. Федя и повелся.

Сначала пили в «Серне», потом бухали в парке на лавочке, потом бабы захотели шампанского, потом их понесло еще куда-то, а потом… потом Федя не помнил. Мыслилось с трудом, и вообще ощущение было такое, будто там, в голове, давно не пылесосили. Единственное, что он сейчас мог более-менее отчетливо сообразить, это то, что рядом нет ни баб, ни Козолупова, а он вот сидит на набережной, голова как котел, и на работу пора идти... В кармане ни копейки, на штанах засохла чья-то какашка, и не отчищается, дрянь... Как с этой какашкой теперь домой добираться? Пешком-то уж точно не дойти… А дома стоит пиво, полхолодильника им забито. Федя даже застонал, так ему вдруг захотелось пить.

Спустился всё же по ступеням к воде, поплескал в рожу. Увидел среди мазутных разводов винную бутылку без этикетки. Заткнутую.

— Всюду мусорят, гады, — сказал Федя злобно. Сейчас его всё злило.

«А вдруг там осталось что-то», — ворохнулась внезапная надежда. Федя выловил бутылку и вырвал зубами пробку. Из отверстия немедленно пошел дым.

— Тьфу ты! — Федя закашлялся и заматерился одновременно. Из дыма высунулось малопривлекательное бородатое лицо.

— Вот услужил, братан, — сказало лицо. — А то тут наркоманы какие-то лазили, всё меня за глюк принимали. Выловят — и бросят. Выловят — и бросят... Козлы. А ты, я вижу, хороший человек. Так что три желания твоих — по-любому!

«Белка!» — Федя покачнулся и сел на холодные булыжники.

— Домой хочу, — грустно проскулил он, прикладывая бутылку к пылающей голове.

— Нема проблем, брателла. Или я не джинн. Оп!

— Ик! — сказал в ответ Федя. Он собирался вдобавок еще и наблевать, даже вытянул шею, чтоб не запачкаться, но обо что-то сильно треснулся головой и вдруг понял, что сидит перед холодильником. У себя дома. На белой дверце красовалась вмятина.

— Ты заходи, если чо, — сказало лицо и спряталось в бутылку. Но Федя уже его не слышал — с ревом оторвав у холодильника дверцу, он сгреб лапищей и вылакал ближайшие к нему шесть пивных бутылок, срывая крышки крепкими зубами. Минут десять кухню сотрясала громоподобная отрыжка. А еще через полчаса жизненный тонус окончательно вошел в норму, и счастливый Федя поехал на работу.

Первым, кого он встретил, был мерзавец Козолупов с перекошенной похмельем рожей.

— О, молодой! — обрадовался он. — Ну ты и нажрался вчера! Рыгал так, что даже девочки убежали, я их еле нагнал. Ну-ка, сгоняй за пивом, штраф с тебя!

Федя молча удалился в свою конуру и стал греметь там клавиатурой.

Помаявшись с полчаса, Козолупов ушел за пивом сам, и атмосфера в помещении несколько разрядилась. Федя воспрянул духом.

— Врет, скотина… — подумал он. — Подначивает! Если я б и правду рыгал, откуда тогда какашке взяться?

Успокоившись, он принялся верстать телепрограмму.

За стеной в это время громко обсуждались последние новости, которые как раз шли по телеку. Бабы без перебоя орали и хохотали, обсасывая, кого из аппаратчиков сняли с должности на этот раз. Видать, все эти фигуры крепко им досадили, потому как после каждой произнесенной фамилии раздавался чуть ли не шквал аплодисментов. Когда же обсуждать стало уже некого, принялись мечтать: а что, если бы сняли такого-то мэра или сякого губернатора… а то и, — чем черт не шутит — министра какого-нибудь…

— Вот это был бы материал! — мучительно говорила Леночка, молодая репортерша с задницей сикстинской мадонны, и грызла карандаш.

— Ну, а чем тебе наш мэр не материал? С него и пиши, — говорил карикатурист Пуздилов.

— Не то… мелковата фигура, — она морщила носик и едва не плакала.

Эта Леночка вчера весь вечер так заразительно смеялась между водкой и пожиранием пирожных, что Федя теперь без боли не мог на неё смотреть. Его бы воля, он этой мадонне, конечно, так заправил бы, что все пирожные обратно вылетели. Это Федя умел. Однако претворить план в действие мешало смутное и постыдное чувство субординации. Потому что, хоть она и носила на пальце кольцо, все же постоянные Леночкины визиты к начальству, после которых у неё неестественно блестели глаза, не могли не внушить Феде определенных подозрений — мрачных и неутешительных, по большей части рисующих современных женщин обнаглевшими нимфоманками с уклоном в карьеризм.

Се ля ви, как сказали бы французы.



Он и дальше бы слушал треп сослуживцев, но к обеду гормоны так разыгрались, что Федя окончательно потерял голову. Дождавшись момента, когда сослуживцы удалились в курилку, он подошел к Леночкиному столу и для затравки ляпнул:

— Сенсации всё ищешь…

Леночка в это время занималась другим – красила губы – но ответила неожиданно томно и в тон:

— Ищу, ищу. У тебя лишней не завалялось? Беру исключительно эксклюзивами…

Она хохотнула.

— А что, если и так, — засмущался Федя. — Чего за это получу?

Леночка захлопнула косметичку и, серьезно поглядев ему в глаза, сказала:

— Да что угодно.

— Во, — обрадовался Федя, — тогда заказывай. Чего тебе – катастрофу? Теракт? Снежного человека?

— Так и знала, что шутками всё закончится, — фыркнула Леночка, вставая. — Всё, я в столовку…

Федя нагнал её уже на лестнице и в волнении раздувая ноздри, пропыхтел:

— Я так понял, министра тебе для репортажа мало… А вот хочешь… хочешь… этот старый козел со своего места полетит!? — он ткнул пальцем куда-то вверх.

— Кто? — Удивилась Леночка, останавливаясь между пролетами. — Президент, что ли?

— Ну! Он самый. — Федя в возбуждении взбрыкнул ногами.

— Вот дурак, — Леночка постучала его по лбу. — Запомни: этот никогда не полетит…

— А вот и полетит! — голос Феди зазвенел от обиды. — Хочешь? Вот хочешь?! Или нет — спорим?!

— На что?

— На… на… на секс, — голос Феди вдруг сел.

— Ух ты какой скорый, — Леночка достала длинную сигарету и закурила, – А разве можно замужней женщине такое предлагать?

— Не знаю, — смутился, краснея, Федя. — Понравилась ты мне.

— Мало ли кому я нравлюсь… — несколько высокомерно обронила Леночка. — Ладно, спор приняла. Только ты дурак полный, и мне твой секс не нужен. Если проиграешь — триста баксов на бочку. И всё. А срок — неделя. Идет?

— Идет! Только зачем неделя? Сегодня же всё случится! — брякнул Федя, сжимаясь от радости.

— Нет, неделя. Чтоб ты успел деньги собрать. И не говори, что я тебя не предупреждала.

Покачав головой и как бы говоря: «вот идиот!» — Леночка ушла вниз по лестнице.