Всю свою жизнь я влюблялся, причём по-взрослому, аж с детского сада. Всех девчонок, которых я любил, помню до сих пор. Конечно, лица и сиськожопы уже стерлись из памяти - так, приятные образные размытости. Но само состояние влюбленности и интригу, так сказать, отношений помню очень хорошо, как будто всё случилось вчера.

Первой девочкой, оставившей глубокий шрам в моём чувствительном сердце, была Оля Воробьёва из подготовительной группы детского сада. Кровати наши разделял проход с тумбочкой, и во время тихого часа я за ней постоянно подглядывал из-под одеяла. Однажды, в ответ на моё чистосердечное признание в любви, она заявила, что у неё уже сформирован любимый «топ - десять», и что я в него даже кончиком залупы не попадаю, но, мол, не всё ещё потеряно: топ этот плавающий, и если я подарю ей колечко, то есть у меня возможность попасть в круг её избранников. Первую тройку она любит, остальные семь в категории «нравятся», так что, мол, давай кольцо и вливайся. Да не вопрос! Тем же вечером спиздил у бабушки кольцо, пиздатое, с красным камушком. Утром весь такой радостный, предвкушающий удивительное развитие высоких отношений, задарил. Помню, как обалдели две её подружки, присутствующие при этом торжественном моменте, сразу стали просить «зазырить» и пускать слюни.

Во время тихого часа, Оля, точно еврей-ювелир в сраном ломбарде, долго и придирчиво разглядывала колечко, а потом сунула его под подушку, подняла своё одеяло, приспустила трусы и тихо прошептала «смотри быстрей». Бля! Оля! На хуя ж ты это сделала? Я ужасно расстроился, испугался и залез с головой под одеяло. «Теперь твоя очередь показывать» - услышал я нетерпеливый шепот своей возлюбленной, от чего испугался ещё больше, обозвал её дурой и больше с ней не общался. Всё лето приходил в себя, до самой школы…

В школе я продолжил искать свою любовь, а во втором классе уже начал хуярить стихи. Писал я какую-то трогательную поебень «к Наташе», «к Светлане», «к Татьяне», «к Марине» и т.д. Девчонкам это охуительно нравилось, мы начинали дружить, а потом происходила какая-нить ссора, меня посылали на хуй, и я дарил им всем на прощание басни, не знаю почему, но была у меня такая ебанутая традиция. В басне, я обычно выступал этаким ахуическим фруктом, деревом или животным, которого тупая недальновидная дура меняла на абсолютно бесполезную хуёвину. «Хуёвина» её потом обманывала и подставляла, а дура жалела, плакала и чудовищно страдала, в то время как ахуический фрукт (дерево или животное) посмеивался в сторонке и подпёздывал чё-нить обидное. Ещё помню как в пятом классе одна девочка обозвала меня «ёбанным Крыловым» и я пизданул её ранцем, а потом пришла её мама и пизданула мне.

Кароче, к восьмому классу, каждая боле менее симпатичная девчонка имела от меня пару-тройку любовных стихотворений и одну хитромудрую басню «напоследок». Ловить было уже нечего и приходилось тупо дрочить на училку по литературе. Ахуительная была женщина, молоденькая такая, только что закончила институт, но это всё лирика, а поебаться то по-настоящему очень хотелось. Тем более что на переменах постоянно рассказывались истории про то, как «уехали родоки на дачу, а мы с ней короче всю ночь ебались, покурим и опять ебёмся, покурим и опять, ну короче восемь палок как с куста закинул». Иногда количество палок доходило до двадцати за ночь, и благодарные слушатели с пониманием затягивались явой явской и с напускным безразличием просили подробностей.

Так бы я и закончил школу девственным дрочером, если бы не Лена Малышева. Она перевелась к нам из другой школы в третьей четверти. Это был пиздец. Лена немного опоздала на урок и сразу же устремилась на заднюю парту. Бля! Как в каком-то зарубежном фильме, помните, когда показывают ахуенно-красивую героиню, всё замедляется, и она такая под музыку плывет и волосами хуярит в разные стороны? И вот, со мной произошла такая же хуйня, мы встретились взглядами, и я понял, что в этот раз наконец-то поебусь. Время на самом деле остановилось! Все одноклассники жадно впились своими прыщавыми ебальниками в её сочную грудь. Она была скороспелкой с наглыми блядскими глазами, учительница по русскому языку рядом с ней показалась мне маленьким серым недомерком.

На всех уроках Лена сидела на задней парте, нюхала какую-то гадость из баночки, и к середине урока начинала смеяться. А когда её просили выйти к доске и рассказать, «что такое смешное она знает, давай-ка, мы тоже посмеёмся», она смеялась ещё больше, собирала вещи в сумку и, похотливо виляя бедрами, выходила из класса. И долго ещё из коридора раздавался её радостный беззаботный смех.

Я помню каждую деталь, всё до мельчайших подробностей. Я вообще всё ахуенно помню, так что это околонаучный пиздёж про то, что алкоголики не помнят ни хуя. И про печень, скорее всего, тоже пиздёж. Ну, увеличена она малость, но так это ж нормально. Каждый орган имеет способность настраиваться под своего хозяина. Печень увеличивается не просто так, а чтобы выдерживать новые нагрузки, и не надо паники! Заболела – остановись, дай ей передохнуть день, ну максимум два. Для восстановления отлично подойдут настойки из цикория или корня калгана.

Ясное дело, если с утра до вечера ебашить какой-нить денатурат или ракетное топливо, последствия могут быть непредсказуемы, хотя и это ещё не факт. Вон по телеку показывали одного долбаёба, в книгу рекордов Гиннеса попал, так он лет пять жрал гвозди и запивал всё это антифризом. Умер? Да, блядь, умер! Но никто ж не сказал, от чего. Может его эти гинессовцы сами и заколбасили, чтобы премию не выплачивать.

Самое главное – закусывать! Не запивать, а именно закусывать. Ибо как гласит народная мудрость «кто запивает, тот закусывает собственной печенью»!

udaff.com