Наташка начала меня дёргать ещё с вечера: "Завтра надо встать пораньше. Вдруг пробки? Вдруг машина сломается? Вспомни, сколько раз наша старушка-Аструшка кипела? А тогда аккумулятор сел завести не могли и ещё родителям Кильку с утра отвезти Борис же не может ждать у него каждая минута на счету…"

Скрипел зубами, но молчал.

Как же - Борис! Брат жены, гордость их семьи, без пяти миллионов олигарх оказывает такую честь: сами, собственноручно-с соизволят отвезти нас к себе на семейное торжество! Что ж я - бесчувственная свинья, которая не ценит?

Ценю, ценю, моя дивчина, моё серденько, успокойся.

Приехали чуть не за полтора часа, поставили наш "Опелёк" на маленькой дорожке набережной Шевченко, у парикмахерской с непонятно как сохранившейся советского стиля наивной неоновой вывеской, гуляем.

Догуляли до моста, зашли в " Европейский".
- Ты знаешь, - Наташка округлила глаза и перешла на шёпот, - Борис рассказывал про владельцев " Европейского" - это же ж владельцы Черкизовского рынка и торговый центр "Москва" тоже их, и гостиницу "Украина" они купили…( ненавижу эти восхищённые бабьи причитания о чужих деньгах!).
…Так Борису рассказывал его знакомый, владелец строительной фирмы, который здесь работал, что они заставляли под графиком работ подписываться: "Штраф - миллион", а если кто отказывался - в подвале избивали! И бандиты, которые…
- Что-то не больно это помогло, - показал я на криво уложенную половую плитку, на там и сям зияющие дыры в отделке.
- Это мелочи, а как… Ой, смотри: вареньице! Надо же - как домашнее!
Я посмотрел - на витрине магазинчика "Чай энд кофе" стояли пузатенькие баночки с вареньем. Лохматый шпагат стягивал крышечки из провощённой бумаги с расходящимися гофрированными уголками. Я вспомнил нашу Кильку в младших классах - так же топорщились наглаженные складки её юбочки.
Абрикос, крыжовник, вишня, земляника.
Как у бабушки, даже баночки из тёмного стекла стилизованные, только цены несладкие - 280 рублей. Как бы сказала моя бабушка: " Это для тех, у кого деньги на огороде растут".

Запел мобильный. Как обещал - позвонил ровно за десять минут.
Мы вышли на Дорогомиловскую, встали у бордюра, высматривая серебристую машину Бориса.
Зря старались - он подкатил на новеньком вишнёвом "Кайенне", приспустил стекло, махнул рукой, чтоб мы садились на заднее сиденье.
- Привет! - сказал Борис.
- Добрый день, - сказал я.
Уверен, что своим "Привет!" я только увеличил бы беспощадную дистанцию между миллионером и доцентом кафедры сравнительной лингвистики. В общении с Борисом я выстраивал вежливые безличные конструкции, позволяющие обходиться без "ты" и "Вы".
- Наверно, расстрою, но там, на задней двери длинная царапина.
- Да знаю, - скривился Борис. - Откуда взялась - непонятно. Да ладно, АвтоКаско всё покрывает, в среду Юра отгонит на сервис, сделают.
- Борь, а кстати - где Юра? Ты сам за рулём?! Ты же всегда с водителем! Ну, ты даёшь! И без охраны! - затараторила Наташка. Якобы по-свойски, запросто.
- Да вот - купил себе игрушку, - хмыкнул Борис, - хочется самому порулить. Суббота, машин мало.
- Такая красивая! Это ведь джип? Да, Борь - это джип?…
Я не знал, куда спрятать глаза от стыда за жену. И за себя. Что нет у меня ставосьмидесятитысячного "Кайенна Турбо S" и, видимо, никогда не будет. Даже если защищу докторскую, даже если…
Нет, даже упрощённого варианта " Кайенн S" не будет. Чёрно-жёлто-красная эмблема на руле - наверно, только эта эмблема с лошадкой стоит дороже всей нашей "аструшки". Это уж не говоря про запах мягкой кожи и дорогой обивки в салоне - тысяч на десять сразу.

Надо признать, вёл машину Борис уверенно, без резких рывков и торможений -покручивая одной рукой навороченный руль с крупной треугольной сердцевиной, он протиснулся через кашу у моста, развернулся под ним и полетел обратно, в сторону области.
- Ух ты, от скорости аж в сиденье вжимает, - опять залепетала Наташка, - как на самолёте.
- Угу, - кивнул Борис, постукивая пальцами по баранке в такт музыке. Блюз играл тихо, но звук был насыщенным, выпуклым и чётким, как в концертном зале.

Я подумал: "А ведь он за нами заехал, чтобы наша драная "Астра" не светила у него на стоянке среди красавцев "Кайеннов", "Мерседесов" и "Лексусов"! И шофёра не послал - все шофёры - сплетники.
Он нас стесняется, а не пригласить не может, родители настояли, всё-таки семейный праздник, сыну шестнадцать лет…", - и без того высокая температура стыда за лебезящую жену (и за себя), резко подскочила вверх.
Стыд за пятилетней давности галстук, повязанный немодным узлом, за лучший брючный костюм Натальи из магазина "Фамилия", за наш жалкий подарок. Борис, наверно, специально инструктировал сына вежливо благодарить, не кривиться. Потом, мол, выбросишь!
- Борь, а почему ты не все стёкла затонировал? - спросила Наташка.
- А так уже в комплектации было. Всех устроило. Моим нравится сидеть сзади в невидимости, а меня искажённый цвет раздражает. Глаза устают от тонировки, - ответил Борис.
- Всё-таки красиво на Кутузовском! Дома такие…Впечатляют! Наверно, здесь квартиры шикарные - да, Борь?
- Как раз нет. Здесь такой шум днём и ночью, даже пакеты со специальной плёнкой не помогают. Кто мог - уехал, покупают приезжие в основном, для понта. Сдаётся очень много. Вон там впереди, на той стороне - видите тридцать пятый дом? - это дом трансвеститов. Там несколько квартир трансы снимают.
- Кто? В смысле? Как-кие трансы?
- Так-кие трансы. Мужчины-проститутки в женской одежде. Ну - знаешь, как говорят: "Педерасты - они грустные, а трансы - весёлы-ые!"
- А откуда ты зна…? - спросила Наташка и, перепугавшись своего вторжения в интимную жизнь олигархов, прикусила губу.
- Да рассказывали в компании где-то…Чисто абстрактное знание.
Ребята, я сейчас минут на десять выскочу - хорошо? Здесь по поводу магазинчика одного разговор шёл, хочу посмотреть на него, пока время есть.

Борис припарковался, заглушил двигатель и закрыл машину снаружи - упали собачки центрального замка. Музыка продолжала играть. Армстронг рычал со всех сторон и ниоткуда - я стал считать динамики, на десяти сбился, начал снова.

Перед автомобилем остановился плечистый черноволосый парень и, аккуратно постучав пальцем по правой передней двери, с вежливой улыбкой что-то спросил.

- Лёш, он что-то говорит, - заёрзала Наташка.
- Сиди спокойно, - сказал я, - что ж ты, не читала про барсеточников никогда?

Парень разводил руками, смущённо улыбался и продолжал говорить, хлопая длинными, почти девичьими ресницами. Я приблизил голову к стеклу, прислушался.
Ничего непонятно.
Вежливый парень волновался, крутил кистями рук, показывал себе под ноги, на лицо, поднимал извиняющиеся миндалевидные глаза наверх…
Дверь водителя распахнулась, и на сиденье запрыгнул низенький кавказец. Он перегнулся назад между сиденьями и, направив на меня пистолет, прохрипел:
- Открой ему дверь, быстро!! Быстро, я сказал!! Застрелю сейчас, сука!! Ну!!
Я заскрёб пальцами по обивке двери, не отводя глаз от