− Заладили, Пушкин, Пушкин, Пушкин, Пушкин... Да пошел он на хуй, этот ваш Пушкин!
− Точно!
− Сколько блядь себя помню, все меня тычут этим Пушкиным сраным.
− Верно!
− Пушкин то, Пушкин се, управдом краны чинить отказывается, потому что денег блядь нет, просишь починить по-хорошему, а он тебе, Пушкин что ли денег даст, в дверь куда-то войдешь без стука, а тебе — Пушкин стучать будет...
− Верно!
− Да меня еще в школе заебали этим блядь Пушкиным! Господи, эта училка сраная, ну, по-русскому, она меня затрахала в свое время им, вечно она приговаривала, что Пушкин это наше все... какое «наше»? Это ИХ все!
− Кого их? Училки по-русскому?
− Русских, кретин!
− А, понятно!
− Понятно ему! Эти блядь русские заебали всех блядь своим Пушкиным, хотя он вовсе не был русским.
− А кем он был?
− Ты что, совсем тупой?
− У нас не было уроков русского языка и литературы, я же младше тебя, это у вас они были. С каких хренов я должен Сам что-то читать об этом блядь Пушкине сраном?
− Ладно, рассказываю. Пушкин был негр.
− Настоящий?
− Стопроцентный. Как мы с тобой румыны, так и он негр.
− Значит, настоящий негр.
− Стопроцентный, я тебе говорю. Они его с дерева сняли.
− А кто же за него писал эти...
− Стихи? Да у него говно, а не стихи. Конек блядь Горбунек, про деда еще какого-то с длинной бородой, про дядю еще, про то, как этот негр кого-то встретил и у него все из башки вылетело, еще хрень какая-то. Руские говорят, будто бы он великий поэт, а он говно, и никому, кроме самих русских, на хуй не нужен! Но, почему-то, его сраный памятник у нас в румынском городе Кишиневе, а не у них, в их сраной Москве.
− Разве в Москве нет памятника Пушкину?
− Ты, блядь, его там видел?
− Нет. Но мы строили дом в Бутово, а там я вообще памятников не видел.
− Ну так в Москве и нет памятников!
− Ни одного?!
− Ты блядь хоть один видел?
− Нет, но я же жил в Бутово!
− Ты жил в строительном блядь вагончике, куда тебя, кстати, посадили русские.
− Точно! Ну то есть как... наш прораб, ну, который кинул нас с деньгами, он был молдаванин.
− Он им только назвался. А на самом деле был русский.
− Он говорил по-румынски.
− Значит, выучил по-скорому. Вот видишь на что только не пойдет русский, чтобы наебать молдаван!
− Точно... ты открыл мне глаза...
− Ни одного памятника на всю Москву, говорю тебе. Это же блядь народ дикарей.
− Поразительно... А у нас, в нашем маленьком солнечном Кишиневе, памятников с тридцать наберется.
− Да, Петрика, ты прав, и памятников кому?! Великим! Титанам! Людям, известным всему миру. Гога, миронеску, виеру, луческу, мандыкану, дойна и алдя теодоровичь, петреску... Мировая Элита! Это тебе не всякая хуйня типа Пушкина сраного, о котором знают только русские, да медведи, которых они по пьяни потрахивают!
− Вот уроды!
− Вот уроды!
Собеседники остановились, чтобы передохнуть. В вечернем Кишиневе пахло поздней весной. Жара в городе наступила, как всегда, внезапно. Поэтому парни, одетые еще по ранне-весеннему сезону, вспотели. На старшем, Иване Украинском, была теплая куртка, перчатки, и свитер с горлом, поднятым до середины лица. Младший, Петрика, был в строительной куртке с множеством карманов, военных штанах, и берцах. Иван нес стремянку, а Петрика — три ведерка с краской и кисти. Выглядели они как два маляра, что было само по себе удивительно — все маляры, штукатуры, и вообще строители, давно уже уехали в Россиию. Строить в Москве дома, и красить заборы этим диким русским, живущим в городе без памятников. Ивану было тридцать пять лет, он работал программистом, был патриотом Молдовы, и ужасно переживал из-за своих имени и фамилии. Как и все молдавские патриоты с русскими фамилиями, он искупал свою вину тем, что писал на местных форумах в интернете «русские пропили мозги, бухаха», но этого было недостаточно. Поэтому Иван и предложил своему младшему школьному приятелю, Петрике Кройтору, совершить подвиг...
− Давай раскрасим бюст этого сраного Пушкина, который до сих пор почему-то в Кишиневе стоит, в цвета румынского флага, - сказал он.
− Зачем? - спросил туповатый Петрика.
− Чтобы показать этим русским сраным, что Кишинев это румынский город, - сказал Иван.
− Настоящий европейский чистый город, а не какой-нибудь сраный грязный Нижний Тагил, - сказал Иван, споткнулся в выбоине асфальта, которую не разглядел из-за отсутствия уличного освещения, и упав, ткнулся рукой в собачье говно.
− Вот суки блядь, - сказал он, вставая с помощью друга, - все засрали своими русскими блядь собаками...
− Да, полно русских, развелось их тут, - сказал Петрика. - Полный Кишинев русских...
− Их тут нет! - сурово поправил его Иван.
− Верно, - сказал запутавшийся Петрика. - Но откуда тогда здесь собачье говно?
− Они во всем виноваты, но они есть, только когда они виноваты, - сказал Иван.
− Собаки или русские? - спросил Петрика.
− Это одно и то же, - угрюмо ответил Иван.
Парни перекурили и зашли в центральный парк города. Где-то там, посреди клумб и газонов, возвышался бюст ничего не подозревавшего и заебавшего молдаванина Ивана негра Пушина.
− Может, просто поссым на него, да и все? - негромко спросил Петрика, когда друзья подошли к бюсту.
− Да ему наплевать на это, он же бронзовый, - ответил Иван.
Парни стали расставлять стремянку. В парке никого не было, потому что прогуливаться в нем после шести вечера было довольно опасно. Шалили бандиты. Тех, кто улизнул от бандитов, добивала полиция. Но Петрика и Иван сделали себе фальшивые удостоверения работников городского хозяйства и рассчитывали отбиться и от одних и от других. Иван поглядел на Пушкина оценивающе, сплюнул, и полез на стремянку. Начал он с красной краски и прически. Работа шла споро. Классик глядел на Украинца с удивлением. Да пошел ты, Пушкин сраный...
− Иван, - негромко окликнул его Петрика.
− Что, Петрика? - спросил Иван.
− Я нахо... - начал было Петрика, но замолк.
Иван обернулся, балансируя, и увидел человека в полицейской форме, который надевал наручники на бесформенно сложившегося на траве Петрику. Полез в карман за удостоверением, и хотел было соврать насчет плановых работ, но полетел на землю. Это легавый выбил ударом ноги стремянку из-под Ивана.
Последнее что увидел Иван перед тем как отключился - бюст Пушкина злорадно подмигнул...
ххх
Первое, что увидел Иван, когда открыл глаза — Петрику без штанов и полицейского без штанов...
− Паритет, - подумал Иван.
Но полицейский был в более выгодном положении. Они с Петрикой любили друг друга. Это мягко говоря. По правде, полицейский трахал Петрику, привязанного к столу. На лице у Петрики была, почему-то, маска Бетмена, и во рту торчал большой черный шар. Это чтобы не орал, догадался Иван и хотел было закричать. Увы, такой же шар торчал во рту и у него. Надеюсь, подумал Иван, - лихорадочно