на ебло. После чего матрас ещё раз тряхнуло, я подлетела, впечаталась рожей в стенку, почти к ней приклеилась, и сползла на пол.
Зачерпнув с глаз две горсти липких соплей, я обрела слабое зрение, и увидела Ромин баобаб, который продолжал фонтанировать в потолок, а потом самого Рому, который конвульсивно дёргался на матрасе, и стонал:
- Ты это видела? Тебе понравилось, детка?
Я вздрогнула, и ответила:
- Тебе пиздец, дрочер…
Я царапала Рому ногтями, я кусала его за баобаб, я вытирала своё лицо о Ромины волосы, и громко ругалась матом:
- Сука! Мудак! Долбоёб! Я тебе твой хуй в жопу засуну, чтоб, бля, голова не шаталась! Уродины кусок!
На мои вопли прибежал Петя-лодочник, накинул на меня одеяло, схватил в охапку, и отволок в душ.
- Петя! – кричала я в одеяле. – Петя! Этот пидор кончил мне на голову, пока я спала! Я убью его!!!
- Убьёшь. – Спокойно отвечал музыкант Петя. – Убьёшь. Но потом. Утром. И подальше от моего дома, пожалуйста.
Рому я так и не убила. Он съебался ещё до того, как я вылезла из душа, где извела на свою голову литр шампуня. Рома съебался из моей жизни навсегда.
Из жизни. Но не из памяти.
И когда я стану старой бабкой, а это будет уже скоро, я буду сидеть в ссаном кресле под оранжевым торшером, и думать о хуях. Как минимум о двух.
О пипетке и о баобабе.

udaff.com