Со злостью натянул штаны на сраную жопу, полез во внутренний карман за сигаретой, но понял, что опять измазал одежду в гавне. Снова заорав «Сука!», Антон с размаху пизданул по стене сортира так, что тот зашатался.

Нужно было найти какой-то длинный предмет. И на улице, к счастью, нашлась большая сухая ветка, с помощью которой, Антон все-таки зацепился за ремешок чехла и извлек на свет божий трезвонящий телефон. Антон решил не отвечать на звонок, боясь испачкаться, хотя это было несколько наивно. Он вознес ветку с телефоном над собой и пошел к бане. Пройдя десять метров, он зачем-то остановился, приспустил штаны и поковылял дальше. Он увидел баню, в светящемся дверном проеме которой, стояла Нюра, в накинутой на плечи шубе. Нюра издалека, в лунном свете увидела как какое-то уйобище на полусогнутых ногах, с какой-то сверкающей хуйней на ветке быстро приближалось к бане. Она взвизгнула и спряталась за дверью. Антон снова выругался. Вдруг сзади послышалось: «Эй, чертило!». Он развернулсо было штобы паслать нахуй каво-то, но на бошку апустилась какая-то тижолая хуйерга. Антон упал на снег без чувств, не выпуская из рук ветки.
****
Новый Гот мы атметили ахуенно, йесли даже не скозать савсем песдато. В нашых йебенях нихуя так абычно не бывает. Абычно хуйня всякая бывает. Вроде, блять, этово, блять… Этово, сцука, как ево бишь, суку… Вроде дифолта… или дифтерии… или вроде дифицыта… Месный ларёк кароче, канешно пад Новый Гот всяково бухла завозит дахуя, но ево всиравно никагда не хватаит.

А в этат раз с района прийехал Виталег. Он единцтвенный из нас, кому удалось вырвацца в район и устроицца на нармальную работу. Ромка и йа паначалу тоже в район йездили. Учиццо. Ну нахуя нам, вапще учицца, кагда блять, каров пасти я так умею, без асобай граматнасти. Я, бля, чо? Каровам газеты читать буду штоле? Или, сцуко, книжки? Про красную шапачку. Да если хатите знать, каровы вапще плохо на красный цвет риагируют! Ну, вапще не каровы, а быки, но это похую. Да и каровам похую просвещение, вапще… Кароче, чо?.. Кароче, Виталег привез адну нармальную тему с района. Таджыки, с каторыми он работает на стройке, ево адной заибатой хуйне научили.

Бирёшь, кароче, в аптеке тоблетку от головы. «Триган» называется. Перемалываешь ево, кароче, в трипиздень. Патом бадяжышь лидяной вадой и працежываешь через ватку, ну или через платок можна, йесли не сапливый савсем. Это, Виталег говорит, штоп працетомол какой-то убрать, а то печени пиздец придет быстрей, чем кролики у бабы Таи ебуцца. Ну и хуячишь залпом эту бадягу.

Вот этот триган стоит всево питнацать рублей за десять штук. А у Виталека зарплата нихуйовая, я вам скажу. Он этово тригана может накупить яибу сколько! Ведь если поделить евойные почти шесть штук на питнацать рублей, это ж выходит бля, целых сто… нет, двести паходу… Или… кароче дахуя – сторчацца можно. Такая у Виталега зарплата. Он нам этого тригана десять пластин притащил из района. Ну, мы по одной и выпили, а Виталег еще и в рот пять таблеток запихнул. Говорит, доза уже такая. Водкой отполировацца едва успели, как к нам пришол Новый Гот и ахуенный приход.

Ромку, видать из-за слабово организма, прибило сразу. Он стал какие-то умняки задвигать, за жызнь после смерти и ацких чорных бигимотиков, каторые пиздят душы грешников сваими малинькими чорными капытцами. Виталег тупил слегка, но потом понял про каких бигимотиков гаварит Ромик. «Я их, бля», - базарит, - «ищо в районе батинками па гарбу хуйачил, штобы не беспредельничали. Только они инагда синие были, а инагда жолтые… со стремными фанариками». Мне фся эта жывность была похую, я справлял Новый Гот. Пел песни, водил хороводы и читал стехи Деду Марозу. Потом эта хуйня надоела, и я пошел смотреть свой внутренний мир. Но пацаны строго решыли, кароче, бигимотиков пойти пиздить, иначе они украдут Новый Гот и не дадут Медведову выступить перед согражданами.

А Медведов, это же, бля, святое. Ну, кароче, мы пашли. Я взял тапор и вилку. Мало ли каково они там размера, может и вилкой придецца атбивацца. Ромик тоже хотел взять тапор, но на нево не хватило, остались там шняги разные вроде митлы или ящега, но Ромик брать не стал. Нуивонахуй, говорит, стремно. Бигимотики засмийут.

Луна светила зловеще, нах. Нужно было выбирать, идти через кладбище или через турбазу. Решыли, што на клатбище под Новый Гот палюбасу трупаки повылазили и свой стремный бухач затеяли. А вот на турбазе скарей всиво нет. Да стопудов нет! Кто, бля, там на турбазе трупаков закапывать бы стал? Ну кароче идем, бля, ачькуем. И тут хуйак! – бигимотик. Бля, прям такой как Виталег рассказывал. Чорный, сгорбленный, маленький и со стремным фанариком на ужосающей чорной ветке. Идет, сцука, пакачиваееца. Паходу думает, как нармальным пацанам Новый Гот абасрать и телеобращение к согражданам сорвать.

Я думаю, щас как падайду, как гаркну ему в рыло чо-нибуть нащот Африки, и штоп он туда уйобывал, а не нармальным пацанам кайфы ломал, а Ромик чото раз, так. Хуйак, топор у меня атобрал и с криком типа: «Волюнтаризм не прайдет!», апустил его на бошку чюдовищя. То сразу осело наземь и издало ацкий бигимотный придсмертный хриб. Абрадованные, што так вот лихко спасли Новый Гот на планете, маи друзьйа принялись разбирацца в устройстве злобново монстра. А паскольку мне фся эта фауна глубако дапезды, я ж не Драздов нах, я прадолжыл фстречу Новава Года. Стал катать колобки и строить снежную бабу.

Виталег разбирал трафеи. Стянув с ветки ацкий фонарь, он с удивлением праизнес: «Бля, йа внотуре на районе слышал пра серые мабилы, но никагда не видел!». Ромик не понял: «А чо за серые?». «Да я раньше и сам не врубался, а щас панимаю, серая мабила – та на каторую серют, а патом ходят вот так», - тут Виталег согнулся три пизды, отклянчил жопу и воздел руки вверх.

А ко мне уже фтарой раз за этат вечер пришол детмарос. «Стихи, сука, давай читай», - сказал, и хищно так улыбнулся, што я нивольно западозрил ево в бигимоцтве. Я знал только Пушкина, и то понаслышке. Но триган давал валшебный иффект, и я лихко фспомнил строки из децтва:

Здравствуй княсь ты мой пездатый
Хуле ты как лось сохатый
Ходишь в шерсти, на рогах.
Бля тебе б побрицца нах

Жопу мыть и яйца тоже
Грясь почистить, што на роже
Што бля йоптваю за княсь
Коли на йебале грясь?

Ветер ветер ты – еблан
Улетай в Афганистан
Здесь пездато, но, увы,
Нет ни мака, ни травы.

Рыба по морю гуляет
Рыбный траулер гоняет
Он летит себе в волнах
Пизданутый сцуко нах.

Детмарос праникнавенна слушал стихи и гладил миня по галовке. Расстрогался, дескать вот бля, нармальный пацан растет, не то што в гораде, уйобища бизграматные. И в падарок за стихи дал мне царь-дивитсу. Царь-дивитса выглядывала из двери бани, адетая в раскошные миха, призывно кричала мне и махала руками. Так как снигавик был пачти гатов, я решыл атвлечься и пашол принимать свой навагодний падарок. В бане царь-девитса сйеблась пачиму-то в угол и ебацца атказывалась. Я ей, дескать, фсио нармально, расслапься, детмарос разрешыл, я свой, мине можно.