был тихий дедушка-импотент, который разделял бабушкину любовь к клизмам, и секс его совершенно не интересовал. А ещё пожилая супружеская чета очень любила Мента, и не любила меня.
Мента любили за его здоровый цвет лица, и жалели как инвалида, а меня не любили за нездоровый цвет лица, и за то, что я не делаю Менту клизмы с лимоном. И теперь Мента любят только как инвалида. Потому что кожа у него без клизм стала очень нехорошей.
Периодически Мент оставался на пару дней у бабушки, где она энергично чистила ему печень и толстый кишечник, и возвращался он оттуда розовым, пахнущим цитрусом, и с хуем наперевес.
В те дни, когда Мент проходил сеансы гидроколонотерапии у бабушки, я наслаждалась жизнью, и обильно смазывала свои гениталии антисептическим кремом «Спасатель». Пахло не очень, конечно, но некроз отступал.
В очередной раз вернувшись от бабушки, Мент привычно заперся в туалете, а я смотрела шестую серию «Бригады». И тут зазвонил телефон.
- У аппарата. – Сказала я в трубку.
- Где Дима? – Не размениваясь на китайские церемонии спросила меня ментовская бабушка.
- В туалете. – Ответила я, и прибавила звук в телевизоре, потому что Мент снова стал звать бабулю.
- Он в туалете, Коля! – Трагично закричала бабушка куда-то в сторону. Видимо, дедушке. – Он в туалете! И как он там? – Это она уже мне.
Я пожала плечами:
- Откуда я знаю? Наверное, хорошо.
- Вот! – Загрохотала бабушка голосом майора милиции. – Вот! Ты даже не интересуешься тем, что Дима делает в туалете! Ты не следишь за его кишечником! Шлаки не выводишь вовремя!
Я расслабилась. Разговоры о ментовском кишечнике были у его бабушки излюбленной и единственной темой для разговоров со мной.
- Ты не покупаешь ему кефирчик «Данон» и живые бифидобактерии Актимель! – Продолжала проклинать меня бабушка. – Ты не следишь за его стулом! А стул у Димы должен, запомни, Лида, ДОЛЖЕН быть регулярным и мягким!
Меня даже не тошнило. Я с Ментом второй год уже живу. Наслушалась.
- И тебя не интересует, что произошло сегодня ночью! – Взвизгнула бабушка, а я убавила звук в телевизоре:
- А что произошло сегодня ночью? Если это не связано с Диминым говном – то очень даже интересует.
- Коля! – Взвыла на том конце трубки бабушка. – Коля, она ругается матом! При мне! Она сейчас сказала про Диму ТАКОЕ…
- Вера Павловна. – Мои нервы стали сдавать. – Давайте уже быстрее. Про говно, не про говно, а уже рассказывайте, а то я положу трубку, и скажу Диме, что вы умерли. Он уедет к вам, а я в это время сменю замок в двери. Дима не сможет вернуться, и останется у вас навсегда, приведёт в ваш дом одноногую молдавскую проститутку с сифилисом, и они нарожают вам карликовых правнуков с серыми лицами.
Бабушка всхлипнула, глубоко вздохнула, и начала:
- Сегодня ночью мы с дедушкой не могли уснуть. Дима каждые полчаса бегал в туалет. Мы очень испугались, что у него начался цистит. Я послала дедушку послушать под дверью туалета, как бы это сказать… Звуки.
Я неприлично гыгыкнула. Если бабушка и оскорбилась, то виду не подала, и продолжала:
- И это был не цистит, Лида! – бабушка повысила голос, и я поняла, что она близка к истерике: - У ДИМЫ СЛУЧИЛСЯ ПОНОСИК!!!!!
И тут её понесло…
- Он пукал, Лида! Да-да! Дедушка всё-всё слышал! Дима пукал, и очень страдал! Судя по звукам – а дедушка всё-всё слышал – Диме было мучительно больно! А виновата в этом ты, Лида! Дрянная, дурная, курящая девка! Ты не давала Диме Данончик и лактобактерии, ты не включила в его ежедневный рацион кисломолочные продукты и цельные злаки! У Димы теперь дисбактериоз, а тебе всё равно! Он сейчас мучается и страдает в туалете, а ты смотришь «Бригаду»! Да! Мы с дедушкой всё-всё слышим! Немедленно, слышишь, немедленно сейчас встань, и сходи посмотри какой у Димочки кал! Потом вернёшься, и расскажешь мне. Трубку я класть не буду. Ты всё поняла?
Я вздохнула:
- Всё.
Я отложила в сторону телефонную трубку, полминуты потопала ногами, а потом подняла её снова:
- Всё ужасно, Вера Павловна. У Димы буйный алый понос. С вкраплениями зелёной слизи и корейской морковки. На ощупь – немного жидковат. На вкус – кислый, и рот вяжет. Полагаю, жопа у Димы от него болит нехуйственно. Думаю, это холера. Сейчас он просрётся, выйдет, я сразу помою унитаз с хлоркой, надену резиновые перчатки, упакую в пластиковые мешки Димины шмотки и самого Диму, и отправлю эту бандероль к вам домой. Ибо заебали меня и вы, и ваш Дима, и ваши поносы, и даже лимоны.
До свиданья, Вера Павловна. Ебитесь вы в рот.
Я положила трубку, выдернула телефон из розетки, и постучала в дверь туалета:
- Ты там скоро?
- Скоро. – Прокряхтел Мент. – А что?
- Да дедушка щас твой звонил. Сказал, бабушке чота хуёво стало. Поносит она. То ли лимон был несвеж, то ли с клизмой переборщила, то ли помирает. Ты там это… Съездил бы что ли?
- Бабуля-а-а-а-а-а-а!!! – Раненой птицей забился в туалете Мент, но я так и не поняла: то ли это он кончил, то ли моей историей проникся.
Когда за Ментом захлопнулась входная дверь, я включила в сеть телефон, набрала номер своего папы, подождала несколько секунд, и сказала в трубку:
- Пап, это я. Приходи, я тебе стольник отдам. Выигрыш твой. Ога. Не продержалась я два года. И нечего подъёбывать. Захвати, кстати, инструменты. Личинку в замке менять будем. Да, купила. Да, давно. Пиво? Есть. Всё, жду.
Я наклонилась, выдернула из розетки телефонный шнур, и пошла на кухню доставать из морозилки крабовые палочки, папе под пиво, попутно размышляя о том, какой меня ждёт новый фрик, и куда сажать третьего китайского хряка, который, я не сомневалась, у меня скоро обязательно появится.

udaff.com