ничего такой. Ненамного хуже Вовы. Особенно после того как убрал хуй обратно.
- Так, получается, ты свою Ленку проебал у гардероба? – Я смеялась, и дружески пихала Толика в бок.
- А ты своего Вову где просрала? – Басисто хохотал Толик. – Ничо хоть мужик-то был?
- Не успела рассмотреть. – Призналась я, и доверчиво прижалась к Толику. – Ты ведь отведёшь меня домой к Боряну?

Брата мы обнаружили возле подъезда. Он был зол, и ел сырые сосиски из сопливой вакуумной упаковки. Из окон на пятом этаже неслось знакомое «Путана, путана, путана!»
- Припёрлась! – Заругался Борян, - я весь район на уши поставил, её тут с фонарями ищут, а она хуй знает с кем шляется! Ты где его подцепила, гейша копеечная?
- С предателями не разговариваю. – Я насупилась и попробовала прошмыгнуть в подъезд.
- Куда? – Брат цепко ухватил меня за воротник ворованной шубы. – Я тут битый час стою мёрзну, домой пойти не могу – мне ж твой батя яйца оторвёт, если без тебя вернусь, вон, добрые люди сосисок мне из окна пульнули, а она ебало сплющила – и чешет! Чибиса кто забирать будет, а?
- Да пошёл бы он нахуй, твой Чибис. – Откровенно призналась я. – Нехуй нажираться в синюю сливу, если знаешь, что за твоей сракой охотится пидорас. Я чо, страховая компания что ли? Хрен ли я должна заботится о чибисовой жопе?! Я вообще завтра домой уеду, и ещё лет двадцать тут не появлюсь. Мне твой Чибис похуй совершенно. Пусти меня домой, друг всех пидорасов!
Я оттолкнула брата, и беспрепятственно проникла в подъезд.
При моём появлении в квартире оборвалась звонкая песня тёти, и тревожный сон моего папы. Меня пытались допросить на предмет местонахождения брата Боряна, и поругать на предмет ночного шляния в пятницу по неосвещённой местности, но я жалобно хрюкнула и уснула.
Утро было тяжёлым. Рядом, забывшись тревожным сном, спал брат Борян, сжимая в кулаке огрызок сосиски. Судя по всему, его мучили кошмары.
А меня мучила совесть.
Я встала и пошлёпала на кухню, где обнаружила задумчивого папу.
- Папа, - я села с ним рядом, - у меня есть стойкое чувство, что нам пора ехать домой.
- А у меня есть стойкое чувство, что я вчера пил с пидорасом. – Папа поморщился. – Необъяснимое такое стойкое чувство, которое сильно обостряется при воспоминаниях о вчерашнем уроде в сеточке. Тебе он не показался странным?
Тётю свою я любила. Даже несмотря на «Путану» и жадность до денег. И вламывать её папе было нельзя.
- Никаких пидорасов не было. – Я врала папе прямо в ясные глаза. – Твоя сестра никогда не пригласила бы в дом пидора, даже если у него бабла как у этого Кузьмы. Поехали домой, пап.

… Через два дня мне позвонил Борян и скорбно сказал:
- Мы потеряли Чибиса. Навсегда. Сегодня я его видел. На нём была новая куртка и виноватое ебло. На куртке небрежно висел ценник, а на ебле – глаза человека, познавшего хуй Кузьмы. Я видел цифру на ценнике, и немужскую печаль в его глазах. А виновата в этом ты, Лида. Я кончил.
Трубка запищала короткими гудками, а я заплакала.
Ночами мне снился Кузьма в красном кружевном корсете, и Чибис в трусиках-недельке с надписью Monday. Кузьма растягивал в дьявольской улыбке ярко накрашенный рот, и хлестал Чибиса по щекам кружкой Эсмарха. Чибис смотрел прямо на меня, и в ушах стоял его отчаянный крик: «За что-о-о-о, Лида-а-а-а?!»
Я просыпалась в холодному поту и слезах.
Так прошло страшных семь лет. А потом я встретила Чибиса в Москве.
Он меня подвёз до метро на новенькой Тойоте, похвалился свежим маникюром, и отругал за немодный парфюм. Куртка у него тоже была ничего такая. Без ценника, правда.
Груз вины с меня сразу с грохотом свалился, и с тех пор я вижу в кошмарах только зайчика Шнуфеля. Красные корсеты и клизмы навсегда покинули мои сны.
И зря брат Борян на меня обижается.
Я ж его пацану путёвку в жизнь дала.

udaff.com