моя, - говорил он.
После чего избивал дочь за то, что курвится, а потом трахал, если был не очень пьян. Крики Марии доносились до всех уголков гарнизона, несмотря на то, что окна завешивали одеялами — это был единственный способ остановить тусклый, ползучий свет наступившего полярного дня. Наутро офицер Золотарев шел на службу. Дети ехали в Корзуново на автобусе, а Машка выходила к части, и стояла там у забора. Майор Петров, проходя мимо, выразительно посмотрел на нее и щелкнул пальцем по горлу. Мария, не чуждая удовольствий, кивнула и пошла за ним. В квартире с открытыми окнами — а топили так жарко, что окна были везде и всегда распахнутыми, вот вам и парадоксы позднего СССР, - Мария разделась и мелькнула смуглым телом к кровати. Майор Петров не спеша тоже разделся, залез в постель, потыкался наугад, пока Мария, терпеливо и со вздохом, не направила мужчину куда надо. После этого они, - говоря языком Маши, - немножечко поебались. Потом выпили бутылку водки. Потом майору Петрову снова захотелось поебаться, но Маше уже пора было домой, встречать отца. Так что они условились на следующий день. Постепенно Маша перебралась к Петрову. Отец ее не возражал, потому что в мире реальности оставался все реже. В старые времена майору не миновать бы встречи с милицией. Но в конце 80-хх на такие мелочи не обращали внимания.
− Тут блядь страна гибнет и ее честь, - сплюнул полковник, командующий частью, - а что нам честь какой-то поблядушки? Пускай ее хоть один ебет...
После чего велел раздать офицерам еще патронов, потому что стукач доложил, что солдаты-армяне хотят пойти резать солдат-азербайджанцев. Стукач не обманул. Стороны были остановлены на пороге бойни, и торжественно помирились лишь после клятвенного обещания офицерства выучить их наилучшим образом для войны в Карабахе у себя на родине, которую каждый считал своей.
− Тут мы мирись-мирись, да, - сказали стороны, - а там мочись на смерть!
− А вы нас учить, - сказали стороны.
− Э, да, а! - сказал полковник.
На том и порешили. Так было подписано первое в истории СССР временное перемирие между Арменией и Азербайджаном.

ххх

В начале 1989 года в гарнизон пришел чукча Ясын Мандысын, пропавший из гарнизона в 1987 году. Парня, считавшегося дезертиром, просто отрезало от всего мира во время двухнедельного отпуска домой, на каких-то островах в Охотском море. Только отттуда до материка он добирался полгода. Страна кряхтела и ломалась, документы и деньги не значили уже ничего. Поэтому оставшееся время своего отсутствия чукча Мандысын потратил на то, чтобы автостопом добраться до другого конца страны, Заполярья. Дослуживать.
На дурачка Мандысына приехало посмотреть даже командование морпехов из Печенги.
Они хлопали чукчу по плечу, кряхтели, матерились, пили водку, и говорили, что понимают теперь, почему СССР победил Гитлера. В награду за лояльность армии, которую оплевывали все, кому не лень — в том числе и сама армия, - боец получил две недели отпуска...
Весной 1989 года солдаты гарнизона поймали машину с женами и детьми соседнего гарнизона (сорок километров, тьма кромешная), и трахнули всех, кто там находился, включая водителя. Когда в казарму пришли разбираться офицеры, им указали на то, что мирный договор подписывался с офицерством СВОЕГО гарнизона. Аргументы были сочтены резонными, тем более, что никого не убили, а только изнасиловали.
... Летом 1989 года у майора Петрова появились новые соседи: подполковник артиллерии из Молдавии с усталой издерганной женой и двумя сыновьями. Мальчишки были угрюмыми, и Петров часто видел их за гарнизоном с ружьями. Младший постоянно пялился на Машку, и у Петрова не было уверенности, что это ничем не кончилось. Старший забрался на крышу дома и стрелял в вертолет с браконьерами, стрелявшими по лосям. После этого отец забрал у мальчишек ружья, но потом снова выдал, когда прошел слух о новом возможном бунте солдат.
В гарнизон прекратили подвоз, и всем офицерам был роздан НЗ. Три месяца в гарнизоне стоял хруст: это люди ели сухари вместо хлеба, которого не было. Тогда же майор Петров впервые попробовал рыбную колбасу — колбасу из рыбы с кружочками свиного сала. Офицеры ходили охотиться на зайца с автоматами, но получалось невкусно: много свинца и мало мяса.
Пить приходилось уже не водку, а спирт, да и тот стал дефицитом. Офицеры, бравшие отпуска, возвращались все реже, а если и возвращались, то только для того, чтобы забрать семью, и исчезнуть навсегда. Иногда первой наоборот, уезжала семья. Так было у новых соседей Петрова, пробывших в гарнизоне всего четыре месяца.
Осенью 1989 года майор Петров стал популярен у женщин и мужчин. Произошло это неожиданно, прежде всего, для самого майора. Он чудом выбрался в Печенгу. Там он остановился в местной гостинице при Доме культуры, и пошел в бибиотеку. Просто для того, чтобы погреться, потому что в библиотеке еще топили, а в Доме культуры уже нет. Там он увидел странное существо: мужчины с бородой, но в женском платье. Как объяснила майору Петрову библиотекарша, это местная знаменитость. Бедняжка родилась — ну, или родился, - гермафродитом.
− Э? - спросил майор, который давно уже не разговаривал, а просто издавал возгласы с интонацией.
− Алёнка-Васёнка гермафродит, - пояснила библиотекарь, - ну, у него есть половые органы мальчика, и половые органы девочки...
После чего продолжила рассказывать. Алёнка-Васёнка родилась в Печенге же, от него-нее отказались родители, и бедняжка росла в Мурманске. А жилье ему дали в Печенге, комнатушку в общежитии. Вернулась она сюда настоящей столичной штучкой! С подпиской на журналы «Новый мир», «Знамя», «Иностранная литература» и «Наш современник», и автографом Собчака! Понятно, как ей ДУШНО в нашей глуши... Сейчас вот подрабатывает уборщицей в местном ДК, и мечтает сделать себе операцию. Отрезать кое что. Ну, или зашить. Одно из двух, как говорится. Гермафродит очень начитанный, и скромный. Его только местные ребятишки дразнят безустанно, а так его здесь все любят. Еще майор узнал, что Алёнка пишет письма всем модным перестроечным писателям — Распутину, например, - и объясняет им, что они делают не так, а что так...
− И так умно пишет, - шепотом делилась библиотекарь, - что ни один еще не ответил!
− Все буквально сражены аргументами, поэтому и молчат! - восторженно шепталась библиотекарша.
− Хотя говорят еще, - сказала еще она, - будто в детском доме над бедняжкой подшутили, и сказали, что если она напишет три миллиона писем Солженицыну, Распутину и Быкову, писька, ну, одна из двух, у нее сама отвалится...
− Полмиллиона уже написано, - прошептала библиотекарь.
− Э... - сказал майор Петров.
Небритая Алёнка кокетливо метнул в него взгляд. Майор Петров почувствовал, повестьчто смущается. Последний раз женщина проявляла к нему внимание год назад, и это была Машка-шалава, так что... Алёнка-Васёнка вернулась к очередному письму. Она выводила буквы старательно, высунув кончик языка