Молдавии...

− Буду прям и краток, - сказал он.
− Я известный конформист, и поэтому мне поручили уговорить вас спуститься вниз, - сказал он.
− А мне за это дадут бочку варенья и корзину печенья, - сказал он, рассмеявшись.
− Мисимеску, что вы тут устроили, - сказал он.
− Оделись, блядь, словно маратгельман, - сказал он.
− Стыдитесь, а еще эстет блядь, - сказал он.
− Повелись на глупые сказочки про Великую Молдавию, - сказал он.
− Да я их блядь за деньги по сто штук на дню пишу, - сказал он.
− И повязка эта... - сказал он.
− У меня под ней ничего нет, - сказал лейтенант, оправдываясь.
− У меня, может, за душой ничего нет, - сказал Лоринков.
− Но я же блядь, не хожу в заплатках, - сказал он.
− Слезайте, - сказал он.
− Нет, - сказал Мисимеску.

… волнуясь, он стал говорить. Он убеждал красноречием, и потрясал силой убеждения. Галльские записки Цезаря, карфаген, триста спартанцев, беотийцы и строй «кочерга», экспедиционные корпуса галлов и «Анабасис», корпус Роммеля и Маринеско, в конце концов! Лоринков, прихлебывающий спирт, с удивлением слушал страстную речь лейтенанта Мисимеску. Постепенно она слилась в ровный шум морского прибоя, из которого изредка, - словно брызги волн, - долетали слова...

«... восемьсот двенадцатый год... когда на Корсике в эпоху неолита... а хули Багратион... думаете, если бы не катапульты... слоны Ганнибала действительно... почему не в жопу? … хотят ли русские войны... если с маринованными огурчиками... в метель же хуй проссышь, особенно когда вьюга... вставай румын...как дважды два... орден святого Георгия... тамплиеры залупились... почему в синем?... и ведь действительно, не в жопу же... Византия и ацтеки... отнюдь не в первой... греческий огонь... ну я ему и говорю... вот пизда, но с каких пор фалангой?...восстание желтых рубашек.. амплитуда качается... но если шанкр... доспехи крестоносца... пиздык почемучке!»

… к вечеру циник Лоринков встал под знамена армии Постоянно Расширяющейся Империи.

ХХХ

… прочитав последнее стихотворение Мисимеску, Лоринков одобрительно кивнул головой.

− Только «чмы» я бы заменил на «чмолоты», – сказал он.
− А «отъебитесь» пишется все-таки через твердый знак, - сказал он.
− В целом же блистательно, - сказал он.

Мисимеску поклонился.

Напуганные и голодные генералы молдавской армии дрожали в углу уже целые сутки. Мисимеску чувствовал, как слипается его единственный глаз. Лоринков стоял, держа в руках саблю. Он должен был отрубить голову Мисимеску, когда тот распорет себе живот ножом, в полном соответствии с древними традициями самураев. Которые, знал Мисимеску, были никем иными, как древними молдавскими воинами. Просто попавшими в незнакомую японскую обстановку...

Мисимеску поглядел на нож, сел на корточки и приготовился умирать. Лоринков поднял саблю. Не промахнулся бы, встревоженно подумал Мисимеску. Вечно же пьяный блядь, подумал Мисимеску. Лоринков пошатывался, но саблю держал крепко. Они условились с Мисимеску, что, как только лейтенант будет обезглавлен, то Лоринков выкинет белый флаг, и отпустит генералов. Писателю сделать ничего не должны, он скажет, что Мисимеску заставил его помогать угрозой взрыва... Лоринков поощрительно улыбнулся Мисимеску.

− Давайте быстрее, - сказал он.
− А то выпивка тут закончилась, - сказал он.

Мисимеску кивнул, поднес руку с ножом к животу и замер... Рука дрожала. Время вновь остановилось. Жизнь бежала перед глазами Мисимеску, как перед Брюсом Вилисом в кино «Армагедон», которое Мисимеску видел в сельском клубе в 1998 году.

...поле, кукуруза, земля, трактора, автоматы, стрельбища, женщины, физкультура, училище, брызги от умывания, запах мятной пасты, трава у стены, роса на траве, глазок в стене, стоны соседки, вкус утренней яичницы, запах кофе, пение птиц, улыбки прохожих...

− Знаете, я передумал, - сказал Мисимеску.
− Передумал я, - сказал Мисимеску хриплым шепотом.
− Что? - сказал Лоринков.
− Да и хуй с ней, с этой империей, - скзаал Мисимеску.
− Жить охота, - сказал он.
− Да как вы... - сказал Лоринков.
− Да что вы... - сказал он.
− Да позору же не оберешься! - сказал он.
− Как вы к ним после всего выйдете? - спросил он недоуменно.
− Да и хер с ним, с позором, - сказал Мисимеску, глупо и счастливо улыбаясь.
− Ну что они мне сделают? - сказал он.
− Я же никого не убил, - сказал он.
− Нет, - сказал он.
− Я точно передумал, - сказал он.

Улыбнулся, положил осторожно — словно бомбу, - нож на пол, и вдохнул.

Глянул в окно. Почувствовал себя вновь рожденным. Окно было в ярком свете и Мисимеску представил, как идет по улице, согреваемый лучами... Потом окно потемнело, а затем все вообще пропало.

Это Лоринков мощно, без замаха, рубанул Мисимеску по шее. Конечно, промахнулся и попал в затылок. Вечно же блядь пьяный, подумал с холодным гневом о себе Лоринков. Без подготовки и замаха рубанул второй раз. От второго удара раскололся затылок. Снова мимо, подумал Лоринков в бешенстве. Лишь с третьего удара голова Мисимы поникла на груди лейтенанта и повисла на лоскутке кожи.

Лоринков, не глядя по сторонам, толкнул лейтенанта, все еще стоявшего на коленях. Пинком перевернул тело. Подобрал нож и воткнул в живот Мисимеску. Потом сжал рукой мертвеца рукоятку. Утер холодный пот. На четвертый день запоя, как всегда, колотило. Лоринков собрался было открывать дверь, но потом вспомнил.

Расстегнулся и помочился на Мисимеску.

ХХХ

… под дождем журналисты, - искавшие удачный ракурс, - вели репортажи со ступенек, крыши, перил, люстр, и из унитаза Генштаба Молдавии. Мертвый Мисимеску, оскалив в предсмертной гримасе рот, лежал под прозрачным целлофаном. Тело его освещали изредка вспышки фотографов и молнии. В здании сновали люди. У стены сложили тела «ученого» и генералов. До них никому, кроме бродячих собак, дела не было... Шел дождь и дождь шел отчаянно.

Протрезвевший Лоринков довел до слез психолога службы спасения, после чего уселся в такси. Машина тронулась. Лоринков достал из сумки бутылку и приложился.

− … это же надо, - бормотал он.
− … передумал, - бормотал он.
− … не годится, ребята, - бормотал он.
− … дак мы проебем все традиции офицерства, - бормотал он.
− … как лейтенант запаса говор... - бормотал он.

Таксист отчаянно нарушал, стараясь не застрять в огромных ямах на кишиневских дорогах. Лоринков глядел в запотевшее окно и угадывал силуэты девушек в коротких платьях, и колготках. Девушки жались под крышами остановок. Коньяк прекрасно шел даже без воды. Это открылось второе дыхание, знал Лоринков. Чертов Вьетнам, а не Молдавия, подумал Лоринков. Утром жара и солнце, вечером ливень, и так весь май, думал он. Кондиционер в такси не работал, так что Лоринков открыл окно, и, закрыл воспаленные глаза. Почувствовал на веках прохладный воздух. Ливень быстро закончился.

Близилось лето.

udaff.com