устоит
птицы поют и пора заняться
собственно делом
сотворением мира в поэме,
что он и сделал, перепоручив это дело
мне...

Это был грандиозный успех. Даже вечно пьяный внештатный журналист газеты «Голос завода Мезон», который — завод, - владел на паях Домом Пионеров, где проводились собрания, проснулся и что-то стал записывать. Сука блядь, Лоринков еще какой-то ебучий нарисовался, подумала с грустью и вечной своей кривой улыбкой Юля. Почему талант не раздают, как колбасу в распределителе, подумала она. Так было бы справедливо и по совести, ведь раздают ее тем, кто действительно много сделал для страны и народа... Ну ничего, подумала она. Когда-нибудь падет Совок, и талант будут выдавать в обществе «Джойнт», которое я обязательно возглавлю, подумала она. Глубоко вздохнула. Встала. Сказала:
Жаль, что упомянув ряд современников в своей нетленке, Лоринков автоматически лишил их права голоса, - сказала она.
Скажешь о поэме века хорошо — как бы кукушка хвалит петуха — увековечил он кукушку, - сказала она.
Скажешь плохо — прогрессивная общественность уличит в мстительности и зависти, - сказала она.
... Все же попробую, - сказала она.
Не вышло из Лоринкова Данте, увековечившего своих современников. Как и Гоголя..., - сказала она.
Несомненно, он умеет складывать словесные комбинации и со стилистикой у него все в порядке... вот, пожалуй, и все, - сказала она.
Потому что за пазухой пустота, - сказала она и почесала за пазухой.
Самооценка Лоринкова, увы, гораздо выше его не скажу таланта, но реализации этого таланта, - сказала она.
Но если ему хочется увековечивать нас, ну что же, - сказала она.
Пусть только денег за рекламу не просит, - сказала она.
Вот такая хуйня, пионеры, - сказала она.
Села. С неудовольствием услышала перешептывания. … «завидует, завидует», шептались где-то. Пидары, подумала с грустью и злобой Юля. Ужо вам, подумала она. Стала собирать опусы членов кружка для, - как они с Сашкой объясняли, - рассмотрения текстов комитетом по безопас... то есть, тьфу, блядь, советом по творчеству.
К вечеру дело кружка «Орбита» сшили.
ХХХ
… После того, как процесс литературного кружка «Орбита» отшумел на всю МССР, и даже на Союз — приезжали корреспонденты из центральной «Комсомолки», и напивались, как водится, в усрачку, - настало время подводить итоги. Потом считать мы стали раны, как подумала про себя куратор кружка Сашка, и потянулась было записать строку в блокнотик. Вспомнила, что нечто подобное писал этот пидарас проклятый, Лермонтов. Сплюнула. Закурила «Беломорину» и сощурилась. Вести ей себя надо было как диссидентке.
Ты ведь и есть диссидентка, - сказал товарищ майор.
Претерпела от режима, - сказал он.
Так веди себя как диссидентка и не выебывайся, - сказал он.
… Сашка и Юлька правда претерпели. Ведь литературный кружок «Орбита» разгромили основательно. Страна подтягивала гайки и процесс сделали показательным. За пьесу «Мелкие недочеты на БАМЕ, благодаря которым строители социализма лишь крепнут» студент Никита Хорват получил 20 лет колонии и выбросился из окна, когда его вели на допрос. Поэтесса Ирина Золотайко за стишок «Слуги народа лучше хозяев живут», отправилась на 15 лет в колонию. За басню «Назойливый шмель», в которой в иносказательной форме говорилось о нехватке хозяйственного мыла на прилавках, лучший выпускник лучшей математической школы Изя Сольцман попал в дурку, откуда вышел придурком, а его научную работу быстро переоформили на дурака от природы, сына сотрудника отдела идеологии при ЦК, Сашку Копански.
Хуже всех пришлось самому младшему.
Восьмиклассник Володя Лоринков за свой сумасшедший, бредовый, омерзительный и антисоветский пасквиль получил 25 лет строгого режима. Избежал расстрела лишь благодаря несовершеннолетию. Его возлюбленная, Леночка Шмулерман, - исключенная за месяц до выпускного из школы, и пошедшая на завод уборщицей, - в зале суда плакала и обещала ждать. Хотя, конечно, не дождалась, восемь лет терпела, а на девятый год уехала в Израиль, маланка гребанная, думала потом, - в 2006-м году, - глава Общества молдавско-еврейской дружбы Юля Иудович.
Сам Лоринков на суде вел себя достойно, - да, губы кривил, но не заплакал, - а когда вели к машине, все норовил задрать голову, и поглядеть в небо. Позже он стал выдающимся автором блатных стихов. Особенно прославилось то, которое положили на музыку, и стала петь вся страна. «Унгенский блядь централ, ветер северный». Умер птенец гнезда кружка «Орбита» Володя Лоринков рано, сердце, - из-за чифиря и спиртного, - не выдержало к сорока пяти годам.
Леночка пережила его на год, тоже пила, но это из-за проблем со вторым мужем. А Катенька с тонким и нервным лицом уехала то ли в Штаты, то ли в Москву, и изредка Юля и Сашка искали о ней упоминания в прессе. Это чтобы, - если вдруг Катенька станет знаменитой, - можно было сразу же написать большую статью о том, как две выдающиеся кишиневские поэтессы расправили крылья деформированному таланту уродливого подростка...
Как писали в прессе независимой уже Молдовы журналистки Сашка Юнат и Юлька Иудович, - диссидентки Сашка Юнат и Юля Иудович тоже страшно пострадали от режима. К примеру, Сашка получила строгий выговор без занесения в личное дело, а Юлю Иудович за неимением улик оправдали, но зато сколько нервов потрепали! Девчонки, хоть и испытывали друг к другу неприязнь всю оставшуюся — долгую и счастливую, вопреки пидарской Библии с ее пидарским нытьем про возмездие, - жизнь, но держались вместе. Ничего личного, симбиоз.
Ведь чем хорош комсомол и диссидентское движение, которые есть две стороны одной медали? - спросил товарищ майор, ставший господином генералом.
Они хороши крепкой спайкой, и дружбой на всю жизнь! - сказал он.
Да такой спайкой, что покрепче, чем в пизде! - сказал он и ласково погрозил ребятам и девчатам пальцем.
После чего состарившиеся девчонки, поправляя чулки, разбрелись с ребятами, - сменившись спортивные ГДР-овские костюмы на «Найки», - по кустам. Все так же бесстыже жалась ляжкой к куратору Юлька... А Сашка, потея и отдуваясь, садилась на пенек и глядела в начинающее чернеть небо. Вспыхивали там звезды, падали метеориты, неслась за несчастной Ио безумная собака Стрельца, и алел над Венериным поясом страшный, непонятный и неприятный, - как поэзия Лоринкова, - таинственный Альдебаран. Иногда казалось, что одна из звезд по небу словно несется. Но то были, - знала подкованная бывший лектор антирелигиозного кружка Сашка, - не звезды, а космические корабли и спутники. Неслись они прямо. После чего застывали, и навсегда занимали свое место на карте звездного неба.
Каждый - на своей орбите.

udaff.com