Палачи, - сказал Эдуард.

… отвернулся к стене, дождался, пока прокурор уйдет. Вспомнил, как тот пытался говорить по-русски и воспоминания нахлынули на Эдуарда. Еще каких-то семь-шесть лет назад, - подумал узник с неожиданной грустью, - я и сам так же разговаривал на языке делопроизводства Конторы. Разведчик вспомнил, как мучительно давались ему чеченские суффиксы и ингушские спряжения... Вариативные формы неправильных глаголов каракалпакского языка и строадыгейские склонения... Но что поделать, надо было учиться! Ведь ему сам бог велел знать эти языки лучше носителей. Ведь у Эдуарда была страшная тайна...

− И мы знаем вашу страшную тайну, Эдуард, - сказал вдруг голос за спиной узника.

Тут Эдуард вздрогнул, потому что голос говорил на хорошем русском языке.

− Не так ли, Иван? - мягко сказал голос за спиной.

И тут Эдуард вздрогнул еще раз, потому что это и была его страшная тайна: при поступлении в Академию ФСБ он скрыл свое происхождение. Ведь на самом деле он был чистокровный русский. Иван Босяков из села Иваньевка, что в Рязанской области...

− И эта тайна мучит вас... - сказал голос.

Тут Эдуард не выдержал, и обернулся. Перед ним сидел... без вести пропавший агент Лоринков! От увиденного Эдуард снова вздрогнул, теперь уже в третий раз.

Пропел за стеной петух. Все как в Библии, понял Эдуард.

− Человек вынул нож, серый, ты не шути, - грустно пел петух в соседней камере.
− Хочешь крови, так что же, - пел он.
− Дай мне, урке, уйти, - пел он.

ХХХ

Больше отпираться не имело смысла, игра выходила на новый уровень, понимал Иван- Эдуард. Так что он принял предложенную Лоринковым папиросу «Жок», и волна ароматного дыма заполнила камеру. Лоринков улыбался и для погибшего выглядел удивительно хорошо.
.
− Мне сказали, вы погибли, - сказал Эдуард.
− А, Молдавия, - сказал Лоринков.
− Все переврут, - сказал Лоринков.
− Меня просто перевербовали, - сказал он.
− Деньги? Слава? Пытки? - сказал Багиров.
− Как вы, русский, могли предать Москву? - сказал он.
− А, бросьте, - сказал бывший штабс-капитан ФСБ Лоринков.
− Потому и предал, что русский, - сказал он.
− В Москве нынче одни пидарасы да молдаване, - сказал он.
− Но что мы все обо мне? - сказал он.
− Сколько вы здесь? - сказал он.

Шпион Эдуард попытался вспомнить.

− Третий месяц, - сказал изменник Лоринков.
− Три месяца вы кушаете баланду, подвергаетесь беспрерывным допросам и слушаете 24 часа из радиоточки музыку композитора Доги.. - сказал он.
− Кстати, ВЫКЛЮЧИТЕ РАДИО! - сказал он в потолок.

Музыка утихла и Эдуард понял, что он впервые за три месяца находится в тишине. Слезы выступили на его глазах.

− Иван, - проникновенно сказал Лоринков.
− Вы здесь уже три месяца, а Медведев ваш так за вами и не прилетел, - сказал он.
− Откуда вы знаете про Ме... - пролепетал Эдуард.
− Это ваше первое задание? - сказал с улыбкой Лоринков.
− Не отвечайте... вижу что первое.. - сказал он.

Встал, потянулся. Глаза у него были озорные, но грустные.

− Эдуард, - сказал он.
− Времени очень мало, поэтому я по существу, - сказал он.
− Нам нужно, чтобы вы признались в том, что вы русский шпион, - сказал он.
− Очень нужно, - сказал он.
− Кстати, это так оно и есть, - сказал он.
− Я сейчас вас попробую уговорить и тем самым окажу услугу, - сказал он.
− Вы ведь не хуже меня знаете, что власть в России нерусская, - сказал он.
− Тут, в бантустанах, местные тоже, конечно, не сахар, - сказал он, поморщившись.
− Я прокурора этого, что у вас сейчас в камере был, три года учил галстук завязывать, - сказал он.
− Чувствую себя иногда как Робинзон Крузо, у которого в подчинении три сотни Пятниц, - сказал он.
− Ну или как Грэм Грин на Гаити, - сказал он.
− Тем более, что Грэм не только разведчиком был, как я... - сказал он.
− - но и пописывал тоже... - сказал Лоринков.
− Хотя, конечно, Грин говно против меня! - сказал он.
− Я ведь не хуже чем Мейлера писать умею! - сказал он.
− Впрочем, простите, увлекся, в глуши тут и поговорить не с кем-с, - сказал он виновато.
− А туземцы и право скушные, - сказал он.
− Обижаются все время, каждый год дело на меня открывают, - сказал он.
− То за национальную рознь, то за великодержавный русский шовинизм, - сказал он.
− Правда, потом вспоминают, что я единственный, кто его оформить по-человечески в состоянии, - сказал он.
− Приходится все аннулировать, - сказал он.
− Так возвращайтесь, - сказал Эдуард, почуяв, как изменилось настроение собеседника.
− Со мной... на родину... - сказал он.

Лоринков рассмеялся.

− Там, где я сейчас, вход рубль, вход два, - сказал он.
− И говорю я, конечно, не о конторах гнилых, - сказал он.
− … что вашей, что нашей.. - сказал он.

Помрачнел. Встал со стула, на котором сидел, вальяжно развалясь.

− Мне вас по человечески жаль, Иван Багиров - сказал он.
− Ждет вас Страшное, - сказал он.
− Право, признавайтесь, - сказал Лоринков.
− И бить мы вас вовсе не будем, не дождетесь, - сказал он.
− Мы просто сегодня ночью покажем вам КОЕ-ЧТО, - сказал он.
− И вы или согласитесь с нами сотрудничать, или завтра уже не будет, - сказал он.

Эдуард отвернулся к стене и замолчал. Лоринков улыбнулся.

− Мне нравится пыл вашей юности, - сказал он.
− Сам я тоже был когда-то таким... - сказал он.
− Нонконформистом, - сказал он.

На секунду на лицо изменника легла легкая тень. Но русский шпион Багиров ее не увидел. Отвернувшись к стене, он повторял про себя «не сдаваться, не сдаваться, не...медведев прилетит, медведев прилетит, медведев прилети...».

− Значит, этой ночью меня расстреляют, - сказал Эдуард.
− Хуже, - сказал Лоринков.
− Скажите тогда... ведь все равно уже... на чем я прокололся? - сказал Эдуард.
− Как и положено новичку, на женщине, - сказал Лоринков.
− Потупчи... попутчи... - сказал он.
− Пардон, одичал тут с дикарями бессарабскими-с, русский забываю, - сказал он.
− Попутчиц надо выбирать тщательнее, - проговорил он четко.

Эдуард закусил губу. А ведь ему так хотелось верить, что та чернявенькая студентка журфака МГУ, что ехала с ним в купе из Москвы в Кишинев, влюбилась в него совершенно бескорыстно, а не за ту тридцатку и бутылку «Хеннеси». Как там бишь ее фамилия была? Укропова? Что-то в этом роде... А, Морару!

− Наташа, - горько подумал он.
− Ее кстати и правда Наташа зовут, - сказал Лоринков.
− Хотите свиданку устрою? - сказал он.
− Правда, еще тридцатку придется отстегнуть, - сказал он.

Эдуард, закусив губу, молчал.

− Я вас, Эдуард, приглашаю на казнь, - сказал Лоринков с торжествующей улыбкой образованного человека, которому наконец-то представилась возможность своей образованностью блеснуть.