Это не ваш кактусовый самогон.
- Да мне вроде достаточно, - пробормотал Сеня, не слишком уверенно.
- Ну, самую малость, за мое здоровье, - настаивал я. – Вы ведь желаете мне здоровья, правда? – я посмотрел в маскировочного цвета глаза родственника, которые тот, наконец, разлепил.
- Конечно, Владимир Сергеевич, - поспешил согласиться Сева.
- Вот и отлично. Тогда пойдемте во флигель – там прохладнее, и Ирине не будем мешать.

На веранде мохнатые мотыльки носились вокруг лампы, отбрасывая на стены большие нервные тени. Стол накрыт клеенкой, которую когда-то мой тесть подарил нам с Ирининой матерью на свадьбу. Узор на клеенке изображает оплетенную соломкой бутылку кьянти в окружении тропических фруктов – ананаса, связки бананов и разломанного пополам граната. Картинка дурацкая и пошлая, как мой тесть. Да и дочка, в общем-то, пошла в папу.

- Присаживайтесь, Сева, - пригласил я.
Зять опустился на стул и положил локти на клеенку. Я разлил коньяк в стаканы, достал порезанный лимон.
- Ну, еще раз с днем рождения, Владимир Сергеевич! – бодро молвил Сева и поднял рюмку. И, выпив, добавил: – Реально духовный напиток!
Молодой человек окончательно проснулся.
- Рад, что вам понравилось, - сказал я. - Знаете, Всеволод, я тут почитал ваши рассказы и стихи. С большим интересом.
Сева подался вперед.
- Неужели? И как вам мои опусы?
- Ну, зачем же так уничижительно? – возразил я. – Очень смешно. Вы, безусловно, талантливы.
- Вы преувеличиваете, Владимир Сергеевич, - Сева лучезарно улыбнулся.
- Ничуть. Ну, что, по второй? - Я встал и пошел к шкафу за Севиной спиной, на котором осталась бутылка. - Вот только с грамматикой дела неважно. Особенно с пунктуацией.
- Да бог с ней, - махнул рукой Сева, продолжая сидеть ко мне задом. – Не в запятых дело.
- Действительно, - согласился я. – Хотя за такие ошибки в пятом классе вам надо было драть уши. Да и сейчас, пожалуй, не поздно.
Я поставил коньяк обратно на полку, подошел к Севе сзади и, быстро просунув руки ему под мышки, взял зятя за уши. Прохладные, с жесткими прожилками перепонки едва поместились в моих ладонях. Я слегка потянул уши в стороны.
- Уй, – вскрикнул Сева, засмеялся и мотнул головой, пытаясь освободиться.
- Ну, что вы, Сева, терпите. Кто-то же должен исправлять ошибки вашего воспитания.
Я дернул сильнее. Уши в моих руках хрустнули, как капустные листья.
- Аа! Больно! Пустите, Владимир Сергеевич! – крикнул Сева и попробовал встать.
Я сильно потянул уши вниз, прижимая зятя к табуретке.
- Знаю, что больно. И чтобы больно не было, сидите смирно, и, главное, тихо. В вашем положении это самое оптимальное решение. Я вас отпущу, потом. А пока терпите. Физический контакт сближает. Общение получается более тесным, родственным. Даже, не побоюсь этого слова, интимным. Что может быть желаннее для зятя, чем интимное общение с тестем? А?

Сидящий человек, руки которого блокированы и которого держат сзади за уши имеет несколько ограниченную свободу действий. Сева перестал дергаться. Из ушных раковин в мои ладони уходили торопливые точки и тире его ускорившегося пульса – три коротких удара и один подлиннее. Буква «ж».
- Вот и молодец. Так вот, вернемся к нашим баранам. К вам, Всеволод, и вашему творчеству. Скажите, отчего в ваших произведениях так много нецензурной лексики, извращений и насилия? Отвечайте, пожалуйста, честно. От вашей искренности зависит целость ваших ушей. И сделайте милость, успокойтесь.
- Потому что это кккконтр-культура, - с трудом выговорил Сева.
- Ах, вот как. Контр-культура – это прогрессивно. Только что это такое? Просветите меня, Всеволод, прошу вас. Смелее!
- Ну, это трудно объяснить тем, кто не в кккурсе. В общем, это литература, не стесненная рамками ууусловностей в языке и тттематике.
- Вас действительно привлекают сцены неестественного совокупления, брызгающие во все стороны мозги, кровопролитие? Вы же, вроде, мирный человек. В армию предпочли не ходить. И, вообще, вы очень боязливы. Вот и сейчас вам страшно: заикаетесь, дрожите. Откуда в вас такая кровожадность?
- Так ведь это ссстёб, Владимир Сергеевич, - отозвался Сева. - Треш.
- Ах, вот оно что! То есть, это все несерьезно, понарошку. Хиханьки да хаханьки. Так?
- Ну, да...
- И вы это называете контркультурой, андеграундом? А я в простоте своей считал, что альтернативная культура, в отличие от культуры популярной, должна не веселить, а беспокоить. Беспокоить, понимаете? Смущать сытое сознание обывателя. Напоминать ему, что он, самодовольный, тупой и трусливый ублюдок, давно и обильно насравший на всех ближних и дальних, не может спрятаться за комфортом и паскудными развлечениями от невыносимой боли этого мира. Кен Кизи – контркультура. Хеллер – контркультура. Не знаете, кто такие? А почему, Сева? Почему вы так нелюбопытны?
Сева молчал. Пульс под моими ладонями превратился в нитку мелких и быстрых ударов, похожую на дребезжание зуммера.
- Ну, Чехова-то вы знаете? Чехов – тоже контркультура. А ваши... мммм... юморески, Сева, - это попсня.
На последнем слоге я со всей силы швырнул Севину голову на стол. Уши в моих руках затрещали. Сева ударился полуоткрытым, часто дышащим ртом о край столешницы, будто пытался откусить кусок от огромной плитки шоколада, а его крупный нос расплющился о клеенку. Дернув за уши, как за ручки, я отлепил Севу от стола.
- Попсня! – я снова с размаху приложил Севино лицо к клеенке.
- Попсня!! – третий удар был таким сильным, что у основания ушей выступила кровь.
На клеенке под нарисованной бутылкой образовалось большое красное пятно. Три зуба с прилипшими розовыми лоскутками десен были похожи на гранатовые зерна.

Сева был оглушен ударами о столешницу. Его лицо, наверно, было разбито и окровавлено. Детали мне сзади были не видны и неинтересны: вряд ли прикосновения стола сильно испортили его внешность. Я подождал, пока мой зять придет в себя и начнет воспринимать происходящее.
- Простите меня, Сева, - сказал я. - Я погорячился. Видите ли, я очень страстно отношусь к вопросам культуры. И потом, это для вашего же блага. Исключительно в целях становления вас как мастера слова. Я просто пытаюсь расширить ваш творческий кругозор. Скажите, вы мне благодарны?
Сева молчал, часто, со всхлипами дыша. Кровь капала с его лица, украшая клеенку яркими кляксами.
- Благодарны? – повторил я вопрос и повернул Севины уши вокруг оси градусов на семьдесят.
- Да, благодарен! Очень! Спасибо вам большое, Владимир Сергеевич! - затараторил Сева.
- Вот и замечательно. И так, Всеволод, мы с вами согласились, что контркультура должна беспокоить. Вот, например, вас беспокоит тот факт, что я нахожу вашу жену и свою дочь Ирину чрезвычайно привлекательной молодой женщиной и что я давно хочу слиться с ней в экстазе плотской страсти? Ведь беспокоит, правда?
Вопрос допускал только один