Василе, - ласково сказала мне Богородица.
− То враги все сделали... пидарасы антигосударственники, - сказала она.
− Ничего, ты тогда письмецо напиши, - сказала она.
− Левой рукой, или пидараса писаря заставь, - сказала она.
− Чтобы блядь если что за жопу его, а не тебя взяли, - сказала она.
− Ах ты пидар дед Василе! - это уже пишу я писарь.
− Да но почта уже 15 лет как не работает! - возопил я.
− Не ссы, фраер, я же Богородица, - сказала мне Богородица.
− Купи дед Василе курицу, - сказала Богородица.
− Спрячь в нее свое послание и отправь птицу в Генпрокуратуру, - сказала она.
− Да она пешком до Кишинева заебется, - сказал я.
− До второго пришествия идти будет! - сказал я.
− Благодаря мне она сможет летать, - сказала она.
− Но... - возопил я.
− Дед Василе ты начинаешь действовать мне на нервы, - сказала она.

Засверкали вдали молнии...

− Понял, понял! - возопил я.

… и вот, пишу это письмо и сую его в самое потайное место курицы, которая и впрямь уже взлетала пару раз и выполняла полеты над селом на бреющем, а также продемонстрировала нам всем «мертвую петлю», «петлю нестерова» и даже пробовала пойти на таран «Боинга», но, к счастью, не поспела выйти на курс заморской махины. Прилагаю также две фотографии премьер-министра Фелата, одну — пятилетней давности, в бытность его кандидатом, другую — нынче...»

… генеральный прокурор брезгливо отложил письмо в сторону — теперь понятно, что за разводы на нем были, подумал он, - и всмотрелся в фото. Так и есть... на одном премьер-министр Фелат, еще не премьер-министр, а простой кандидат в депутаты, был почти лысый. Сейчас всю его голову покрывала густая шевелюра... Так вот зачем понадобилась ему пересадка волос... подумал, цепенея от холодного ужаса, прокурор Зубец.

И засуха в этом году реально небывалая, подумал он. Пиздец как страшно, подумал он.

Я спасу Молдавию, подумал он.

− И сделаю это прямо сегодня, - сказал он.

ХХХ

… наскоро позавтракав бычьим яйцом, в котором было запечено перепелиное, и все это с горсточкой красной икры — какой на хуй продовольственный кризис, подумалось, - Генпрокурор оделся. Тщательно осмотрел себя в зеркало.

Сиреневая - цвета лица допрашиваемого, когда ему сдавливают горло, - рубашка.

Золотая, - словно солнце родины, - цепочка, скромная, не с руку толщиной, как у других, а с мизинец (все-таки должность предполагает некоторую... скрытность, понимал Зубец).

Лакированные туфли с острым носком, сияющие, словно меч правосудия.

Ну и по мелочи: зеленая барсетка, мобила на поясе, крестик в полкило, блестящий ремень с надписью «Айм соу бьютифул», и, конечно, меч правосудия.

Генпрокурор, когда занял должность, первым делом предписал всем прокурорам такой носить. Самый большой, по уставу, принадлежал ему — полутораметровый, в золотых ножнах, с клинком булатной стали и надписью на рукоятке, инкрустированной драгоценными камнями.

«Лимба ноастра е...» («язык наш это...» - рум.)

А дальше, на всякий случай, ничего не написали.

Оглядел себя еще раз, улыбнулся, зубом цыкнул. На заднем сидении служебного автомобиля газетку развернул. Морщась, прочитал о себе поклепы в проправительственной прессе. Заголовок на первой полосе газеты «Тимпа» гласил:

«Генпрокурор говорит дома по-русски»

Внизу была распечатка. Зубец, - все утро морщишься, с тревогой подумал он, как бы подтяжку делать не пришлось, - бегло просмотрел ее. Журналюги сраные не соврали. Все это и правда он сказал вчера дворнику.

− Еб твою мать сука на хуй... - сказал он.
− Заебал блядь шаркать своей метлой ебучей, - сказал он.
− Садись на нее и уебывай отсюда как ведьма, - сказал он.
− Иствикская блядь, - сказал он.

Само собой, все это пришлось говорить по-русски! Ведь в языке Эминеску нет ругательств! Но пидарасам из «Тимпы» разве объяснишь?! Журналисты...

Им насрать на кого срать, лишь бы просраться!

… по пути в Дом правительства Генпрокурор заехал в церковь, где набрал во фляжку святой воды из бака с надписью «Святая вода». На всякий случай, купил еще освященный крест и свечей дюжину. Попросил благословения батюшки. В общих чертах, конечно.

− Благослови отче, - сказал он.
− На что? - сказал отче, включив диктофон.
− Не могу сказать, - сказал Генпрокурор, глядя на язычки свечей, танцующих в темноте храма, словно актриса Бьорк в художественном фильме «Танцующая в темноте», который в Молдавии показывали без звука, так как русскую озвучку Генпрокурор запретил, а румынские титры сделать не смогли, языкового запаса никому не хватило.
− И все же? - сказал бодро отче.
− … - упрямо промолчал Генпрокурор.
− Ну тогда пиздуй и плати в кассу по тройному тарифу, - сказал обиженно отче.
− Благословить незнамо что, оно, конечно, дороже, - сказал он.

Генпрокурор уплатил, взял чек — чтобы как командировочные потом оформить, - и заскочил в поликлинику. Там взял справку, что девственник. На всякий случай — помнил по институту, что когда-то одна бикса спасла Францию, потому что целка была. Понятно, что формальность, но... Когда речь идет о вещах потусторонних, любая куриная лапка пригодится! - думал Генпрокурор, много читавший и про зомби на Гаити.

Потом - на работу. Там бегло просмотрел документы, сыграл в «Тетрис» со своим ноут-буком, и пробежался по коридорам. Стоны, крики, мольбы раздавались в кабинетах. Отлично, работа кипит, понял Зубец.

Заглянул в одну из дверей на выбор.

У окна трое парней своих — и один приглашенный из СИБ-а (КГБ — прим. автор.) курили. Посреди кабинета на стуле задержанный плакал. Генпрокурор пригляделся. Узнал уёбка. То был Володька Лорченков, из писателишек, взятый по делу заговора против основ государственности Республики Молдова, подготовленному аккурат к празднованию 20-й годовщины государственности Республики Молдова.

Рождественский гусь, можно сказать!

Выглядел притырок — констатировал с удовлетворением Генпрокурор, - так себе. Жалкий, съежившийся... По лицу текли слезы, под стул капала моча... Обоссался, вражина! И все причитал:

− Нет, нет, нет, - причитал он.
− Так и запишем — говорил майор, который сегодня добрым следователем работал, и, подпирая щеку рукою, писал, глядя добро.
− «Нетнетнет», по словам задержанного, - писал он.
− То есть... - пищал задержанный.
− Да-да-да!!! - судорожно выкручивался он.
− … - дружный, здоровый смех доносился ему в ответ.

Зубец тоже улыбнулся. Любил он рабочую атмосферу своего ведомственного здания. Хоть и отдавала она иногда мочой и говнецом...

− Ну, как работа, орлы? - спросил Генпрокурор подчиненных.
− Как чмолота задержанная? - спросил он.
− Не колется, уебок! - дружно смеясь, отвечали ребята.
− Жалко, времени нет на него, дело есть поважнее... государственное... - сказал Генпрокурор.
− Отвечай гнида, ты писал?! - рьяно перед начальником один