следствию исчерпывающие доказательства своих преступлений”. Но, к сожалению, убийства не прекратились.

И так везде. Просматривая данные в интернете, я понял, что писатель Проханов был прав. И что в мире идет интенсивное разрушение бывших военных городков СССР - как шло уничтожение храмов трудящихся майя беспощадными инквизиторами и конкистадорами, испанскими держимордами... Зачем, с какой целью? Наверняка враги Советского проекта - ненавистники великих писателей Бабеля и Пастернака, архитектуры советского модернизма и Великой Мечты, испохабленной сталинистами, - старались купировать Места Силы...

… гарнизон в… застава на... военный городок при.... бараки у... казармы в... лагерь на...

Все было разрушено, все. Единственым относительно сохранившимся местом был городок в Цегледе. Куда я и отправился, чтобы полтора часа брести по совершенно забытому мной городу, любуясь спиной венгра-проводника и слушая его блядские “кёсоном”.

ХХХ

… не скажу, что первое впечатление было жутким. Скорее, я испытал печаль. Городок на 20 домов, с открытым и полуразрушенным бассейном, стадионом, казармами и плацем - вечным, неизменным, постоянным плацем в самом центре, - издали казался обитаемым. Просто жители куда-то ушли.

Может быть, - подумал я, выходя из кустарника, которым порос забор городка, - сейчас как раз объявили никому на хуй не нужную Военную Спартакиаду, и все собрались на другом стадионе, за городком? Женщины - стрелять из писатолета Макарова по зрелой айве за право получить грамоту “Жены Офицера”, мужчины - играть в волейбол, а дети - болеть за отцов, обсуждать промахи матерей, и есть лепешки, обмазанные соусом из чеснока и черного перца... Или в городок привезли буржуазный танец стриптиз и все пошли дружно Осудить его? А может, приезжает какой-нибудь Товарищ Генерал, и специально - чтобы дети оставались в домах и не портили общую картину, - по кабельному телевидению включили “Тома и Джерри”?

Это следовало проверить.

Я нашел дом номер пять, третий подъезд, и у меня, почему-то, забилось сердце. Песочница. Совсем такая, какой я оставил ее в свои пять лет, песочница, где я спрашивал невыносимо умного и невероятно большого третьеклассника, что будет, если просверлить Землю. Да-да, именно отсюда. Из этой песочницы. Судя по тому, что песка в ней не было... но не было и дыры, - мои смелые гипотезы так никто и не решился проверить...

Я поднялся на пятый этаж. Конечно, вблизи все было не так хорошо, как издали. Штукатурка потрескалась, в подвале шныряли - в открытую - крысы, на перилах не было поручней... Ебанные венгры, подумал я. С другой стороны, лучше так, чем вваливаться к какой-нибудь ни хера не понимающей семье, слушая их невыносимые “секешфекешвареши”, подумал я. Толкнул дверь.

… В квартире все было совсем, как когда мы уехали. Пузырились обои, изгибался набухший от сырости, - городок построили на болоте, - плинтус. На кухне даже осталась кой какая мебель... Я глянул из окна. За домом по прежнему белело поле ромашки, собирать которую посылала меня мать. Я был такой маленький, а ромашка такая большая, что мне нужно было брести по полю, с трудом проходя по густым травам и цветам.... идти, словно по колосящейся ржи... Я посмотрел вниз, и закрыл окно. Прошел в свою комнату и вспомнил, что не спал всю ночь в автобусе. Лег, как бывало, свернувшись. Правда, на этот раз на полу. Почувствовал себя таким же пустым и разбитым, как этот дом. Велел себе не жалеть себя. Не справился с поручением. Укрылся курткой. Уснул.

- ...айся, - сказала она.
- А, - сказал я.
- Фекервареш блядь, - сказал я.
- Да просыпайся же, - сказала она.

Я сел, прижавшись спиной к стене. Передо мной сидела Татьяна Николаевна. Моя первая учительница.

- Малыш, привет, - сказала она.
- Как я рада тебя видеть, - сказала она.

Обняла меня и я расплакался.

- Татьяна Николаевна, - сказал я.
- Вы... вы тоже приехали понастальгировать? - сказал я.
- Идем, Володя, - сказала она.

Взяла меня за руку и мы вышли в подъезд. Я заметил, что там уже было темно. Значит, я проспал почти до вечера?

- Нет, сутки ты спал, - сказала, улыбаясь она.
- Я все сидела и смотрела, - сказала она.
- Как ты нашел городок? - сказала она.
- Венгр проводил... - сказал я.
- Кстати что такое “Кесондр кеснодр секешфекешвархе”? - спросил я.
- Володя! - сказала она.
- Все так же ругаешься матом, негодник! - сказала она.
- Татьяна Николаевна, мне уже 35... - сказал я.
- Ну ладно, - сказала она.
- Это значит “да пошел ты на хуй ебаный русский шовинист” - сказала она.
- Я - шовинист????? - удивился я.

Потом нервно глянул вверх. Где-то там, на втором этаже, всегда висели наверху пауки, которых я страсть как боялся. И в проеме лестичной клетки всегда было темно. Я постоянно воображал там мрачного черного мужика из фильма про роботов - в шлеме и с плащом, - которого видел в кинотеате, и фильм шел на венгерском без титров. Много позже я узнал, что это повелитель зла, Дарт Вейдер.

Мужик вышел из тьмы, и цеременно кивнул мне, держа в руках шлем.

- Кёсоном, - сказал он.

Я даже не испугался - просто открыл рот и смотрел назад, пока Татьяна Николавна тащила меня за руку вниз. На первом этаже я чуть не споткнулся о что-то. Пригляделся - пацан.

- Петя Верхостоев, - сказала Татьяна Николаевна.
- Помнишь, ты его попросил себя проводить, - сказала она.
- А ему за это автомат подарить? - сказала она.
- Вот с тех пор и стоит долбоеб, ждет... - сазала она.
- Да ты не парься, малыш, - сказала она.
- Петя тупой был, не то что ты, красавчик, 190 слов в минуту в первом классе, - сказала она.
- Скорость чтения лучшая в начальных школах ЮГВ, - сказала она.
- Прости, паца... - сказал я, выходя

На улице мы пошли по дорожке - цеременно, словно генерал Лебедь и его супруга, которые обожали так наматывать круги по парку еще одного гарнизона моего дет... впрочем, какая на хуй разица, подумал я с горечью, - и Татьяна Николаевна показала мне бассейн. Удивительно, но в нем была налита вода!

- Как же это, - сказал я.
- Помнишь, тут утонул по пьяни лейтенант ,- сказала Таьяна Николаевна.
- Да, летчик сраный, - сказал я с презрением, ведь это была Артиллерийская Часть.
- Фррррр, - сказал вдруг мужик, высунувший голову из воды.

Я узнал в нем утонувшего лейтенанта. Он помахал мне линялой рукой. Сказал:

- Там где пехота не пройдет, - сказал он.
- И бронепоезд не промчится, - сказал он.
- И грозный танк не проползет, - сказал он.
- Там пролетит стальная птица, - сказал он.
- Так что.... это кто еще блядь сраный, - сказал он.
- Пацан, а ведь это твой отец дежурил в ту ночь, - сказал он.
- Иди на хуй, - на всякий случай сказал я.
- Да нет... если бы не он, мои собутыльники бы сбежали, - сказал он.

Снова нырнул. Я глянул: он лег на дно, широко раскрыл глаза и выпустил воздух струйкой пузырьков. Татьяна Николаевна тактично кашлянула. Я обернулся, и увидел, что она держит