бы, даже кто-то из его сыновей рассказывал, что эти молодые люди существуют и у нас в стране Советов, но Парсонсу это было неинтересно.

Сейчас же, смутно припоминая эти рассказы, Исаак понял, что это оно самое и есть. То, что надо.

Глаза Исаака весело заблестели. Это было именно то! Одежда подростков мало отличалась от его теперешней, органы правопорядка их, вроде бы, не трогают (перестройка, все-таки) да и прохожие не очень шокированы подобным явлением. Пожалуй, надо влиться в эту компанию и сойти за своего. Потом как-нибудь он направит их маршрут в сторону Охты, как-нибудь дойдет до своего дома, а там видно будет.

Действительно, в своем костюме в их обществе он по крайней мере не будет выглядеть белой вороной. Итак, план созрел в считанные мгновения! Он вступит в ряды этих “юношей и девушек”, а там будь что будет!

Исаак быстренько прогромыхал по крыше к своей сумке, достал из нее флакон синей краски “Фантазия”, снял шляпу и вылил весь флакон себе на голову. Затем снова напялил шляпу, перекинул сумку через плечо и бросился вниз по лестнице.

Выбежав на площадь, он немного потоптался в нерешительности на месте, сплюнул и развязной походкой направился к загадочной компании. Он понятия не имел, что он скажет этим ребятам, как объяснит свое положение. Да нужно ли, в конце концов, что-либо объяснять?!

Он подошел к компании и остановился.

При виде Исаака юнцы немного притихли и нахально уставились на новоявленного “собрата”.

Перед ними стоял уже немолодой мужчина. На нем были надеты женские сапоги, розовая женская шляпа, синие волосы. Из-под короткого серого халатика со значком “Торговая фирма “Пассаж”” выглядывали мятые трусы совсем неопределенного цвета. На плече у неизвестного висела огромная рыжая сумка.

Парсонс попытался вспомнить какую-нибудь расхожую фразу, приемлемую в данной ситуации. Что-нибудь такое, молодежное, что ли. Но ничего, кроме “Колхоз - дело добровольное!” на ум не шло.

- Хелло, чуваки! - наконец выдавил из себя Исаак.

Ребята недоуменно переглянулись. Видимо, несмотря на столь экстравагантный вид, было в облике Исаака нечто, не вызывающее доверия. В толпе очень внятно прозвучали слова “стукач” и “педик”.

Парсонс смутился. Скис как-то, съежился.

- Э, парень! Чего тормознулся? Скажи что-нибудь, - подбодрили его из толпы.

- Здоровеньки булы! - промямлил Исаак.

Ребята заржали.

- Ты чего, хохол что ли?

- Да не то, чтобы...

- Ясно. Жид, - опять заржали.

- Нинь Хао, - вдруг сказал Парсонс, - Дже ши ши ма?

Ребята притихли.

- Это по-каковски? - раздался голос

- По-китайски, - сказал Исаак. - Значит “Здравствуйте!”

- А! Понятно! Ну тогда “Сунь хуй в чай!” тоже вроде как “Здравствуйте!” - и снова дикое ржание.

“Чего же так им весело? - подумал Исаак, - Нет, так дело не пойдет! Надо иначе.”

Парсонс ленивым движением протянул руку и взял у зеленоволосой девчушки бутылку “Русской”, шумно выдохнул воздух и надолго приник к бутылке. Опустошив ее, Исаак небрежно швырнул посудину через плечо. Толпа одобрительно загудела.

- Ну мужик ваще! - раздался чей-то хриплый голос.

- Хлопцы, да я ж свой! - уверенно сказал Исаак и шагнул в самую гущу компании.

- Ну, свой так свой. Пошли с нами! Как зовут-то? - раздалось сразу несколько голосов.

Исаак шестым чувством сообразил, почувствовал, что спрашивают его имя, и важно произнес:

- Меня зовут Велизарий.

- Ну, пошли! - и компания двинулась дальше. Почему Парсонс выдумал себе такое странное прозвище, он и сам не знал. Видимо, водка уже начинала оказывать свое действие.

Оказывала действие. А как же? Тем более, что Исаак водку-то попробовал первый раз в жизни. До этого он не то что водку, вообще никакого алкоголя не употреблял. Так, иногда, грамм пятьдесят пива если только. Да и то – не для куража, а больше для аппетита.

Он неожиданно для себя стал нести всякую ахинею. Заплетающимся языком он стал вдруг рассказывать своим новым знакомым всякие гадости. Он, мол, такой крутой, что запросто может за ночь кинуть пятнадцать палок не вынимая, что однажды он за сорок минут обслужил восемь негритянок, и что даже сама Раиса Максимовна была его любовницей. Ага, та самая.

Свой рассказ он сопровождал такими мерзкими подробностями интимного характера, что и сам был немало изумлен.

“Откуда же я всего этого набрался, - думал он про себя, - я ведь такой положительный”.

Ну а когда он стал рассказывать о своих подвигах в публичных домах Амстердама, и произнес слово “куннилингус”, то даже некоторые панкующие девочки посмотрели на него с интересом.

В это время один из новых товарищей Парсонса извлек из своей оранжевой огромной холщовой сумки музыкальный инструмент, похожий на гитару, яростно ударил по струнам и заорал какую-то англоязычную песню.

Остальные члены компании дружно ее подхватили и задергались в идиотском танце, притопывая ногами и прихлопывая в ладоши. Исаак, хотя ничего не понимал в этой песне, тоже исступленно забил в ладоши.

Чтобы не ударить в грязь лицом, он сбросил с плеча сумку и с криком “Эх, ёп твою мать!” пустился вприсядку. Из всего нагромождения английских слов он понял только припев “Тутти-фрутти...” и, широко разевая рот, Исаак самозабвенно заорал эту абракадабру: “Тутти-фрутти! О, Рутти! Лапдабидуба Лаб Биб Бум!”

Трудно сказать, какое чувство охватило Парсонса, когда он выхватил из своей лежащей на земле сумки электрический утюг и лихо метнул его в окно гостиницы “Европейская”.

Утюг описал широкую дугу и врезался в стекло. Толпа одобрительно захохотала, от чего Исаак криво улыбнулся, скромно хихикнул и шаркнул ножкой.

Но не успел еще стихнуть звон разбитого стекла, как из-за угла гостиницы на площадь выкатил милицейский газик и на довольно приличной скорости направился к компании веселых людей.

- Стрем! Ментура! - раздались испуганные голоса и молодые люди бросились врассыпную. Только один Исаак остался на месте.

Он еще немного, по инерции, поплясал, а потом, вникнув в смысл тревожных выкриков, остановился и тупо посмотрел сторону приближающейся опасности.

Увидев милицейскую машину, он застыл как вкопанный. Как загипнотизированный удавом кролик, Исаак смотрел на сине-желтую машину и пытался вспомнить, где же он видел ныне лицо человека, сидящего за рулем.

За рулем оперативного газика сидел ефрейтор милиции Иван Мохнаткин.

Судьба, нагло скалясь, вытанцовывала на остатках надежд Исаака. До газика оставалось метров десять, когда он круто завернул, взвизгнув тормозами, и остановился. Из машины вышли трое и медленно пошли к Исааку...

Исаак остолбенел. Не в силах произнести ни слова, он глупо улыбался и ласково смотрел на ментов.

- Может быть, в морду ему дать? - послышался ленивый голос одного из милиционеров.

- Отставить! Не забывайтесь, ефрейтор, здесь куча иностранцев. Вон, уже глазеют со всех сторон... Ба - а, а может, он иностранец? Ефрейтор, сержант, назад! Не трогайте его! А то потом хлопот с посольством не оберешься.

Иван Мохнаткин