чем за две недели! Что же это за напасть такая!

О том, что эти проклятые трусы надо как можно скорее выбросить, разорвать, сжечь у Парсонса даже мысли не возникало. Как же это, ведь за них деньги уплачены! А следующую партию трусов он по плану должен купить только в конце следующего года. Ну хорошо, эти выбросить, а как же ходить тогда? Вообще без трусов, что ли? Исаак даже представить себе боялся, что нужно покупать новые трусы.

Конечно, дело не в деньгах. Хуй с ним, с баблом этим сраным! Как и у всех советских граждан, у Парсонса имелась сберкнижка, в которой были записаны довольно длинные числа - результат его бережливости и экономности. Материальных затруднений Исаак как раз и не испытывал. Это был жизненно важный, принципиальный вопрос. Для Исаака даже более важный, чем это кажется на первый взгляд.

Сегодня он, допустим, купит себе трусы, завтра - еще что-нибудь, а послезавтра и жене захочется купить себе какую-нибудь очередную ерунду! Так нетрудно все промотать и по миру пойти...

Исаак уже представлял себя в ватнике, небритого, с трясущимися руками, стоящего у пивного ларька и соображающего, где бы найти еще 9 копеек на кружку пива? Тьфу, придет же такое в голову!

Нет! Новые трусы нельзя покупать ни в коем случае! Иначе рухнут все устои, все представления Исаака о разумном существовании, нарушатся все его жизненные принципы. Он перестанет сам себя уважать. Господи! Парсонс даже вспотел от таких мыслей. Хотя на самом деле принципов у него было не так уж много.

- Подумаешь, колышек! - продолжал размышлять Исаак. - Эка невидаль! Ну, во-первых, он колет не так уж больно. Пожалуй, даже приятно. Во-вторых трусы можно немножко приспускать - не обязательно же их натягивать до пупа! А что касается временного украшения на лбу, то его можно закрыть париком или спрятать под шляпу. А разные там приключения и неприятности, все, что произошло - пусть будет просто недоразумением и впредь подобного не повторится. А завтра надо будет показаться врачу: немного подлечусь, и все будет расчудесно!

Успокоенный этими нехитрыми соображениями, Исаак воспрял духом. Он широко улыбнулся.

Вот ведь, как бывает! С одной стороны, все гадко и мерзко. А с другой, присмотришься, - и все, вроде бы, хорошо. Просто любую хуету надо рассматривать с оптимистической точки зрения.

Парсонс был оптимистом. Хотя был очень противным человеком. Зануда, скептик и циник. Но он был очень хитрым и везде находил свою выгоду. Сейчас ему выгодно было быть оптимистом. Но Парсонс не анализировал своих чувств, все его мысли рождались подсознательно, в зависимости от направления его размышлений.

В данный момент его размышления миновали опасное направление, и Исааку хотелось думать о чем-нибудь приятном, спокойном и радостном. Он даже на миг забыл о боли во всем теле.

Но, видно, не суждено было Исааку сегодня немного помечтать. Послышался звук открываемой входной двери, потом легкие быстрые шаги, и в спальню вошла его жена Софья Александровна Парсонс, урожденная Коровина.

Шаги становились все отчетливее, приближаясь к двери. Внезапно агрессивность Парсонса стала затихать и совсем куда-то исчезла. Он вспомнил, как неоднократно бывал бит женой по поводу и без повода. Ему стало неприятно от таких воспоминаний почти физически. Он совершенно не переносил побоев.

Он по привычке зябко поежился, но тут дали о себе знать израненные и поврежденные члены, мускулы и кости.

Парсонс вспомнил, что он пережил, и взбодрился - да, теперь ему ничего не страшно, теперь он тверже стали.

Что там какой-то Корчагин, подумаешь, паралич! Хуйня! Детский лепет! Что бы сказал этот Корчагин, если бы его два часа травили дихлофосом, потом уронили на осколки бутылок и банок и стали на нем танцевать чунгу-чангу?!

Единственный человек, с которым Парсонс мог себя поставить на одну доску, был Сергей Лазо. Похоже, что тому было тоже не совсем сладко, когда его засовывали в топку паровоза. Возможно, что ему даже было немного хуже, чем Исааку. Хуёвенько ему было, прямо скажем.

Действительно. Исаак все же живой. А герой гражданской войны Лазо как то не очень. От этой мысли Исаак немножечко взбодрился.

Чтобы взбодриться еще больше, Парсонс отчетливо и громко произнес загадочное:

- Транскрипция!

Он уже заметил на крыше, что человеку нельзя оставаться наедине со своими мыслями - это верный путь к безумию, и теперь умело выводил себя из оцепенения звуками своего же голоса. Подействовало и на этот раз.

В этот момент ручка двери повернулась, заскрипели петли, показалась женская нога в домашнем тапочке...

udaff.com