вообще каяться? Ну ладно, отрезали
одну ногу, и так уже наказан, зачем еще-то резать? На хуй нужно?
И он стал последними словами поносить и бога, и всю православную церковь, и этих
чертовых ангелов. Такой вот каяльшик, блин! Говорить он не мог, но делал это
мысленно, причем так замысловато, что сам себе удивлялся.
Кстати, в его длинном мысленном монологе ангелы были не чертовы. а ебаные. Он
так и подумал: “Эти ебаные ангелы!” И здесь он погорячился. Ведь ангелы-то -
существа бесполые, и вступать с ними в сексуальную близость просто невозможно.
Так что “ебаными” ангелы быть никак не могут.
“Как это невозможно? - могут удивиться некоторые изощренные сексуалы-практики. -
А как же рот? Орально-генитальный контакт, так сказать? Ангелы они там или не
ангелы, но рот-то у них есть! Выходит, что “ебаными” они все-таки могут быть?”
Но вот об этом Иван думал меньше всего, тем более, что в силу своего воспитания
считал, что подобного рода контакты - это проявление буржуазной извращенности и
неуважения к партнеру. Так что, произнося эти чудовищные слова - “ебаные ангелы”,
Иван подразумевал обычный для него контакт, а именно - в попу.
В жопу, так сказать.
Ефрейтор Иван Мохнаткин был потомственным педиком. Пора уже показать читателям
его истинное лицо.
Гомик, короче.
Секундочку! Читатель может удивиться: - а как же его романы с деревенскими
дамочками? Ведь были же романы?
Да.
Были.
С дамочками романы были.
Именно таким способом все романы и завершались. В попу.
Какие еще вопросы?
“Ну, суки! - мысленно вопил Иван, лежа на больничной койке. - Издеваетесь?!
Давайте! Рубите уж все! Руку рубите! Голову рубите! Член мой половой рубите!
Гады!”
И заплакал в бессильной ярости, и забылся в отчаянии......


Из забытья его вывела чья-то заботливая рука, которая приподняла его голову.
Это была рука фельдшера Коли.
- На, попей, голубчик,- ласково говорил Коля. - Попей горяченького, парень.
Намучился ведь за ночь, сердешный.
Коля одной рукой приподнимал голову Ивана, а другой подносил к его губам большую
кружку с дымящейся жидкостью. Это был мясной бульон.
Мохнаткин стал пить бульон мелкими глотками. Было вкусно. Бульон был наваристым.
“Хороший бульон. Густой. - подумал Иван. - Как у нас в деревне. Бабка его хорошо
делала. Из такого бы бульона студень хороший получился.”
Прав был Иван. Хороший был бульон. И из него, действительно, получился бы
хороший студень. Поэтому он с таким удовольствием пил.
Откуда ему было знать, что этот бульон был сварен из его ноги?
Зачем ему это было знать?
На хуя, спрашивается?
Студентам же надо было чем-то закусывать свой спирт?! Студенты - народ веселый и
голодный. А тут столько мяса! Не пропадать же еде! Вот они и нажарили себе
котлеток, наварили бульона.
Молодцы! Хорошие ребята! На все руки мастера - и хирурги, и кулинары!
Котлеток Ивану не досталось. Зато бульона пей, сколько хочешь! Вкусный бульончик
получился. Как в деревне. Иван первый раз в жизни пил бульон из собственной ноги.
Но зачем ему было знать об этом? Зачем человека расстраивать? Ведь утром его
ждала тяжелая операция по ампутации правой руки......

* * * * * * * * *
* * * * *

Что было утром - не будем пересказывать. Нетрудно догадаться. Но Иван не умер.
Он стойко перенес операцию по ампутации последней своей конечности, правой
больной руки.
На этот раз операция проходила по всем правилам медицинской науки, с наркозом, с
ассистентами и т.д.
Но это уже было не важно. Во всяком случае, для Ивана. После суда над Исааком
прошло уже пять суток, и Ваня знал, что жить ему оставалось еще шестнадцать.
Организм не боролся со смертью. Жизнь постепенно угасала в его теле. Хоть и
мелкий, никчемный человек, а все равно жалко! Божье создание. А мог ведь стать
героем! Космонавтом или полярником.
Иван ничего не чувствовал. Боль ушла. Осталась только душевная боль. Но и она
после того, как Иван раскаялся, искренне раскаялся, отступила. Исчезла. И
уступила место иному чувству, не известно какому. Уже неземному.
Иван неподвижно смотрел в потолок широко открытыми глазами. Он ничего не видел и
ничего не слышал.
Он думал.
Проходило время, он засыпал, потом просыпался, потом снова засыпал, просыпался и
снова думал. Неизвестно, о чем он думал. Но перед тем, как его окружила темнота и
его сердце остановилось, за мгновенье до этого, он увидел серо-синие глаза Исаака
Парсонса и услышал его голос: “Ты свое отгулял, ефрейтор...”

udaff.com