не зацепил. – комбат усмехнулся. – Так еще от трибунала меня спас. Псих, одним словом.

– Наверно контузия, товарищ комбат. Или ранение в голову. А может быть, просто сошел с ума от одиночества.

– Итак, наступаем завтра до рассвета. Если пулеметчик мертв, и противник об этом еще не знает, у нас есть огромное преимущество и фактор внезапности. Без единой потери, без единого выстрела можно пересечь равнину и обрушиться на врага ... Кстати, интересно будет потом на него посмотреть, на твоего смертника. Похороним по-человечески, у меня должок перед ним.

– Никак невозможно, товарищ комбат.

– Почему?

– Внутри все заминировано. Если сунуться, рванет так, что ...

– Черт! Отделение саперов только через неделю перебросят. Ладно, придется оставить его в тылу. Людей лишних на охрану у меня нет, поэтому просто расставим вокруг знаки «мины», чтоб мародеры не залезли. Пусть побудет так пару дней, пока основные силы не подтянутся ... Ротные и командиры взводов, доведите приказ до личного состава. Во время броска через равнину, к ликвидированной огневой точке не приближаться ближе чем пятьдесят метров ... Все свободны.

* * *

За холмами затухает бой. Ошарашенный внезапной атакой, противник почти не оказывает сопротивления. Бросая оружие и технику, он спешно отступает на север. Арьергард наших мотострелков, командирский джип и связисты уже пересекли равнину вдогонку за ударными силами. Я оборачиваюсь в последний раз.

Сфинкс стоит одиноко и неподвижно, беспомощно задрав хобот пушки в светлеющее утреннее небо.

Я знаю, что он видит меня. Его башня едва заметно кивает мне на прощание. Я тоже киваю в ответ, догоняю проходящую мимо машину и запрыгиваю в кузов с бойцами.

udaff.com