– – как? за что? средь бела дня! – на его дежурстве! ! такое ЧП. Это просто наихудшее, что вообще может быть. А с кого первая башка долой – с дежурного. Он отвечает за порядок в полку. О Господи!
Чего делать-то? А чего делать... надо докладывать командиру полка. Вот радость ему на праздничек. Кондратий бы не хватил.
Дежурный принимает решение: объявляет.
– В общем так. Я докладывать командиру не буду. Не могу я такое докладывать! Сейчас семнадцать сорок. Смена дежурства в двадцать один ноль-ноль. Чтобы до этого времени знамя нашли. Бери всех свободных от караула – и ищите где хотите! суки! ! ! гады! ! !
Срочно создается поисковая комиссия во главе с помдежем-старлеем и лихорадочно переворачивает полк. Ищут суки-гады – никакого результата.
В двадцать один ноль-ноль капитан сдает дежурство другому комроты и докладывает – рубит голосом самоубийцы:
– За время моего дежурства в полку случилось чрезвычайное происшествие... исчезло Знамя части. Дежурство сдал!
– Дежурство принял! – отвечает новый дежурный. – Ха-ха-ха! И давно исчезло-то? Что, в деревню за самогоном пошло?
На лице прежнего дежурного вспыхивает неизъяснимое злорадство: принял! принял дежурство! не может он принять дежурство, если Знамя пропало! не должен! он тревогу трубить должен, поднимать всех! А он принял! это – полгоры с плеч свалилось! ..
Он снимает с рукава повязку, передает ее заступившему дежурному; тот садится на его стул за стол в дежурке, и бывший дежурный говорит:
– Да вот эти... фашисты! .. потеряли Знамя после парада.
А новый дежурный, тепленький после праздничного обеда с водочкой, благодушно откликается:
– Ха-ха-ха!
– Докладывай! – приказывает бывший дежурный старшине. И тот повторяет свой душераздирающий доклад.
Новый дежурный синеет, трезвеет, хренеет:
– В-в-вы чо... охренели? .. славяне! .. братцы... товарищи офицеры! Я, – говорит, – дежурство не принимаю!
– Ты его уже принял. Так что давай – действуй. ЧП у тебя!
– У меня ЧП? ! У тебя ЧП! ! !
Короче: я, говорит, командиру докладывать не буду. Искать! ! ! Всем! ! ! Везде! ! ! В восемь утра построение – вот вам время до восьми.
И всю ночь уже человек двадцать шатаются с фонарями по гарнизону, как спятившие кладоискатели, и роют где ни попадя: даже матрасы в казармах ворошат, и в ЗИПах смотрят... фиг: нету.
Утром является кинуть орлиный взор на свое образцовое хозяйство праздничный командир; и перекошенный капитан рапортует:
– Товарищ гвардии полковник! За время моего дежурства в полку чрезвычайных происшествий не случилось!
– Вольно.
– Но за время дежурства капитана Куманина случилось.
– Что – случилось? !
– Чрезвычайное происшествие! Пропало Знамя части...
Полковник с сомнением озирается на белый свет, проковыривает мизинцем ухо и принюхивается:
– А? Ты сколько выпил, гвардии капитан?
Так точно. В смысле никак нет. Вот. Пропало полковое знамя.
Когда вытаскивают большую рыбу, ее глушат колотушкой по голове. Значит, командир покачивается, глаза у него делаются отсутствующие, а на бровях повисает холодный пот. Ему снится страшный сон.
– Как... – шепчет он.
Вперед выпихивают несчастного старшину, который на ногах уже сутки, и старшина в десятый раз излагает, как он прислонил Знамя, как пил пиво, как бросил окурок, и как Знамени на месте не оказалось.
Под командира подставляют стул, подносят воды, водки, закурить, и обмахивают его фуражками. И доводят до сведения о принятых мерах. Все возможное предприняли, не щадя себя...
И зловещая тень Особого отдела уже ложится на золотые погоны товарищей офицеров.
– Так, – говорит командир. – Так. Я в дивизию докладывать не буду. Что я доложу? ! Я с этим знаменем до Одера! ! ! под пулями! ! ! Вы – что? ! Старшина... ах, старшина... как же, ты что...
– Искать! ! ! – приказывает. – Всему личному составу – искать! ! ! Обед отменяется! ! ! Увольнения отменяются! ! ! Всех офицеров – в полк! ! ! не найдете – своей рукой расстреляю! на плацу!
И весь полк снует, как ошпаренный муравейник – свое знамя ищет. Траву граблями прочесывает. Землю просеивает! Танкисты моторные отделения открывают, артиллеристы в стволы заглядывают!
Нету знамени.
А это значит – нету больше полка.
Потому что не существует воинской части, если нет у нее знамени. Нет больше такого номера, нет больше такой армейской единицы. Вроде полк есть – а на самом деле его уже нет. Фантом.
Три дня командир сидит дома и пьет. И после каждой стопки, днем и ночью, звонит дежурному: как? Нету...
Докладывает в дивизию: так и так... Пропало знамя.
Там не верят. Смеются. Потом приходят в ярость. Комдив говорит:
– Я в армию докладывать не буду. Вот тебе двадцать четыре часа! – иначе под трибунал.
Ищут. Командир пьет. Дежурные тоже пьют, но ищут. И лейтенанты-ассистенты пьют – прощаются с офицерскими погонами и армейской карьерой. Только старшина не пьет – он сверхсрочник, у него зарплата маленькая: ему уже не на что...
Комдив докладывает в армию, и диалог повторяется. Еще сутки пьют и ищут. И даже постепенно привыкают к этому состоянию. Это как если разбомбили тебя в пух и прах: сначала – кошмар, а потом – хоть и вправду ведь кошмар, но жить-то как-то надо... служба продолжается! ..
Армия докладывает в округ. И все это уже начинает приобретать характер некоей военно-спортивной игры «пропало знамя». Все уже тихо ненавидят это неуловимое знамя и жаждут какого-то определения своей дальнейшей судьбы! И часовой исправно меняется на посту N_1, как памятник идиотизму.
Ну что: надо извещать Министерство Обороны. И тогда – инспекция, комиссия, дознание: полк подлежит расформированию...
И вся эта история по времени как раз подпадает под хрущевское сокращение миллион двести. И под этот грандиозный хапарай расформирование происходит даже без особого треска. Тут Жукова недавно сняли и в отставку поперли, крейсера и бомбардировщики порезали, – хрен ли какой-то полк.
Лишний шум в армии всегда был никому не нужен. Командира, учитывая прошлые заслуги, тихо уволили на пенсию. И всех офицеров постарше уволили. Молодых раскидали по другим частям. С капитанов-дежурных сняли по одной звездочке и отправили командовать взводами. С лейтенантов-ассистентов тоже сняли по звездочке и запихали в самые дыры, но ведь – «дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут...» Технику увели, строения передали колхозу. А старшину-знаменосца тоже уволили, никак более не репрессируя. Фронтовик, немолод, кавалер орденов Солдатской Славы всех трех степеней... жалко старшину, да и не до него... пусть живет!
И старшина стал жить... Ехать ему было некуда. Все его малое имущество и жена с детишками были при нем, а больше у него ничего нигде на свете не было. И он остался в деревне.
Его с радостью приняли в колхоз: мужиков не хватает, а тут здоровый, всем известный и уважаемый, военный, хозяйственны; выделили сразу старшине жилье, поставили сразу бригадиром, завел он огород, кабанчика, кур, – наладился к гражданской жизни...
Через год, на день Победы, 9 Мая, пришли к нему пионеры. Приглашают