Калывань (старорусск.)-гуляние, пир, праздненство.


Третьи сутки попойки.
Утро.
Босой криво сидит напротив меня за шатким столом, усыпанном бычками и битой посудой (вчера на столе танцевали все, кто ещё мог ходить). Из еды на столе можно различить лишь обкусаную со всех сторон, обратившуюся в мегасухарь буханку белого хлеба, на одном боку которой след ботинка. Другой бок кем-то жадно выгрызен. Сие есть праздничный торт без свечек (отмечали день рождения вот этого хроника, сидящего напротив меня в бесполезных попытках сфокусировать сбившееся зрение).
Крупно трясущиеся руки виновника торжества с хрустом отламывают кусок хлеба от буханки, натирают его полусшорканым бульонным кубиком. Босой тупо жуёт, пытается проглотить.
Однако колючие и угловатые сухари утомлённый синевой организм принимать отказывается. Босой с комично острыми от непрожёванных ломтей щеками обводит разнонаправленными глазами стол, в поисках, чем бы запить. И тут его взгляд наконец-то обретает смысл и фокусируется, и на чём! На пластиковой бутылке из под минералки, в которую мы ночью приобретали у жуликоватых местных мутно-жёлтый разливной самогон крайне низкой цены и качества. В бутылке ещё треть. Босой вопросительно смотрит на меня поумневшими, как у собаки глазами, а лапой, то есть рукой, каналья, уже тянется за бутылкой. Хули, не отказывать же жертве собственного праздника-подавится ещё тортом-то.
Мы завтракаем.

Через час.
Босой, вся ебососина (прости, кент, но это единственно подходящее на тот момент слово) которого облеплена крошками и бычками, а на щеке прилипший, но к счастью не воткнувшийся фарфоровый осколок (когда это он в стол сунулся? Я и не заметил. Наверно моргнул в тот момент.) глядит в мою сторону и неожиданно спрашивает меня:
-Скажи мне честно, у меня ебл…у меня лицо бухое или… или… всё- таки одухотворённое? …скажи мне честно…это важно…

Что тебе ответить, бродяга, на этот неоднозначный вопрос.

-Обухотворённое - с трудом выговариваю я и иду блевать.

Командировка наша была построена таким образом, что пропив все деньги, выданные нам конторой на снятие квартиры, мы вынуждены были жить прямо на стройке, где и работали. С одной стороны даже заебца-ноги с кровати спустил- и всё, уже на работе. Но сторона-то была не одна.

Туалет там был внешнего, ебучего типа (метрах в двухстах от стройки), до неприличия деревянный, двухкабинный. Засранный до такой степени,что из очек угрюмо торчали чужеродные карие эвересты, и садясь посрать, надо было очень постараться, чтобы их, не дай бог не покорить.
Ну, ладно, хватит уже про этот поганый сортир. Про этот, загаженный жопами широчайшего спектра калибров и национальностей, населявших ту же стройку, что и мы, клозет. Эту омиллионопиздевшую за восемдесят дней командировки уборную. Это продуваемое всеми ветрами, но один хуй вонючее отхожее место.

Четвёртые сутки попойки.
Утро.
Я сижу в одной кабинке, наш бригадир, некий Ваня, во второй. Срём.
-Слушай, Вань(шлёп-шлёп), я вот никак понять не могу (шлёп-шлёп-шлёп) - мы ж третий день не жрём ни хуя, только пьём. Так(шлёп!)?
-Ну, так, - доносится сдавленно-глуховатый Ванин голос.
-А откуда говно-то? Ведь закуски никакой не было. Тока пили.Откудова оно взялось, говно-то?

(ведь для образования достаточного для дефекации количества каловых масс недостаточно лишь спиртосодержащей жидкости, необходим хоть какой-то минимум пищевых волокон и грубой клетчатки)

-Как откуда, ты чё? Из жопы, конечно. Спросишь тоже.
Осознав, что в каком-то смысле Ваня прав, я замолкаю. Однако чувствую, что полной удовлетворённости от его ответа нет. Чувствовался какой-то спьяну неуловимый логический недочёт.
Тут Ваня подаёт голос.
-Нет, а действительно. Если мы уже четвёртые сутки не принимаем пищу, то чем же мы тогда срём?
Прибегаю к его же синей, но такой удобной логике.
-Ну как чем, Вань. Гавном, конечно. (шлёп) Гавном, чем же ещё.
Так, несмотря на все наши умственные и иные усилия, загадка происхождения кала полностью разгадана и не была.
Сошлись на двух версиях:
1. Гавна в человеке всегда хватает, особенно в пьяном.
2. Это сьёбывается печень.

Слышно шуршание газеты.
-Посрала?-участливо спрашиваю я.
-Посрала,-доносится довольный Ванин голос.
-Я вообще-то не тебя спрашиваю.
-А кого?
-Жопу твою.
-А я и молчал.
-Блин, до чего у вас всё-таки голоса похожи.

Пятые сутки.

Стройка, мать родная
Накорми меня!
Ведь у самого-то
Нету ни хуя.

-Слышь, чурбамбей, есть чё похавать? Ты, ты ,пиздоглазый, у тебя спрашиваю! Продразвёрстка, блядь. Предьяви точево.
-Сёр кутак мас маймун, орыз бок егюч.*
-Как это нету, ты че охуел, влагалищеокий? А это чё в мешке?
-Кир джаляб…ам паше **…
-Не знаешь? Откуда вас только понавезли, блядь.Это картошка, оленевод, нахуйблядь. Русский национальный овощ, блядьнахуй. А раз, ты, вульвошарый, дуру мне тут включаешь, делиться не хочешь, то мы всё забираем, понял?
Так, закуска есть, бухаем дальше.
-Ого, бля, откуда картофан? У кого спиздили?
-Почему сразу- спиздили? Минусы со второго этажа подогрели. У них там до хуища всего.
-Вьетнамцы что ли?
-Да я хуй их различаю, вьетнамцы-хуямцы, корейцы-хуейцы…Минусы - и пиздец.

Шестые сутки.
День.
-Всё, я больше не могу…Не могу больше я… Не больше я могу…Не больше полстакана…я ещё могу…
-Все не могут, но надо…
-Все могут, но не надо…
Полян сидит на табурете. Он странен. Со вчерашнего дня голова и плечи у него настораживающе красного, революционно-кумачового цвета, за что Босой его дразнит Красным Дьяволёнком и Пограничным псом Алым, а Ваня, на правах бригадира - Тампаксом юзаным. У Поляна, предположительно, кожная аллергия на самогон. Производственная травма. А может ему просто стыдно, что он уже почти неделю не просыхает. Пьянствует хуй пойми где, в Колывани - посёлке деревенского, Богом забытого, типа, на стройке интерната для особо одарённых.. Полян свешивает голову и тихо произносит :«Отведите меня, пожалуста, на кровать» но его никто не слышит. И даже, несмотря на вызывающе-нездоровую пунцовость лица, почти никто не видит.

-А она, пизда, мне говорит- недавно была операция на пизде, искривление цистита , швы, мол болят, аж сношаться больно. Ну я ей интеллигентственно так намекаю…
-Интеллигентно.
-А?
-Интеллитентно.
-Да иди ты на хуй, ну вот намекаю, значит, можно же необязательно в пизду, можно же чтоб ты просто пососала.
-Ты кого на хуй послало, насекомое?
-А хуле ты рассказать не даёшь, умничаешь, как беблятекорь.
-Ты активируй речевые фильтры, пока я те пищеприёмник не расхлестал.
-Чаго?
-Базар, говорю, фильтруй, хуепутало, а то вьебу.
-Заебали рамсить! Рассказывай дальше!!!(всем интересно про баб).
Рассказчик - тощий, как коренной бухенвальдец, паренёк, имеющий странную форму головы - она у него как таблетка, сильно приплюснутая с боков, за что был дразним «уснувший на наковальне», «попавший меж двух автобусов» и «топор».
-Ну вот, значит, пососи, говорю…А она, ебать её под веки, говорит- нет, я брезгаваю хуй