стул (с массивными, суко, ножками) и резким ударом разшибает его о стену. Затем довыламывает одну из ножек, и со словами: «Пацан сказал, пацан сделал». - подходит к Мультику, и начинант расстёгивать ему замызганные штаны. Нихуясе! Он и вправду собирается это сделать! Ввести Мультику ректально-насухо резную, покрытую тёмным лаком, толстую ножку стула. Во разошёлся-то, а!

-Мих, завязывай. Тебе не западло что ли?
-Вообще-то, ты должен сейчас это делать. Не мою ведь мать он ограбил. Так что сиди и не пизди.
-Завязывай, блядь. Хуй с ним. Считай, что ты это сделал. Валим отсюда.

Миха пытается мне что-то возразить, но тут дверь открывается (валится внутрь) и комнату быстро заполняют пятеро. Немелкие и немолодые. На ёблах – хуёвый опыт. Урки. Один, нерусский, лысый, Михиной комплекции, но постарше, поматёрей. Костяшки пальцев словно стёрты крупной тёркой. Становятся полукольцом напротив. Самый пожилой, фиксатый, с лицом ожесточённого Шерлока Холмса, глянув на измудоханного Мультика, хрипло произносит:
-Таак. Ну и чё за хуйня?
Миха смотрит на него сверху вниз.
-А ты-то сам чё за хуй с пригорка?- Миха делает вид, что нисколько не испугался и полностью владеет ситуацией. И то и другое-пиздёж. Уж больно серьёзные на вид чуваки. Тут хоть кто перессыт. Даже Киборг-громозека.
Шерлок надсадно повышает голос, и гротескно кажет две козы:
-Вы чё беспредельничаете? Это моя точка. Вы под кем ходите?
-Под Господом Богом.
-Нет, барсик, ответить всё-таки придётся. Мне малая сказала, что
какие-то отморозки вломились, деньги требуют, её изьебли. Вы чё, ребята, совсем охуели? Чё за дела, в натуре? Вы, вообще знаете, что за такое бывает?
-Валил бы ты, дядя, в сторону хуя (Ой, Миха… Сдаётся мне, что зря ты так).У нас тут свои куличики. Долепим – уйдём.

-Вот так расклад, блядь. Сопля зелёная мне указывает. Это я буду решать, бычара, уйдёшь ты отсюда, или тебя коньками вперёд вынесут. Понял, щенок подшконочный?
-Да хули с ними базарить, Колпак. С гандонами творожными. С беспредельщиками – по-беспределу надо. Этих прижучим, другим неповадно будет. Третий раз за месяц точку опрокидывают. Заебали! Кончаем их, и ебись оно рогами!
С этими словами лысый азер извлёк из-за пазухи массивный «ВикториНокс». С чётим щелчком открыл. Весело сверкнула швейцарская сталь. Бля, знаю я эти ножики. Безобидные с виду, но чрезвычайно острые.
Ещё трое тоже достали ножи. Пожилой просто сунул руку за пазуху. Чё-то мне даже как-то и не интересно, что он оттуда достанет.
В воздухе явственно запахло жареным хуем. Они двинулись на нас, оттесняя к окну. Что удивительно и пугающе – на лицах у них спокойно-деловитое выражение. Агрессии никакой нет. Один чистый профессионализм.
По-моему, нам тут больше делать нечего. Миссию возмездия можно считать завершённой. Пора шнуровать кеды. А выход остался только один, в окно. Потому что через этих ребят щемиться бесполезно, исполосуют к ебеням, до неузнаваемости. До неопознаваемости. Надо прыгать. Внизу должен быть снег.
Второй этаж, хуйня. Ну, копыта поломаем. Зато жить! Жииить!

-Михан, в окно!

Штора, стекло, рама. Удивлённые восклицания вслед. Сопровождаемые свитой осколков и запутавшись в шторе летим вниз. Внизу, к счастью, сугроб. Неглубокий, но достаточный, чтоб не расхуяриться. Шумно приземляемся, во время чего я больно прикусываю язык. Публика во дворе в ахуе. Кто-то из собачников орёт: «Николай, звони в милицию, тут опять кого-то с окна выкинули». Блядь, нога. Достаю её из сугроба, и вижу припорошённый снегом, кривой длинный осколок, косо торчащий из-под косточки. Хуёвая рана. Хорошо, что мне пока не больно. Первое движение – вытащить ебучее инородное тело, но потом вспоминаю, что нельзя. Блядь, мы уебались прямо на стёкла. Миха!
Миха гигантской наседкой сидит в сугробе, и лупает глазами. В руках держит обломок оконной рамы. Ебло в порезах. С ужасом замечаю, что снег слева от него краснеет и подтаивает.
-Ты как, братуха?
-Блядь говорил же, давай с ним поеду,- тихо говорит Миха и болезненно морщиться. Нашёл время для разборок.
-Вообще-то этих ребят Катя привела,- мрачно замечаю я (которую ты, похотливая твоя морда, благородно отпустил).
- Я, братуха, кажется, сильно порезался. Очень сильно. До кишков. Упал жопой на длинное стекло, а оно вверх остриём торчало. Я его сейчас в животе чувствую. И гавном пахнет. Точно, кишки прорезал. Чуешь, воняет?

-Да эт ты обосрался просто в полёте,- как могу успокаиваю его,- Сиди не двигайся.
-Сам ты обосрался,- тихо шепчет Миха, и теряет сознание. Я не успеваю его подхватить, и он грузно заваливается вбок, причём слышен глухой клокочущий хруст ломающегося где-то под ним (или в нём?) стекла.
Какая-то бабка, стоящая неподелёку, жалостливо охает.

Ору в собирающуюся толпу - Да вызовите же вы, блядь, скорую!

-Уже вызвали на, - отвечает бомжеватого вида, в бывалой кроличьей шапке, пожилой мужик.

udaff.com