Не буди лихо, пока ему похуй.


Родился Жора Ртов в настолько малоизученном населённом пункте, что упоминать его название вряд ли имеет смысл. Достаточно отметить, что там и сейчас всё осталось почти так же, как и десять лет назад. Вместо интернет-кафе лишь СМС-чебуречная, стада ночных австралопитеков в трениках на замусоренной главной улице, невидимый мэр и целые мегаполисы дач, именуемые аборигенами Бомж-Сити. Обычный засранный российский городишко, коих тысячи. Ну и хуй с ним, не в этом суть.

Суть в том, что Ртов недавно женился, причём личную жизнь свою устроил несколько подловатым образом.
Увёл подругу у ближайшего кореша, у Саши Подстрахуйского, с которым дружил с самой школы.

Сначала Татьяна была для него существом асексуальным абсолютно, вроде женщин-культуристов. Ведь она была девушкой его друга. Однако позже все идеалистические устои были неторопливо размыты равнодушным реализмом, в свете которого само понятие дружбы было нелепо, потому что люди живут сами по себе и на всех остальных по большому счёту глубоко похуй. И если в далёком отрочестве (одрочестве) друг Мишка, друг Васька – это для шкета всё, то ближе к зрелости оказывается, что Мишка ещё больший гондон и сволочь чем ты, а Васька на выпускном всё-таки выебал твою любовь и вообще мудило.
Девушка моего друга? Что ж, мне очень жаль (что тоже пиздёж).

Короче, увёл Таньку у корефана. Когда есть деньги так просто быть подлым.

Самое же занимательное в этой истории это то, что преданный (в обоих смыслах) друг вовсе не перестал общаться с Ртовым, и даже не избил его, как того требовали традиции (на что Танюха втайне обиделась). Он продолжал приходить в гости и даже был в силах улыбаться, чем вызывал уважение у Ртова. Но что такое уважение подлого мудака? Замешанное, кстати (как и у всех подлых мудаков) ещё и на страхе, потому что после одного случая Ртов Сашу побаивался.
Было это с год назад. Пили у Ртова.

На второй день пьянки Подстрахуйский сильно поссорился с Жориным соседом – тупицей Гариком, без шеи, но со стенобитным прыщавым лбом. Тот назвал Подстрахуйского «дрищом замусоленным» и Подстрахуйский спьяну страшно оскорбился.

П: Ты на хуй обзываешься, выпиздень? Проблем хочешь?
Г: Ты чо пружинишь, сопля? Каких ещё проблем? Проблема – это моё второе имя бля. Не залупайся, а то удивишься.
П: Ну-ка пойдём выйдем, попищим.
Г: Гы. Ну пошли, хуле.

Надо заметить, что телосложением Подстрахуйский обладал весьма условным, можно сказать – астеническим, поэтому его угрозы в адрес укрупнённого оппонента действительно выглядели, по меньшей мере, смешно. Однако из подъезда он вернулся с разбитыми руками и крупной каплей крови на лбу. Произнёс растерянно:

- Вызывай скорую, Жора. Кажется я его угондошил.
- Но как? Он же в спецназе служил!
- Я-то не знал.

Не угондошил, просто сломал нос и челюсть. Гарика с той поры стало не видно, не слышно.


Мизансцена: комната Ртова с ополовиненной поллитрой на столе. Сам Ртов вяло шевелится на полу, по комнате взад – вперёд ходит Подстрахуйский с цифровым фотоаппаратом в руке. В углу валяется фотография счастливых Жоры и Тани Ртовых в разбитой рамке. На фотографию обильно насрано.

От вони Ртов постепенно пришёл в себя. Руки крепко стянуты за спиной. Лежит на полу у батареи. Губа болит. Сквозь тяжко рассасывающуюся пелену увидел Сашу Подстрахуйского.
Что такое? Вчера вроде пили вместе, Подстрахуйский, помнится, дружески открывал секреты Танькиной оргастичности.
Что случилось-то?

Саша присел перед Ртовым на корточки и тихо сказал:

-Это клофелин, Жора. Я ведь не святой, чтобы простить тебе то, что ты сделал.
-Что сделал (сил на вопросительный знак у Ртова не было).

Подстрахуйский неторопливо прицелился и чувствительно треснул Ртова в нос. Ртов сразу перестал видеть из-за хлынувших от боли слёз, но не перестал слышать спокойный голос Подстрахуйского:


- Так, о чём это я… Да, я не святой, хотя и у меня случаются случки с лучшими лучами…Но ведь и лучник иногда лупит лучиной луковицу…Туалетной бумаги у вас, кстати, почему нету? Жопу пришлось твоим шарфом вытирать.

«Что он несёт?» подумал Ртов.

Подстрахуйский пёрнул, и продолжал:

- Жора, я посоветоваться с тобой желаю…Вот как ты думаешь, если я выебу тебя в жопу, запечатлю этот процесс на фото (можно кстати и на видео, фотик пиздатый) и потом покажу Танюше, как ты думаешь, она вернётся ко мне?

«Он ёбнулся окончательно», тоскливо подумал Ртов, «Перспективы наихуёвейшие, потому что он и был ебанутым».

- Есть и другой вариант. Отрезать тебе хуй. Не бойся, ты не умрёшь, я всё аккуратно сделаю, стерильно. Даже могу потом его тебе отдать. Вот смотри: если Танька тебя по-настоящему любит, то на её любви отсутствие твоего члена, а точнее его присутствия, но в другом месте, никак не скажется. Так ведь? Можно не весь хуй, я ж не зверь. Можно только залупу.

- Саш, ты чо, ебанулся что ли? Или обглотался чего? Развяжи меня, я рук уже не чувствую.

-Да похуй мне твои руки, ёбаный предатель. Похуй мне твои руки. Ты что, действительно думал, что я тебя простил? Хуй тебе. Хуй тебе. Танька – это всё, что у меня было. Всё! Ладно, об этом не надо. Не та публика. Убивать я тебя не хочу, убивать плохо. А вот наказать тебя надо. Я всё ждал, что Бог это сделает, но он чё -то очень занят, наверное. Фото на память! – неожиданно вскрикнул Подстрахуйский и сверкнул вспышкой Ртову в лицо. Ртов снова перестал видеть, но не перестал слышать:

- Короче делаем так, Жорик. Дожидаемся Таньку, она ведь через полчаса будет? Я спрашиваю, будет, сука?

Снова удар. Сдавленный голос Ртова:

-Будет.
-Так вот, дожидаемся Таньку, и ты прибалтываешь её пососать у меня. У тебя на глазах. Понял, падла? Если мне всё понравиться, я ухожу. Если нет, ебу обоих. Всосал? Всосал, я спрашиваю?

Снова удар в лицо, только уже ногой. Ртов (плаксиво):

- Ты что творишь, Саша!

- Я-то? Я, как ты и предположил - ебанулся. Мой похуй сильно вырос и опух. Гуси улетели. Я способен чёрт знает что натворить блядь. Ну так ты приболтаешь её или нет, падла?

-Приболтаю, приболтаю.

Через час.
Руки Ртова уже посинели, а Танюшка всё сосала. Под глазом у неё обширный фонарь. У Подстрахуйского как назло плоховато стоял, а в отпизженной до черноты голове Жоры Ртова вертелось:

«Соси, Танечка, соси. Соси, как ты не сосала никогда в жизни».


Над обгаженной фотографией кружится одинокая муха. В прихожей надрывается телефон. Сквозняк лениво перебирает шторы, тюль. Слышится недовольный голос Подстрахуйского:

-Чо-то мне совсем не понравилось.


Этажом ниже, на залитой весенним солнцем кухне дородная супруга потчевала тщедушного голубоглазого мужа густым горячим супом, и всё приговаривала:

- Кушай, родной. Кушай.

Тот, отламывая хлеб, сказал:

- Совсем уж тепло на улице-то. Лето скоро.

udaff.com