Жил-поживал в большом городе такой чувак – Саша.
Нет, не то.
Жил да был на белом свете…
Нет, совсем хуёво. Надо начинать конкретнее.
Суть человека наиболее отражаема в том, на что он, этот человек, живёт.
Вот с денег, пожалуй, и начнём.

Деньги на жизнь Саша брал у папы. Ну как брал - папа сам посылал их ему из далёкого северного городка, с названием, словно выхлоп пара изо рта в морозный день – Талнах. Папа работал там замдиректора какого-то неиссякаемого рудника, и давно уже жил с другой женой и другими, более свежими детьми.
Сашина же мама, спившись от кидка любимым, четыре года, как выпала спьяну из окна шестого этажа, прямо на железную ограду клумбы. Последними её словами были «Коленька» (отец Сани), и «спина».

Денег папа Саше посылал семнадцать тысяч в месяц. Если бы бывшая жена действительно выпала, а не выбросилась (как он был уверен), он бы ограничивался где-то пятью.
Семнадцать не то что бы много, но бедному псевдостуденту на жизнь хватало. На папином чувстве вины Саша неплохо наживался.
Папа-то думал, что Саша успешно учится на третьем курса университета, и ошибался – Саша успешно не учился вообще. Диплом он рассчитывал через пару лет приобрести у сотрудников вуза.
«Хули время терять», думал Саша, «один хуй после нынешних институтов выходят бараны баранами».


Беззаботная, сытая и сытная жизнь в которой не надо никуда вставать по утрам, в которой даже убираться не надо, потому что приходящая горничная за три тысячи в месяц, она же повариха и она же, чего там, и кое-кто ещё.
Каждое утро Саша мысленно желал папе долгих лет плодотворной жизни, причём желал искренне.

В то утро на охоту вышел пораньше – часов в десять. В кафе попытался плотоядно улыбнуться там одной, не вышло – та сделала скучное лицо и отвернулась. Что бля за бабы…(с женщинами Саша не умел обращаться совершенно).


Привлёкшая его внимание девушка топталась на оживлённом углу, у стайки ларьков. Она была в разумной степени похожа на проститутку (как и почти всякая длительно стоящая на углу девушка).

Саше сразу бросилась в глаза такая деталь – джинсы девушки были расшиты разноцветным бисером, какой-то неясный узор, сходящийся к ширинке. Ширинка была обрамлена компактным, подтянутым тазом, спереди надставлена парой ничем не примечательных сисек. Снизу всё это подпирала пара не очень длинных, но прямых и стройных ног и венчала конструкцию среднестатистической миловидности голова, оснащённая пронзительной синевы глазами. Саше эта самочка чрезвычайно глЯнулась.

- Девушка, вашей маме зять не нужен? – ничего более умного в Сашину голову не пришло и он, подойдя, промямлил вот это.

Девушка, впрочем, ничуть не удивилась, а спокойно переспросила:

- А чего ИМЕННО взять?

Взять? Взять? Чего взять? Не в рот же…

- Ну… Чего-нибудь…- Саша растерялся, но показывать этого не хотел.

- Ты от Миши?

- Вроде того… (от какого Миши? нахерА я спиздел?)

- Тогда понятно… Ну, отойдём.

Отошли за ларьки. В скверик, где потише. Очарованный Саша спросил:

- Тебя как зовут?

Она сказала:

- По двести пятьдесят сегодня. Но качество того стоит. Пиздатый, короче. Лена.

Саша подумал: «Вот так вот, значит, да… А и хуй с ним». И, взяв из её нежной руки почти невесомый бумажный пакетик, отсчитал деньги. Потом сказал:

- Может, вместе? Можно у меня.

Ему было похуй, что там в пакетике, похуй, что заставило симпатичную девку торговать на улице дерьмом, просто хотелось подольше с ней пообщаться. От неё веяло пороком и пьянящей доступностью. Её ширинка завораживала. Вобщем – Сашин идеал женщины.

Лена покачала головой, с улыбкой разглядывая Сашу. Странный чел, на нарка не похож, на мента тем более. Тепличный какой-то. Но вроде ничего, симпатичный. По всей вероятности – лох.

- Не могу. Мне ещё на штуку продать надо. А то неприятности будут. Ну ладно, Мише привет, - и она, развернувшись…

- Погоди…- Саня спохватил её за плечо, - Штука так штука («идиот» - мелькнуло в голове).

Не прошло и тридцати минут с момента их знакомства, как она уже сосала. По наивности Саша списывал этот факт более на своё обаяние, чем на её доступность.
В то утро она доказала Саше существование мифической дотоле мужской мультиоргастичности. Хуй не успевал повиснуть, как под её влажным ненасытным напором костенел снова.
Приятно поразила так же её лобковая причёска – узкая вертикальная бровь. Что-то такое было в этом плавном загибе влево.
Говорила ему своим ангельским голоском:
- А ты знаешь, сладенький, что глубокий минет – это поцелуй, максимальный по площади?
У Саши внутри что-то сладко ёжилось и стекАло вниз. Либидо мурлыкало и пело. «Она - чудо» думал он.

- Ну, я-то тебя тоже могу максимально поцеловать.
- Это как это?
- А вот так это, - и Саша целиком влажным ртом втягивал, левую, особым образом охуительную грудку. Леночка закатывалась нежным преприятнейшим смехом, а Саша уже в горячечном тумане похоти, Саша уже лезет и пыхтит.
Ну и ещё пять дней в том же духе. Кино, кафе, цветы. Саша не просыхал. Горничную, под уделанный хохот Лены послал матом.
На исходе этой пятидневки случка была наиболее интенсивна, и Лена, сходив в душ (занюхаться), сразу же уснула.

«Любимая, родная» пьяно думал Саща, глядя на неё спящую и гладя её тоже. «Как же всё-таки заебись, что я тебя встретил. Я спасу тебя». И, обняв её, уснул рядом.

В пять утра Лена открыла глаза. Самая первая её мысль была такая: «Кончился порошок-то». Вторая: «От Славки влетит…».
Сероватый сибирский рассвет ещё только подумывал – начаться ему, или ещё подремать.
Взяв Сашин телефон, девушка тихо скользнула в ванную.

Так, что тут у нас… Монитор жидкий… Системник… Два сотовых…Печатка жёлтого металла…. Тысяч двадцать-двадцать пять. Нормально. Приятных снов, Сашок.

О Сашином пробуждении лучше умолчать. Оно было ужасным – осознание подлого предательства, разочарование, похмелье, боль утраты, боль уретры – всё это слилось в дикий, кошмарный коктейль.

Где-то через час Саня додумался набрать от соседей свой же номер, и услышал беспечный голос Лены:
- Алё!
-Ты, сука. Где мои вещи, - без вопросительного знака прошипел Саша,
- Саша, ты? А то я смотрю, номер какой-то незнакомый (на заднем фоне послышался чей-то издевательский смех).
- Издеваешься, блядища? Да как ты… Как у тебя руки только повернулись?! Про статью ты случайно не забыла? А то могу напомнить. Легко, причём.

Трубку перехватили, послышалось ленивое:

- Слышь, олень. Отъебись лучше. А то тебе хуёво будет. По-хорошему прошу – отскочи. Не звони сюда больше – тебе же дешевле выйдет.
- А, сообщничек ёбаный… Хорошо… Я тебе отскочу, козззёл. Ты вещи выносил, да, сука? Она сама не унесла бы… И ещё объяснишь в милиции, чем твоя девка на Ленинградской торгует… Короче так… До вечера не вернёте вещи – пишу заяву. Тогда и посмотрим, кому «хуёво будет».
- Сань, ты совсем что ли дурачок? Какую заяву? - это снова Лена.
- И за клофелин свой ёбаный ответишь сука. Я же умереть мог. У меня давление…
- Какой клофелин? Это тебя с пятидневного запоя