Библиотека | Стройбатыч | О, синь…
но бля и ёбанаврот – сколько же пить сегодня? Всегда было плохо с обратной математикой.
Ещё соточка. Отлично пошло. Организм-то не обманешь - он ведь точно знает, чего хочет. Иначе откуда бы это ощущение глубинного удовлетворения, постреливающее внутри ласковыми горячими иглами, удовлетворение от синего прИхода? Интересно, что сегодня Вовчик делает? Но нет, нет, стоп – если произойдёт встреча с Вовчиком – неделю из жизни можно смело вычёркивать синим фломастером.
После четвёртого наката разум, вероятно, оттаял окончательно. Потому что вдруг отвратительно трезво подумалось:
«Какое же я всё-таки беспринципное гавно». И не лишена была эта мысль оттенка чисто русского, несколько кунсткамерного самолюбования.
А надо ли вообще бросать? Ведь в жизни так мало радостей… Тем более, что врачи утверждают, что немного бухнуть не то чтобы можно – а даже нужно, причём ежедневно. Вон горцы…
То-то братан удивится – вроде бы, уходя, забирал все ключи, а я сумел-таки нахуяриться. Есть ли хоть малюсенький шанс, что он не заметит моего опьянения? Нету шанса. Заметит. Будет орать. Да и хуй на него. Сраный нарколыга. Без травки своей вообще никуда. Год условки. Неизвестно, кстати, кто из нас ещё больший неудачник и чмо. Ну да, я пью. Выпиваю. Так же как и все. Вон, в одном фильме один олигарх рассказывал, что даже у них, в большом бизнесе без бухалова ни один вопрос не решается. Так нам, простым людям, сам Бог велел. Надо, короче, ещё въебать.
Чёрт, возьми, как же предательски мало водки-то осталось. Не надо бы мне сейчас трезветь. Сильнее нажираться тоже не надо, а вот на этом уровне необходимо удержаться. Главное не забывать, что завтра надо выпить на сто граммов больше, в смысле меньше… Но до завтра надо ещё дожить, а водка кончается. Ключей нет. А если бы и были – денег-то всё равно хуй. Блядь. Чё бы, чё бы…
Сумка брата. Левый боковой карман. Объёмистый прямоугольный пакет, сделанный из газеты. Пахнет даже через бумагу. Марихуана. Вполне ликвидный товар. Но как и кому её продать? И ведь ещё надо будет как-то купить водки…
В раздумьях подхожу к кухонному окну. Может быть, ворона мне подскажет… Вороны не видно, улетела.
Но зато я вижу выходящего из подъезда Пашку с пятого этажа. Распиздяй с гитарой, заёбывающий весь подъезд летом – тусняками на лавочке, зимою – тусняками в подъезде.
Открываю форточку, и кричу:
- Пашка!
Ноль эмоций. Не слышит что ли? Замечаю, что из-под воротника к уху Пашки идёт тонкий чёрный проводок. Ну точно, в плэйере. Блядь!
Пашка начинает удаляться от подъезда. В отчаянии озираюсь, хватаю с полки банку с горохом, зачёрпываю горсть, и метаю в форточку, метясь в сторону Пашки. Но тот отошёл уже довольно далеко, и горохом его не достать. Открываю холодильник, и выхватываю из ячейки гладкое, холодное яйцо. Затем, почти по пояс высунувшись в форточку, прицеливаюсь, и швыряю биоснаряд в спину удаляющегося. Есть. Попал. Плечо Пашки покрыла прозрачная слизь белка, желток же с остатками скорлупы, вертясь, отлетели вбок. Пашка в негодовании озирается, и замечает меня. Быстро снимая наушники, подходит ближе и гневно кричит:
- Ты чё, синяк, вконец уже охуел?
- Пашка, ну извини, блядь. Я же не виноват, что до тебя хуй докричишься…
- Яйцом-то нахуя? Долбоёб!
- Блядь, горох не долетел. Ты это, тебе травы не надо?
Хотя у меня и второй этаж, но кричу я довольно громко, и Пашка опасливо озирается.
- Хули ты орёшь-то на всю улицу, олух? Щас я зайду.
- Бля, меня братан запер, а ключей нет.
Через полчаса я поднимал на мокрой нитке пакет с двумя бутылками водки, и самодовольно думал: «Не, ну каков я, а!». Помню, что открыл и налил, затем ещё раз, а дальше нихуя не помню…
- Проснись, чмо.
Не очень-то приятно, когда твоё утро начинается с такой вот, втиснутой тебе через ухо в мозг, фразы. Не очень-то приятно, когда твоё утро начинается…
С трудом открываю глаза. Вот это сушняк. Ленивые, но неотвратимо усиливающиеся толчки боли в голове.
- Проснулся? – смутно различаю лицо брата, - Где трава, пидрила?
- Э… мэ..., - оправдываюсь, как могу я. Ебать царя, вот это бодун!
- Где трава, уёбище?
- Э…
Я с большим трудом сажусь на постели… Пардон, на полу, где спал. Всё затекло, и мозг тоже. Надсадно дребезжит телефон. Я сижу и тупо смотрю на брата, потому что что ещё мне остаётся делать?
Он злобно говорит:
- Ну и гандон же ты…
Затем, швыряя вещи, собирается, и уходит, хлопнув дверью так, что качается лампочка в коридоре. Ушёл, значит. Ёбаный предатель... Я с трудом встаю с пола. В глазах темнеют и плывут тошные круги. Подхожу к надрывающемуся телефону, беру трубку, и сипло говорю:
- Алё.
- Костян, здорово!
- Привет.
- Чё голос такой мёрзлый? Хвораешь?
- А кто это?
- Чё, не узнал, что ли? Ну ты бля даёшь… Вовчик это! Пить будешь?
Ворона. Синий фломастер. Яйца. Мокрая нитка. Удаляющийся пароход.
Я брошу, обязательно брошу. Только, наверное, всё же не этой осенью.
http://stroybat-art.ru
Ещё соточка. Отлично пошло. Организм-то не обманешь - он ведь точно знает, чего хочет. Иначе откуда бы это ощущение глубинного удовлетворения, постреливающее внутри ласковыми горячими иглами, удовлетворение от синего прИхода? Интересно, что сегодня Вовчик делает? Но нет, нет, стоп – если произойдёт встреча с Вовчиком – неделю из жизни можно смело вычёркивать синим фломастером.
После четвёртого наката разум, вероятно, оттаял окончательно. Потому что вдруг отвратительно трезво подумалось:
«Какое же я всё-таки беспринципное гавно». И не лишена была эта мысль оттенка чисто русского, несколько кунсткамерного самолюбования.
А надо ли вообще бросать? Ведь в жизни так мало радостей… Тем более, что врачи утверждают, что немного бухнуть не то чтобы можно – а даже нужно, причём ежедневно. Вон горцы…
То-то братан удивится – вроде бы, уходя, забирал все ключи, а я сумел-таки нахуяриться. Есть ли хоть малюсенький шанс, что он не заметит моего опьянения? Нету шанса. Заметит. Будет орать. Да и хуй на него. Сраный нарколыга. Без травки своей вообще никуда. Год условки. Неизвестно, кстати, кто из нас ещё больший неудачник и чмо. Ну да, я пью. Выпиваю. Так же как и все. Вон, в одном фильме один олигарх рассказывал, что даже у них, в большом бизнесе без бухалова ни один вопрос не решается. Так нам, простым людям, сам Бог велел. Надо, короче, ещё въебать.
Чёрт, возьми, как же предательски мало водки-то осталось. Не надо бы мне сейчас трезветь. Сильнее нажираться тоже не надо, а вот на этом уровне необходимо удержаться. Главное не забывать, что завтра надо выпить на сто граммов больше, в смысле меньше… Но до завтра надо ещё дожить, а водка кончается. Ключей нет. А если бы и были – денег-то всё равно хуй. Блядь. Чё бы, чё бы…
Сумка брата. Левый боковой карман. Объёмистый прямоугольный пакет, сделанный из газеты. Пахнет даже через бумагу. Марихуана. Вполне ликвидный товар. Но как и кому её продать? И ведь ещё надо будет как-то купить водки…
В раздумьях подхожу к кухонному окну. Может быть, ворона мне подскажет… Вороны не видно, улетела.
Но зато я вижу выходящего из подъезда Пашку с пятого этажа. Распиздяй с гитарой, заёбывающий весь подъезд летом – тусняками на лавочке, зимою – тусняками в подъезде.
Открываю форточку, и кричу:
- Пашка!
Ноль эмоций. Не слышит что ли? Замечаю, что из-под воротника к уху Пашки идёт тонкий чёрный проводок. Ну точно, в плэйере. Блядь!
Пашка начинает удаляться от подъезда. В отчаянии озираюсь, хватаю с полки банку с горохом, зачёрпываю горсть, и метаю в форточку, метясь в сторону Пашки. Но тот отошёл уже довольно далеко, и горохом его не достать. Открываю холодильник, и выхватываю из ячейки гладкое, холодное яйцо. Затем, почти по пояс высунувшись в форточку, прицеливаюсь, и швыряю биоснаряд в спину удаляющегося. Есть. Попал. Плечо Пашки покрыла прозрачная слизь белка, желток же с остатками скорлупы, вертясь, отлетели вбок. Пашка в негодовании озирается, и замечает меня. Быстро снимая наушники, подходит ближе и гневно кричит:
- Ты чё, синяк, вконец уже охуел?
- Пашка, ну извини, блядь. Я же не виноват, что до тебя хуй докричишься…
- Яйцом-то нахуя? Долбоёб!
- Блядь, горох не долетел. Ты это, тебе травы не надо?
Хотя у меня и второй этаж, но кричу я довольно громко, и Пашка опасливо озирается.
- Хули ты орёшь-то на всю улицу, олух? Щас я зайду.
- Бля, меня братан запер, а ключей нет.
Через полчаса я поднимал на мокрой нитке пакет с двумя бутылками водки, и самодовольно думал: «Не, ну каков я, а!». Помню, что открыл и налил, затем ещё раз, а дальше нихуя не помню…
- Проснись, чмо.
Не очень-то приятно, когда твоё утро начинается с такой вот, втиснутой тебе через ухо в мозг, фразы. Не очень-то приятно, когда твоё утро начинается…
С трудом открываю глаза. Вот это сушняк. Ленивые, но неотвратимо усиливающиеся толчки боли в голове.
- Проснулся? – смутно различаю лицо брата, - Где трава, пидрила?
- Э… мэ..., - оправдываюсь, как могу я. Ебать царя, вот это бодун!
- Где трава, уёбище?
- Э…
Я с большим трудом сажусь на постели… Пардон, на полу, где спал. Всё затекло, и мозг тоже. Надсадно дребезжит телефон. Я сижу и тупо смотрю на брата, потому что что ещё мне остаётся делать?
Он злобно говорит:
- Ну и гандон же ты…
Затем, швыряя вещи, собирается, и уходит, хлопнув дверью так, что качается лампочка в коридоре. Ушёл, значит. Ёбаный предатель... Я с трудом встаю с пола. В глазах темнеют и плывут тошные круги. Подхожу к надрывающемуся телефону, беру трубку, и сипло говорю:
- Алё.
- Костян, здорово!
- Привет.
- Чё голос такой мёрзлый? Хвораешь?
- А кто это?
- Чё, не узнал, что ли? Ну ты бля даёшь… Вовчик это! Пить будешь?
Ворона. Синий фломастер. Яйца. Мокрая нитка. Удаляющийся пароход.
Я брошу, обязательно брошу. Только, наверное, всё же не этой осенью.
http://stroybat-art.ru