Можаев, приоткрыв один глаз, посмотрел на разбудившего его бойца. В вечерних сумерках не сразу и поймёшь кто перед тобой. К тому же болела после контузии голова. Саднило посечённое осколками плечо.
Будил Лаврентьев.
- Стемнело уже, надо через дорогу перебираться и на лесок, что приметили, - Лаврентьев напряжённо шептал уже прямо в ухо.
- Да, да, - прогоняя остатки сна, забормотал командир.
- Подъём, подъём, - перебегая от одного к другому, уже тормошил бойцов неугомонный красноармеец.
- Вставай, Иван Михалыч, давай, хорош кемарить, после войны выспишься, - это забасил и принялся расталкивать своего соседа Никулин.

Наконец все построились в подобие шеренги. Командир бегло осмотрел строй. Пять человек, пистолет с двумя обоймами, две винтовки и два десятка патронов.
«Главное чтоб не было паники, никаких пораженческих мыслей, наши уже гонят фрица» - эту фразу командир всё время крутил у себя в голове. Кроме неё была ещё досада, досада и злость. Но эти чувства мыслями не выражались. Ещё был голод, который он стыдливо гнал от себя, но тот постоянно возвращался и с новой силой брался крутить кишки. «Эх, хлеба бы!», - снова подумалось ему, но он тут же отправил эту мысль подальше.

Итак, их пятеро. Он – Евгений Алексеевич Можаев, командир стрелковой роты, разбитой в пух и прах в каких-то полях под Энском. Единственный боец его роты сержант Алексей Никулин. Чудаковатый Лаврентьев, прибившийся к ним на вторые сутки, говорит, что пулемётчик. Иван Михайлович – мобилизованный из запаса, до смерти перепугавший их своим криком из кустов - «А ну ложись немчура!», и сам от страха чуть не наложивший в штаны. Так и познакомились.
И Колька, совсем молодой солдатик, умудрившийся, тем не менее, сохранить свою винтовку.

- Значит так, сейчас броском через дорогу, и далее до леса…
- Евгений Алексеич, разрешите обратиться, - Иван Михайлович осторожно кашлянул.
- Не Евгений Алексеевич, а товарищ командир! Сколько раз вам напоминать?! И почему перебиваете в момент постановки боевой задачи?
- Виноват! Разрешите оправиться?
Никулин прыснул, да и все тоже заулыбались. Командир хотел было сказать что-нибудь резкое, но передумал.
- Разрешаю, - и, подумав, добавил. – Надеюсь «по-малому»?
- А он когда нас за немцев принял, тогда всё крупногабаритное и выложил, - не вытерпел Никулин.
- Разговорчики! Кто ещё желает «по-малому»?
Желающие нашлись, причём все.

Можаеву вспомнился первый бой.
Танковая колонна выскочила из леса, когда они бодро маршировали посреди поля. Движение пехоты непроизвольно застопорилось, танки же с ходу открыли огонь. Всё утонуло в грохоте разрывов. Можаев успел крикнуть, чтоб максимально рассредоточились и начали отступать к перелеску, как сразу же рядом рвануло. Его отбросило в сторону, и он потерял сознание. В себя пришёл, когда Никулин волок его по лесу.
- Где мы? Где немец? Потери?
Из рассказа Никулина он понял, что немцы, не останавливаясь, пронеслись мимо. Рвались к Энску. Около тридцати танков. Добивали в упор, из пулемётов. Раненых подавили гусеницами. Можаева откинуло прямо на Никулина, и он тут же решил волочь командира к лесополосе.
Можаеву было неприятно, что он выжил в ситуации, пахнущей дезертирством, но выбора тогда у него не было. Хоть какое-то, но оправдание.

Красноармейцы опять построились.
- И так, повторяю, Лаврентьев первый, если дорога чистая, все остальные, я замыкаю. Ориентир - дальний лесок, как зайцы не разбегаться, бежим организованной цепочкой. Из вида друг друга не теряем. Вопросы есть?
Вопросов ни у кого не было.
- Тогда вперёд.

Лаврентьев выглянул из посадки, повертел головой вправо-влево, и пулей перемахнув через открытое пространство, исчез в колосьях. За ним посыпались остальные.
Бежать пришлось долго. Когда, наконец, вбежали в лесок, то первым делом повалились на землю.
- Будь неладны эти поля,- наконец смог выдать Никулин, - Лесов нормальных, похоже, нет ни хрена!
- Не выражаться, - строго оборвал его Можаев, но сразу поправил себя, - Не время ещё!
- А когда время, товарищ командир? – подал голос Колька.
- Когда немца лупить будем, тогда - пожалуйста! В целях поднятия боевого духа, конечно, - пошутил Иван Михайлович,- Верно я говорю, товарищ командир?
- Это по желанию. Мне отец рассказывал, что в четырнадцатом году, во время боя не ругались. - Можаев хитро посмотрел на Ивана Михайловича.
- Всякое было. - Потупил взор тот.
- Михалыч, ты вот поясни, как тебя такого, мобилизовали? - Никулин отдышался и принялся за своё.
- Какого это «такого»? – Михалыч подозрительно покосился на Никулина.
- Какого? Да тебе лет уже…
- Как, как… Вы же не справитесь!
- Темнишь дед!
- Да какой я дед! Возмутился Михалыч.
- А дети есть у тебя?
- Есть, конечно, как же им не быть, чай не хворый.
- А у детей твоих, дети есть?
- Имеются само собой, всё как у людей заведено.
- Ну, значит ты самый натуральный дед, и нечего нам тут огород городить! - под общий смех подытожил Никулин.
Иван Михайлович недовольно сопел пытаясь понять, где же он допустил промашку, наконец, поняв в чём дело, сам заулыбался и примирительно махнул рукой:
- Вот ведь баламут, а вроде и твоя правда.
И опять все заржали.
- Тихо, тихо, война ведь, - первый вернул всех на землю Можаев.
- И твоя правда тоже, командир.
Во внезапно повисшей гробовой тишине сказал Никулин.

Настоящий лес, которого так долго ждали, начался через сутки. До этого они двигались практически без отдыха. Несколько раз вдалеке были видны клубы пыли, но это оказывались немецкие пехотные колонны. «Если это пехота, то где же тогда передовые танковые части?» - думал Можаев. Иногда, высоко в небе, пролетали самолёты – в основном немецкие бомбардировщики.
Пройдя вглубь леса на пару километров, они вышли на небольшую дорогу. Решили двигаться параллельно, лесом, до ближайшего населённого пункта. Если он не занят немцами, нужно попробовать достать еды. Хотя бойцы и изголодались, но носа не вешали. Балагур Никулин постоянно подшучивал над всеми и травил байки. Лаврентьев, как охотничья собака прочёсывал лес по пути следования, добровольно взяв на себя функцию разведки, Колька, стиснув зубы, угрюмо, но решительно пытался не отстать, и даже «Дед», которого уже ни кто по-другому не называл, шёл на ровне со всеми.

Из кустов вынырнул Лаврентьев, чуть не сбив с ног Никулина, тот как всегда не сдержал язык:
- Ё-моё, был бы ты с винтовкой, меня бы штыком проткнул!
- Товарищ командир!
Не обращая внимания, на разоряющегося Никулина начал Лаврентьев:
- Деревня, там метров через сто, дорога на лево уходит, и как раз в деревню идёт.
- Привал. Лаврентьев, Никулин - разведать, сколько домов, есть ли немец, ждём вас через час на этом месте. Держите мой пистолет, с ним сподручнее, - Можаев не без сожаления протянул свой ТТ, - Осторожнее, на рожон не лезьте, не форсите если что, тебя Алексей это особо касается!
- Есть не форсить!
Никулин вскинул руку к пилотке, и добавил, уже оборачиваясь к Лаврентьеву:
- Ну, веди, следопыт.
Когда они скрылись в зарослях, повисло