Зимой 1995 года у меня возникли неожиданные проблемы с бестолковой французской полицией. Этот абсурдный конфликт, несмотря на всю свою нелепость и надуманность, тем не менее был чреват для меня достаточно серьезными последствиями. И потому я, чтобы не искушать судьбу, предпочел убраться из Парижа подобру — поздорову. Знакомые парижские анархисты помогли мне с билетом до Таити и даже собрали немного наличных денег на дорогу.

Прилетев в Папеэте, столицу Французской Полинезии, я снял номер в дрянной, но чертовски дорогой гостинице и потратил несколько дней на то, чтобы осмотреться. Земной рай дезертиров “Баунти”, Поля Гогена и богатых туристов оказался сущим захолустьем, населенным неправдоподобно простодушными, милыми и доброжелательными аборигенами.

Странное дело! Оказалось, что жизнь в Эдеме начисто лишает человека большинства его обычных желаний и оставляет только самые необходимые, без которых в раю уж никак не обойтись: купаться в океане, пить каву и объедаться лобстерами. Но для того, чтобы удовлетворять эти насущнейшие нужды, даже в раю нужны проклятые деньги.

Именно безденежье в скором времени вынудило меня сорваться с места и податься в поисках работы на север. Однажды ночью я проник на частную парусную яхту, шедшую на Гавайи, но уже спустя пару дней, до крайности измученный голодом, жаждой и морской болезнью, я был разоблачен жестокосердными хозяевами яхты и с позором высажен на острове Маниги (архипелаг Туамоту).

Спустя полчаса я уже знал, что на атолле Маниги зарабатывают на жизнь всего лишь двумя способами: добывают черный жемчуг и ублажают богатых туристов. Добывать черный жемчуг я не умел, а ублажать праздную европейскую сволочь мне было нечем, да и не хотелось, — по идейным соображениям.

Пересчитав последние гроши, я завернул в кафе “Пасифик” и истратил их на сандвич с креветками, стакан кокосового молока и порцию горьковатого коктейля с ангостурой. Я был единственным посетителем в кафе: в это время суток немногочисленные на острове туристы отрабатывали свою программу на пляже или на рифах с аквалангом.

Молодой бармен, склонившись над стойкой, читал по-английски Митицуна-но хаха, — чем привлек к себе мое внимание. Я подумал о том, что на белом свете, должно быть, существует не очень много барменов, читающих в рабочее время интимные дневники манерных средневековых японок. Я допил коктейль, чиркнул зажигалкой и спросил, указывая тлеющей сигариллой на книгу:

— Страшно, правда?

Чуть помедлив, юный метис оторвался от чтения и поднял на меня непроницаемые карие глаза. Некоторое время он молча и довольно бесцеремонно разглядывал меня с ног до головы.

— Иногда страшно, — наконец отозвался он. — Но вовсе не потому, что "она действительно эфемерна".

— Вот как! Тогда в чем же повод для страха?

— А в том, что за тысячу лет в головах у людей ничего не изменилось. Вот что ужасно! Ничтожные тупые ублюдки! Чтоб они сдохли! И я вместе с ними... Родиться человеком — это так унизительно, что прямо блевать охота...

Юный мизантроп захлопнул книгу и отодвинул ее в сторону.

— Ты не оставил мне чаевых. Это невежливо, — заметил он, подозрительно косясь на мои рваные джинсы.

— У меня кончились бабки, — объяснил я.

— Ты ведь не турист, да? Просто бродяга какой-то...

Я охотно кивнул головой и сплюнул на пол прилипшую к губе табачную крошку.

— Хочешь еще чего-нибудь выпить?

— Я ведь уже сказал — у меня кончились бабки.

— Это ничего... За счет заведения...

— Ну, тогда коньяк... Который получше... Да-да, вот этот, который “Эннеси”... Двойную порцию...

Усмехнувшись и покачав головой, бармен бросил большой кусок льда в звонкий стакан для виски и обильно окропил его сверху коньяком.

— Я ищу работу, — сказал я, раскручивая светло-коричневый водоворот вокруг прозрачной ледышки на дне стакана. — Не поможешь советом?

— Не знаю, месьё... Едва ли на этом паршивом острове найдется какая-то достойная вас вакансия... — Он опять покосился на мои драные джинсы. — Я вот слышал, что на Киритимати...

— Киритимати слишком далеко, — перебил я его. — Я десять раз сдохну от голода, пока туда доберусь.

Бармен почесал затылок и вздохнул.

— Вообще-то нам нужен помощник. Но мой отец — жуткий скряга! Скрудж, Гобсек и мой папаша — это все одна порода гиен. Те самые “три сиротки”, которых воспел Вийон. Ненавижу!.. Был тут у нас один доходяга с Самоа, помогал по хозяйству. Так вот, деньгами папаша ему не платил. Бедняга работал только за еду и крышу над головой...

— О/кей, я согласен! — поспешил согласиться я. — Значит, жратва, жилье и... и что еще? Две банки пива и пачка курева каждый день.

— Ну, как знаешь... — бармен пожал плечами. — Если есть желание продаваться в рабство к тирану, отговаривать не стану... Тогда тебе надо поговорить с папашей. Думаю, он согласится, сволочь такая... Ладно, будем знакомы! Меня зовут Жан-Жак. Это в честь Руссо, — был такой французский придурок, — моя идейно ангажированная мамаша-француженка назвала так сына-полукровку.

— Антон Зо… Антуан Дегросье, — представился я, протягивая руку.

— Странно, — усмехнулся Жан-Жак, неожиданно сильно стиснув своими тонкими пальцами мою ладонь. — Вот так фамилия! А по виду и не догадаешься! И произношение у тебя... хм... скажем так, не вполне классическое. Скорее уж, ты похож на какого-нибудь говномеса из Новой Зеландии.

— Так было не всегда…

— Ладно, парень, не обижайся! У меня чертовски злой язык, я и сам этому не рад. Если твои предки имели дело с благородными металлами, это еще не повод, чтобы подтрунивать над бедным потомком, оставшимся без наследства... Итак, стало быть, пришла пора представить тебя папаше — проклятый кровосос должен посмотреть тебе в зубы и заглянуть в задницу...

Жан-Жак обернулся в сторону подсобки и что есть силы заорал:

— Эй ты, старый пень! На выход! Господь всемогущий внял твоим молитвам — послал тебе на растерзание очередного мудака-а!

Спустя полминуты из подсобки выкатился курьезный улыбчивый субъект, поразительно похожий на Ким Чен Ира — любимого вождя северокорейского народа. Судя по всему, я произвел на него благоприятное впечатление, так как, едва успев поздороваться, он тут же принялся перечислять мне обязанности подсобного рабочего, которые заключались в следующем:

Каждое утро я должен был очищать подступы к заведению от явного мусора, оставленного туристами или намытого прибоем. Кроме того, после отлива мне следовало проверить несколько ловушек на “голубых” (это всего лишь лангусты, а не то, что вы подумали) и “пальмовых воров” (а это крабы, питающиеся кокосами). За всю эту несложную работу (полтора-два часа в день) мне полагалось трехразовое питание из общего меню, пачка “Мальборо”, неограниченное количество пива и отдельное жилье.

Стоит ли говорить, что я сразу же согласился на эти условия! Впрочем, Жан-Жак оказался прав — хитрожопый азиат так ни разу и не заикнулся о деньгах.

Метис, оставив отца за стойкой, отправился показывать мне будущее жилище.

Неподалеку от кафе, в глубине пальмовой рощицы,