Туман пробрался в комнату сквозь окно, растворяя в себе серый свет непонятно какого времени суток. Я лежал на полу. Я провёл таким образом довольно много времени, и чувствовал, что мои конечности затекли, и все моё тело уже окончательно онемело. Некоторое время я лежал без сознания, а потом мне становилось все холоднее и холоднее. Скорее всего я был в доме моих родителей. Скорее всего я решил пробыть здесь некоторое время до того, как ситуация прояснится. Я всегда так поступаю когда опускаюсь слишком низко, хотя мне и не следовало бы этого делать, особенно если в итоге оказывается, что я не у родителей, а в какой-то трущобе на кап ремонте, которая только со стороны похожа на их дом. Хотя, по правде говоря, в какой-то момент стёкол в окнах дома где жили и живут мои родители тоже не было. Вот и в доме где я лежал тоже не было окон, и проваливались полы.

Моё нынешнее падение началось с того, что я бродил по сомнительным барам, предварительно накачавшись Рогипнолом (Rhohypnol), и ждал, когда кто-нибудь, воспользовавшись моим бесчувственным состоянием, попытается меня ограбить. В одном из баров, посмотрев на экран телевизора над стойкой, я увидел там себя, в каком-то порно фильме, занимавшимся сексом с какой-то барышней со знакомым мне лицом. Зрелище всецело поглотило меня, и я очнулся лишь в тот момент, когда я - на экране - посмотрел мне в глаза и сказал: "Если бы это происходило на самом деле, чтобы ты подумал?". Я конечно же не был на сто процентов уверен в том что таблетки которые я принял были на самом деле Рогипнол; это с тем же успехом мог быть и Валиум, или что угодно, но что бы это ни было, эффект стал постепенно проходить, и я проверил карманы чтобы удостоверится в том, ограбил ли меня кто либо за истекший период. В этот момент кто-то постучал по одной из досок, которыми была заколочена дверь.

Я просунул голову в разбитое окно. У двери стоял довольно юный курьер, который улыбнулся и вручил мне серебристый конверт. "Это приглашение на Олину свадьбу" - сказал он. Я ответил ему что с моей точки зрения Оля выбрала довольно странный путь принятия моего предложения руки и сердца. Он засмеялся одним "ха". Я рассказал ему про то, как мы с Олей целовались, и как вскоре после этого я сделал ей предложение в письменном виде, запечатав листок в морского окуня. Она ничего не ответила мне, но она отпустила окуня в море, что скорее всего означало "да". Курьер погладел на меня с сомнением.

"Богатые люди не похожи на нас, - сказал ему я, - они всё делают по-другому". Он посоветовал мне открыть конверт. Внутри конверта было приглашение, на котором было выгравированно что-то, что я не смог разобрать, красная бархатная открытка с двумя алюминевыми голубками, и записка, на которой от руки было написано:

"Немедленно приходи. Я должна с тобой немедленно поговорить. Целую, Оля"

Олин дом был суматохой икры, шампанского и десятка незнакомок со знакомыми лицами. Мы расцеловалсь, Оля проворковала "ты всех тут знаешь!", и оставила меня стоящим лицом к стене. Я так и остался стоять потому что таким образом чувствовал себя спокойнее. Я слышал как Оля за моей спиной принимала поздравления и поцелуи, "Мы всегда знали что это будет именно он!", - говорили они. "Это потому, что Оля меня понимает" - сказал я. "А ты, мой дорогой, меня выдаёшь". - проскользнул Олин голос за моими плечами, и она ущипнула меня. Я обернулся в сторону шума. Оля выглядела напряжённой. "Ты знаешь как я любила папу, и сейчас, когда его больше нет с нами, мне нужен кто-то особенный, и я подумала, что может быть это будешь ты". "К тому же, - добавила она, - ты выглядешь старше всех кого я знаю", она снова улыбнулась, и в её глазах появились искорки. "Так ты выходишь за меня замуж?" - спросил я.

"В какой-то мере"

"А разве я не должен был бы подарить тебе кольцо?"

Олино выражение лица в этот момент стало нежно-милым, и её улыбка была добрее, чем улыбка продавщицы в кондитерской. Она поцеловала меня в лоб. "Тебе нужно будет просто постоять рядом со мной" - сказала она "Просто постоять рядом со мной некоторое время, не переживай" Когда она отошла, я возобновил общение со стеной, а комната вокруг меня гудела и трещала общением мужчин. В особенности одним из них, которого звали Алексей, и разбитое воспоминание о чём-то ужасном и почти забытом, порывом ветра появилось на поверхности моего сознания. Грубое, облучающее лицо, голова, которая слишком часто кивает, и смеющаяся Оля, подталкивающая меня локтём: "Почему ты не улыбаешься\не ведёшь себя\не так весел как Алёша?" . И медленно-медленно, не совсем понимая тому причины, мне стало очень очень грустно и тоскливо, настолько, насколько можно ощущать это чувство, глядя на стену в комнате полной дам.

В течение следующих шести месяцев, я довольно часто бывал у Оли в гостях, обычно на ужин. Люди были как-то необычно приветливы и милы, особенно по отношению ко мне и особенно Алексей, который когда появился в поле моего зрения, выглядел старше, чем лицо в моей памяти, но всё так же хлопал меня по плечу когда только мог. В остальном моя жизнь текла в обычном туманном русле хмурых взглядов, докторов, лежания на полу и тротуарах, и людей, кричащих "Пошёл нахуй из моего подьезда!", как вдруг я осознал что я в церкви, перед алтарем, рядом со мной стоят Алексей и Оля, позади нас варево лиц, перед нами - два священика, оба одетые в нечто почти штатское, напоминающее кимоно.

Оба священика были стройны, высоки и с босыми лицами, и оба, как я узнал чуть позже, болели СПИДом. Отец Димитрий был гомосексуалистом, а Отца Сергия заразили в больнице при переливании крови, - что называется, несчастный случай. Ещё немного позже я узнал, что дело было не в несчастном случае. Отец Сергий специально попросил перелить ему зараженную кровь, поскольку считал что глубоко внутри он "паталогический педераст волею случая", и чувствовал себя глубоко виноватым в том, что из малодушия никогда не предпринял никаких действий для того, чтобы реализовать свою гомосексуальность, и тем самым избежал лишений, которым подвергаются другие гомосексуалисты.

В начале церемонии говорил в основном отец Дмитрий, при этом он много улыбался и мало соблюдал формальности; он вел себя так, как будто болтал с друзьями за чашкой кофе. Я плохо слышал содержание его речи, потому что у меня звенело в ушах, это бывает со мной когда я попадаю на меропрятия с большим количеством людей, поэтому всякий раз когда отец Дмитрий повышал голос, я чувствовал себя обязанным отвечать ему "спасибо, у меня все в порядке, а у вас?". Когда я это произносил, он по доброму улыбался мне. Когда заговорил отец Сергий, он вел себя более торжественно и обращался больше к Оле и Алексею. В какойто момент он попросил их взяться за руки. И в этот момент я застонал. Потом я застонал чуть громче, и Оля злобно и незаметно для присутствующих ударила меня локтем под дых. Я начал задыхаться, и мои стоны, пойманные в тиски моих плотно сжатых губ, временно прекратились.

Церемония тем временем продолжалась. Я перевел дыхание и снова застонал,