Библиотека | sqwer | ЗабВО. (Забудь Вернуться Обратно)
в чём там у тебя дело? – сам делаю вид, что мне до пизды его проблемы и интересней содержимое сейфа: документы, водка, патроны. Так проще ловить на пиздеже. Человек думает, что его и не слушают и такое несёт, что потом не смять его брехню …это надо быть «крупным специалистом» в казарменной жизни.
Он и несёт мне про письмо. Не зря с тумбочки Николаев вякал – подавал ему идею. Угу… письмо… девушка бросила… расстроен. Гудбай, мой мальчик, гудбай, мой миленький… твою мать.
- Тээээкс… куда же я его задевал то?? – роюсь в сейфе. – Ты не знаешь, Михаил, куда я его дел??
- Каво, тащ лейтенант??
- Да доверие, солдат, – отрываюсь от сейфа и начинаю смотреть ему в упор в глаза, при этом тихо, но зло продолжаю, – ты, наверное, охуел, Мишаня… ты, по ходу, решил, что имеешь право делать из лейтенанта Скворина долбоёба… а зря… я вот пока не злой ещё, но вот, чувствую…
Дверь канцелярии открывается, и заходит Серёга Кузнецов. Что-то пытается с порога сказать, я поднимаю палец вверх, мол, погоди. Масягин явно не знает, как себя вести. С одной стороны - те, кто его довёл до ручки, а с другой - самый ебанутый лейтенант в батальоне. И ещё не понятно, что для него будет хуже. Но у меня нет времени на душещипательные беседы.
- Чувствую, пиздишь ты, Масягин. - Я шумно и наигранно нюхаю воздух. – Стопудово пиздишь. Тебе минута времени, и ты с письмом здесь… Если я сейчас услышу, что ты его порвал и выкинул, то учти, оно тебе поперёк жопы встанет, я тебе это обещаю. ДЕЖУРНЫЫЫЙ!! - дверь в канцелярию открывается и просовывается рожа Пня. – Пень, вот это тело через минуту у меня опять… башкой отвечаешь, Масёл, неси письмо… по-хорошему тебя прошу…
- Товарищ лейтенант…да вы не так поня…
- Молчать!! Исполнять!! – вскакиваю, Масягин тоже, и с отскоком в сторону, – бегом, бля!! – Масягин покидает канцелярию. Я тут же к Серёге. – Серёг, ща, как он зайдёт, бери Пня - и в сортир… и пусть молится… что-то он знает… ещё прессани Николаева, если что… тоже что-то знает, а я пока с Масягиным поговорю… похоже, довели пацана… начни спрашивать с того, что было в письме! Скорее всего бабло сняли, а потом письмо читали. В первой роте полгода назад было такое. Заеблись отписываться. Коли его до жопы, как будто всё знаешь…ну, ты видел, как я или Денис работаем… давай…
- Чо? Суицид??
- Пока нет… но ты Пня ломай, как будто Масёл тут раскололся и на грани… понял??
- Лады.
Заходит Масягин с письмом. Серёга выходит, я слышу, как подзывает Пня. Масягин тут же сбивчиво начинает что-то врать о том, что я его не так понял.
- Масягин, я понял, что ты мне врёшь… скажи… мне заставлять тебя вслух читать мне письмо, или ты мне сейчас расскажешь без пиздежа, в чём дело??
Масягин пыхтит… тужится… потом выдавливает:
- Они моё письмо читали…
- Кто – они??
Молчит. Мдя… я бы тоже молчал, наверное.
- Масягин, ты хочешь, чтобы твои письма читали дальше?? Или чьи-то другие письма?? А? Масягин?? Ты что думаешь?? Мне тут делать нехуя, как разбираться в твоём вранье перед караулом, так?? Итак, давай чётко, по существу, и, Масягин, если я, ссука, ещё раз ловлю тебя на вранье, то не только бубен расколочу, но и вообще забью на тебя, солдат…пусть тебя, как Примуса, хоть в жопу ебут.
(Примуса в роте давно нет, зато память о нём осталась страшной сказкой о пидоре, которую непременно рассказывают молодым.)
Действенная, надо сказать, угроза. Кому этот аборт нужен, кроме нас, офицеров?? А защитить молодого бойца от беспредела в казарме могут только офицеры, впрочем, как и закрыть глаза на этот беспредел, фактически соучаствуя в его опускалове. А то, что я против беспредела, знает вся рота.
Но Миша Масягин хватает ртом воздух, пыхтит, крутит клювом… однако молчит. Стукачество – тяжкий грех в армаде.
Идём дальше, значит.
- Масягин, я тебе тут не НКВД… знаешь, что это такое?? – Миша отрицательно трясёт башкой, клюв опущен, явно чем-то нехорошим, наверное, представляет это НКВД. – Это, Миша, такая организация была… там, чтобы правду узнать – пальцы в дверь людям в лёгкую защемляли… как думаешь? Больно??
Кивает.
- Так вот, Миша… тебе сказочно везёт… потому как времени у меня нет… в караул надо… поэтому я тебе помогу… на первый раз… в другой – не будешь говорить по-хорошему – сломаю, как ломали в НКВД… всосал??
Миша смотрит на меня.
- Ты пришёл в роту… на тумбочке письма… посмотрел – тебе нету... потом, оказалось, есть, но вскрыл кто-то другой… так??
Кивает.
- Просто так письма не вскрывают… что там было? Деньги?? Ну-ка, дай конверт! – подаёт. Какая-то Лена ему пишет. Не упомню, чтобы у меня в роте просто так письма вскрывали – святое… от мамы… от девчонки… но просматриваются ещё на почте на просвет. Если есть подозрения на наличие бабла – вскрывают, не думая. Не дошло. Чем толще конверт, тем меньше шансов, что он дойдёт до адресата. Мало ли?
Итак, моя версия - бабло. Но от девушки?? Странно. Хотя могли и поглумиться.
Внутри обрывается… не люблю я этого. У самого семья - больное. Скучаю жутко.
- Смеялись над твоими чувствами, солдат??
Опаньки – краснеет. Засопел. Ранимый – хреново, хотя я в его возрасте тоже не стальной был. Только этого мне не хватало. В роте у какой-то падлы поднялась рука залезть в личку. Это для любого молодого полшага до петли. И так самая тоска по дому, а тут какая-то тварь, которая сильнее и наглее тебя, учитывая корешей за спиной, стебётся над твоими любимыми и родными.
Всё. Масягина трясти бесполезно. Но я обязан задать этот вопрос. Он сейчас закупорился. Для него сейчас все враги. Он не видит людей – он видит беспощадную и непреодолимую систему, которая его перемалывает, вытравливая все, чем он является. Всё человеческое. И всё-таки ломать надо, иначе хуже только будет.
- Кто??
Молчит. Жаловаться правой руке палача на то, что его левая рука сделала тебе больно – глупо.
- Масягин, это последний и самый трудный вопрос, правду я сейчас узнаю всю и до конца, скажешь – сэкономишь мне время. Нет – я всё равно узнаю, но тебе за мой напряг придёт пиздец. Выбирай.
- Пнёв, – одними губами выдыхает-решается Масягин.
- За мной, солдат, – иду в роту. У меня ещё минут двадцать на разборы. Караул уже шебуршится на инструктаж. Я сразу направляюсь в сортир, в курилку. Там Серега обычно беседует с охуевшими. Там кафель – если что, мыть удобно, и выход один. Удобная комната для разговора. Там я их и нахожу.
Ебааааать….
У Пня рожи нет. Такое ощущение, что нос ему вколотили внутрь лица. Крови - пиздец. Над Пнём стоит Серёга. В левой руке держит какой-то мятый листок. Фотка. Хорошо, что тут кафель – мыть удобно.
- Сергей, – окликаю, Серега перестаёт пялиться в пространство и на выдохе:
– Мразь, – заряжает Пню ногой по телу. Пень хрюкает и пытается сжаться в комок. Сергей подходит ко мне и молча протягивает фотку. На фотке молодая девчонка…на мой вкус так, на троечку… но Масягин, видимо, именно её при дрочке и видит… хули… любовь. Только вот ручкой хуи нарисованы у её личика и прочая пахабщина. Вплоть до подписи «СОБСТВЕНАСТЬ 3 РОТЫ. НАША БЛЯТЬ». Я присвистываю.
- Масягииин!! Воин, а шо ж ты
Он и несёт мне про письмо. Не зря с тумбочки Николаев вякал – подавал ему идею. Угу… письмо… девушка бросила… расстроен. Гудбай, мой мальчик, гудбай, мой миленький… твою мать.
- Тээээкс… куда же я его задевал то?? – роюсь в сейфе. – Ты не знаешь, Михаил, куда я его дел??
- Каво, тащ лейтенант??
- Да доверие, солдат, – отрываюсь от сейфа и начинаю смотреть ему в упор в глаза, при этом тихо, но зло продолжаю, – ты, наверное, охуел, Мишаня… ты, по ходу, решил, что имеешь право делать из лейтенанта Скворина долбоёба… а зря… я вот пока не злой ещё, но вот, чувствую…
Дверь канцелярии открывается, и заходит Серёга Кузнецов. Что-то пытается с порога сказать, я поднимаю палец вверх, мол, погоди. Масягин явно не знает, как себя вести. С одной стороны - те, кто его довёл до ручки, а с другой - самый ебанутый лейтенант в батальоне. И ещё не понятно, что для него будет хуже. Но у меня нет времени на душещипательные беседы.
- Чувствую, пиздишь ты, Масягин. - Я шумно и наигранно нюхаю воздух. – Стопудово пиздишь. Тебе минута времени, и ты с письмом здесь… Если я сейчас услышу, что ты его порвал и выкинул, то учти, оно тебе поперёк жопы встанет, я тебе это обещаю. ДЕЖУРНЫЫЫЙ!! - дверь в канцелярию открывается и просовывается рожа Пня. – Пень, вот это тело через минуту у меня опять… башкой отвечаешь, Масёл, неси письмо… по-хорошему тебя прошу…
- Товарищ лейтенант…да вы не так поня…
- Молчать!! Исполнять!! – вскакиваю, Масягин тоже, и с отскоком в сторону, – бегом, бля!! – Масягин покидает канцелярию. Я тут же к Серёге. – Серёг, ща, как он зайдёт, бери Пня - и в сортир… и пусть молится… что-то он знает… ещё прессани Николаева, если что… тоже что-то знает, а я пока с Масягиным поговорю… похоже, довели пацана… начни спрашивать с того, что было в письме! Скорее всего бабло сняли, а потом письмо читали. В первой роте полгода назад было такое. Заеблись отписываться. Коли его до жопы, как будто всё знаешь…ну, ты видел, как я или Денис работаем… давай…
- Чо? Суицид??
- Пока нет… но ты Пня ломай, как будто Масёл тут раскололся и на грани… понял??
- Лады.
Заходит Масягин с письмом. Серёга выходит, я слышу, как подзывает Пня. Масягин тут же сбивчиво начинает что-то врать о том, что я его не так понял.
- Масягин, я понял, что ты мне врёшь… скажи… мне заставлять тебя вслух читать мне письмо, или ты мне сейчас расскажешь без пиздежа, в чём дело??
Масягин пыхтит… тужится… потом выдавливает:
- Они моё письмо читали…
- Кто – они??
Молчит. Мдя… я бы тоже молчал, наверное.
- Масягин, ты хочешь, чтобы твои письма читали дальше?? Или чьи-то другие письма?? А? Масягин?? Ты что думаешь?? Мне тут делать нехуя, как разбираться в твоём вранье перед караулом, так?? Итак, давай чётко, по существу, и, Масягин, если я, ссука, ещё раз ловлю тебя на вранье, то не только бубен расколочу, но и вообще забью на тебя, солдат…пусть тебя, как Примуса, хоть в жопу ебут.
(Примуса в роте давно нет, зато память о нём осталась страшной сказкой о пидоре, которую непременно рассказывают молодым.)
Действенная, надо сказать, угроза. Кому этот аборт нужен, кроме нас, офицеров?? А защитить молодого бойца от беспредела в казарме могут только офицеры, впрочем, как и закрыть глаза на этот беспредел, фактически соучаствуя в его опускалове. А то, что я против беспредела, знает вся рота.
Но Миша Масягин хватает ртом воздух, пыхтит, крутит клювом… однако молчит. Стукачество – тяжкий грех в армаде.
Идём дальше, значит.
- Масягин, я тебе тут не НКВД… знаешь, что это такое?? – Миша отрицательно трясёт башкой, клюв опущен, явно чем-то нехорошим, наверное, представляет это НКВД. – Это, Миша, такая организация была… там, чтобы правду узнать – пальцы в дверь людям в лёгкую защемляли… как думаешь? Больно??
Кивает.
- Так вот, Миша… тебе сказочно везёт… потому как времени у меня нет… в караул надо… поэтому я тебе помогу… на первый раз… в другой – не будешь говорить по-хорошему – сломаю, как ломали в НКВД… всосал??
Миша смотрит на меня.
- Ты пришёл в роту… на тумбочке письма… посмотрел – тебе нету... потом, оказалось, есть, но вскрыл кто-то другой… так??
Кивает.
- Просто так письма не вскрывают… что там было? Деньги?? Ну-ка, дай конверт! – подаёт. Какая-то Лена ему пишет. Не упомню, чтобы у меня в роте просто так письма вскрывали – святое… от мамы… от девчонки… но просматриваются ещё на почте на просвет. Если есть подозрения на наличие бабла – вскрывают, не думая. Не дошло. Чем толще конверт, тем меньше шансов, что он дойдёт до адресата. Мало ли?
Итак, моя версия - бабло. Но от девушки?? Странно. Хотя могли и поглумиться.
Внутри обрывается… не люблю я этого. У самого семья - больное. Скучаю жутко.
- Смеялись над твоими чувствами, солдат??
Опаньки – краснеет. Засопел. Ранимый – хреново, хотя я в его возрасте тоже не стальной был. Только этого мне не хватало. В роте у какой-то падлы поднялась рука залезть в личку. Это для любого молодого полшага до петли. И так самая тоска по дому, а тут какая-то тварь, которая сильнее и наглее тебя, учитывая корешей за спиной, стебётся над твоими любимыми и родными.
Всё. Масягина трясти бесполезно. Но я обязан задать этот вопрос. Он сейчас закупорился. Для него сейчас все враги. Он не видит людей – он видит беспощадную и непреодолимую систему, которая его перемалывает, вытравливая все, чем он является. Всё человеческое. И всё-таки ломать надо, иначе хуже только будет.
- Кто??
Молчит. Жаловаться правой руке палача на то, что его левая рука сделала тебе больно – глупо.
- Масягин, это последний и самый трудный вопрос, правду я сейчас узнаю всю и до конца, скажешь – сэкономишь мне время. Нет – я всё равно узнаю, но тебе за мой напряг придёт пиздец. Выбирай.
- Пнёв, – одними губами выдыхает-решается Масягин.
- За мной, солдат, – иду в роту. У меня ещё минут двадцать на разборы. Караул уже шебуршится на инструктаж. Я сразу направляюсь в сортир, в курилку. Там Серега обычно беседует с охуевшими. Там кафель – если что, мыть удобно, и выход один. Удобная комната для разговора. Там я их и нахожу.
Ебааааать….
У Пня рожи нет. Такое ощущение, что нос ему вколотили внутрь лица. Крови - пиздец. Над Пнём стоит Серёга. В левой руке держит какой-то мятый листок. Фотка. Хорошо, что тут кафель – мыть удобно.
- Сергей, – окликаю, Серега перестаёт пялиться в пространство и на выдохе:
– Мразь, – заряжает Пню ногой по телу. Пень хрюкает и пытается сжаться в комок. Сергей подходит ко мне и молча протягивает фотку. На фотке молодая девчонка…на мой вкус так, на троечку… но Масягин, видимо, именно её при дрочке и видит… хули… любовь. Только вот ручкой хуи нарисованы у её личика и прочая пахабщина. Вплоть до подписи «СОБСТВЕНАСТЬ 3 РОТЫ. НАША БЛЯТЬ». Я присвистываю.
- Масягииин!! Воин, а шо ж ты