Мы вернулись в училище. День ждали комбата. Рапорта на отчисление написали вместе. Дело о нашем самовольном оставлении части дальше комбата не пошло. Матёрый человечище, как в воду глядел, что дурь молодая. Ну да насмотрелся за свою бытность в должности-то на идиотов. Пока я дотопаю до его опыта работы с подчинёнными, мне, наверное, надо будет столько говна слопать, что если за раз, то лопну раз тысячу по шву.

- Ну что, поросята… Набегались??
Молчим.
- Что вы там за бумажечки мнёте?? Давайте сюда уже. Почитать-то старику нечего, кроме ваших идиотских каракулей.
Полковник Трунин - это серьёзно. У него до нас столько народу в кабинете пообосралось, что даже с собственноручно написанным рапортом на отчисление всё равно стрёмно в его кабинете. Рапорт на четвёртом курсе. Вот и кончился мой поход в армаду. Чуть-чуть не дотянул, блядь. На хер я на первом курсе подыхал и три года грыз уставы?? Идиот.
- Таак… понятно… а помнишь, Скворин, как ты поступал??
- Так точно, товарищ полковник.
- Как ты пешком, как Ванька Жуков, из своего Мухосранска, да на дорожку к Начальнику Училища: «возьмите меня, сироту казанскую, моё место в армии законное… у меня дедушка на корабле плавал», помнишь?? Как он мне, старику, потом пенял, чтобы я, как только ты рапорт напишешь, на тот же ковёр тя поставил, про дедушку рассказывать?? И куда я теперь тебя поведу??? Начальник Училища-то сменился, так что?
- Мой дед был капитаном второго ранга…
- Ух, ты… ажно цельный подполковник… молчи уже, недоразумение, бл… Ну, а ты? Детёныш подземелья, чо скажешь?? (Жек был каптёром в роте и отвечал за подвальные помещения, где хранились всякие стройматериалы и лыжи на всю роту, ну и всякая дрянь по мелочи.)
- Прошу отчислить меня…
Комбат машет рукой, не желая слушать.
- Забубнил, мля… бу-бу-бу… водки нету… бу-бу-бу... гражданки нету… бу-бу-бу… баб тут не ебу… слышал я тебя уже, курсант… «прошу отчислить»… просители хуевы. Так. Теперь по существу давайте… в чём дело, товарищи курсанты??? Я хочу знать, с каких таких пирожков вы мне нервы мотаете и заставляете… гм, – косится на гранёный стакан, стоящий возле графина, – сердечные капли Раменского разлива больше, чем надо, пить?
Я против воли давлю лыбу.
- Скворин, я что-то смешное спросил?? – полурёвом.
- Никак нет, – вытягиваюсь – рефлекс.
- Отвечать!!
Молчу. Да пошло всё нахер, пусть Жек сам объясняет, раз заварил всё это.
- Ну, с тобой всё ясно более-менее… дружок… за компанию… светлое чистое мужское чувство…понимаю... дрючба называется… своей башки нету. Левачов??
- Я понял, что армия - это не моё, товарищ полковник, – твёрдый ответ.
- Однаааако... и что, Левачов, баба того стоит?? Ну, объясни мне, старику, что?? Баба стоит трёх…ТРЁХ, блядь, лет ни хрена не сладкой жизни?? Из-за какого-то куска пизды…
- Товарищ полковник, она - не кусок пизды, – я. Планка рушится, сминая уставы и прочие рефлексы… ответил, глядя прямо перед собой. Будь что будет.
- Шттт...?!! – комбат переводит взгляд с меня на Жеку и обратно. Матёрый волчара, прочитал и просчитал нас, щенков, в доли секунды.
- Она не заслуживает… - начинаю.
- МАЛЧААААТЬ!!!! Да вы охуели, курсанты?? Доны Жуаны, мать вашу за ногу!!! Это вы бабу не поделили, что ли?? Сгною в нарядах обоих, чтобы дурь-то выбить!!! Пьёте мне кровь три года, а потом свои засратые штаны суёте в нос?? Рожи друг другу набить уже не можете, как мужики?? Истерики закатывать решили??? Писульки свои мне тут суёте??? – аж вскочил. – Я, блядь, вас, уродов, значит, обучай, деньги, Родина, трать, а вы последнюю бабу на земле нашли и поделить не можете?? Молчать, Скворин, пока я тебя не уебал чем-нибудь тяжёлым (столько мата от комбата я не слышал за всё обучение – в училище моветон так с подчинёнными, всё на вы и через устав, но ему простительно – довели, видать, батяню).- Времени у вас до хуя, я смотрю, всякой хернёй башку забивать!! Щщщщщенки!! А ну, пошли вон отсюда, – рвёт рапорта на наших глазах.
Выскакиваем пулей, а комбат уже сам на сам чего-то обидное в дверь ревёт.

- Ну и чо теперь??
- Я новый напишу, – бычится Жек.
- Вот прав он… бу-бу-бу… не ебу, харош уже!! – повторяю комбата, - Он и новый порвёт…прав он, Жек – ведь пуд говна сожрали, пока до 4-го курса дошли.
- Да и по хуй, – бычит.
- Ладно… смотри, чо думаю… ща нас один хрен на картошку отправят. Там отмолчимся – месяц пройдёт. А приедем… хуй с тобой, – я достаю клочок бумаги с телефоном Светы и протягиваю ему. – Только прошу… сделай так, чтобы мы с ней больше никогда… короче, если будет приезжать, ты мне говори, я уёбывать куда-нибудь буду… в Электричке всё есть, там и пересекайтесь… Хорош бычить, договорились?? – протягиваю руку. Предавать и дружбу и любовь на одной неделе… какой же я всё-таки замечательный парень. Но я тогда чувствовал, что по другому не смогу. Так и болтало внутри душу, как говно в проруби.
- Ты серьёзно???
- Пошёл ты… я, может, и говно… но таким не шутил бы…ты меня знаешь…
- Я думал, знаю… а теперь вижу, что не знаю, Лёха… - улыбается.
И мы жмём лапы, исчерпывая этот инцидент. Казалось бы, исчерпывая. Без другой стороны легко решать. С глаз долой - из сердца вон, и точка. Отставить сопли.

«Месяц на картошке пролетел незаметно. Хм… ну, для нашей ситуации. Не об этом ща вспоминаем… Ух, и нажрались на День Зачатия… гыгы»

Больше мы с Женькой и не вспоминали об этом вслух. Не знаю, как он, а я через неделю уже сносно относился к своему решению. Главное, больше не видеть её.
Но месяц прошёл, и мы опять были в училище. Наш побег был перекрыт тысячей и одним подвигом однокашников. Так, что уже истёрся в памяти до тонкой плёнки. По молодости события месячной давности - это уже давно.

Жек, как каптёр (даже не сняли. Ну, так и не за что, как у каптёра у него всегда был порядок… сняли, только через полгода…то ли гражданку нашли чью-то, свою-то у меня хранил. То ли за пьянку), тащился, а нас на уборку территории кинули. За месяц горы листьев на асфальте и газонах – всё вымести и програбить. Листья сжечь, как начали с трёх дня, так и хреначили, не разгибаясь до восьми.
Холодно. Вот мы по очереди чай бегаем пить в Электричку. Первым Ромка, потом Олег, ну и завершаю я. И по-новой. Так жребий лёг. Жек там варганит чай, и рулет какой-то притаранил.
Вваливаюсь. Замёрз.
- Жек. Давай чаю… щя руки помою…
- Заебали, я вам что? Официант?? Вон кипяток, вон заварка, – отвечает с ленцой. Лежит на топчане, гитарой тренькает. Гитараст, блин.
- Имей совесть, промёрз ведь.
- Ладно... щя.
Мне не видно, но ведь, небось, даже не встал, сука.
Мою руки. Захожу в нашу комнатуху. На окнах солдатские одеяла – светомаскировка, чтобы не спалиться. Со стороны – тёмные окна. Рабочий день электриков закончен – все ушли на фронт. Дома нет никто. Только для своих, и то - на условный стук. А вот и он, кстати. Кого это там?? Жек наливает чай – открывать мне. Иду открывать.
Здраааассссти.
Она.
Сказать, что я в шоке – не сказать ничего, как прошла через КПП – загадка.
- Что?? Не рад??
- Почему?? – пропускаю, – замёрзла?? Проходи, как раз