на своих консервах. Срём домашними пирожками. Ждём отправки в Ханкалу. Должны отправить вертолётом, только хер его знает, когда. Внятного ответа от коменданта не добились. Наша бригада, в которую мы пылим менять тех, кому отпуска положены, вообще-то под Шатоем встала. Район держит. Нам туда – в бригаду «Бешеных Собак». Сибирячки, сдобренные забайкальцами. Прокатились по Терскому хребту, сметая всю мразоту, и осели там. Оно и понятно. Аргунское ущелье, по которому неплохая дорога с гор ведёт, её надо держать. Стратегическая трасса. Подвоз боеприпасов и гуманитарки именно по ней и идёт. Эти караваны, ясен хуй, периодически пытаются расстрелять и ограбить. У нохчей (чеченцы) тактика боевых действий и принципы жизни всю дорогу одни и те же. Найти, что спиздить, или отнять, а дальше -либо продать, либо вернуть за выкуп. Рабами тут всю жизнь занимались. По мнениям всех бухающих и не бухающих в нашей палатке за неделю ожидания, все сходятся в одном – вырезать всех под корень, и не мучиться. Жути, конечно, нагоняют, но в основном запомнился майор, который не столько ругал продавшихся бизнесу политиков и ублюдка президента…

«охуеть... ведь он главнокомандующий... мы на войне, а солдат такого мнения о командирах… вопрос - мы победим?? Мы можем победить врага, на стороне которого наше командование??»

….сколько рассказывал, как русские бежали из Чечни в 94-м. И почему бежали. Если ему поверить хотя бы на тридцать процентов и примерить на себя и свою семью, то… я... я, наверное, тоже готов этих уродов под корень… ведь младенцев с балконов вышвыривали, баб ебли на глазах мужей, и тут же бошки резали… где-то соседи укрывали, только соседей до хуя и сдавали… и своих же казнили… зверьки ёбаные... и много чего другого творили.

Неделя ожидания и скучно-дремотного состояния, наконец, прошла, и нам дают борт. Пересылка остаётся за плечами. Мы уходим, и никто не знает, вернётся ли сюда. Многие оглядываются... я тоже… Странно... за неделю эта долбанная палатка опостылела, а сейчас почему-то кажется не таким уж и противно-скучным местом. Я вернусь. Я обязательно вернусь. Потому что у меня есть жена и сын, и я им всё равно нужен. И если я не вернусь, то они никому уже не будут нужны. Тем более - моей стране, интересы которой я обязался защищать. А вот Родина ни мне, ни моей семье присяги как и не давала... много нас, таких, у Родины. Родина, она считать нас не привыкла.

Что я здесь делаю?? Лично я – старший лейтенант Алексей Скворин!? Я дал присягу, я этому обучался и обучал солдат. Это мой долг. Это моя практика. Это то, для чего я на самом деле учился. Закончится эта клоунада – начнётся другая, но уметь воевать - необходимое условие выживания нации. У меня сын. И у него должна быть возможность жить и любить. И воевать за свою землю… коли доведётся.
А ведь доведётся.
Не дадут нам тут доделать дело. Значит, детям доделывать.

На душе скребут кошки, винт молотит, нарезая ломтями синеву над головой. Гул внутри вертолёта такой, что рядом сидящего можно услышать и понять, только если он будет орать дурниной и помогать себе жестами. Идём низко... над верхушками деревьев. Давешний капитан смотрит на меня, потом кивает, приглашая что-то услышать. Еле разбираю:
- Как звать??
(нашёл время знакомиться, твою мать)
- Алексей..
- Впервые??
- Да…
- Страшно??
- Да…
- Молодец, всем страшно… тех, кому не страшно – током лечить надо… а лучше сразу стрелять (ржёт).
Я вежливо улыбаюсь.
- Знаешь, почему низко летим??
Вертолёт идёт над кромкой «зеленки», то поднимаясь, то опускаясь, повторяя рельеф верхушек деревьев. Ощущение, что тебя мчат по колдоёбинам на санях.
Я мотаю головой в отрицании.
Не знаю.
- Шоб не сшибли чехи… месяц назад вертолёт опять сбили... какая-то блядь им ракеты поставляет… говорят, кто-то из наших… извне каравана два, что ли, не пустили…а больше и неоткуда..
Я молчу. Мне сказать нечего. Я ничего не знаю и только начинаю соображать, что тут к чему. На ненависть к генералитету я тут и не рассчитывал наткнуться, не думал, что армейские низы и середняк будут так же люто ненавидеть высоких начальников, как и самих боевиков. Капитан понимает, что я ему не собеседник, и отстаёт. Лететь-то недолго. Вот и Ханкала. Считай - пригород Грозного.

Грозный. Город, напившийся крови, и лежащий в развалинах после затянувшихся боёв. Город вроде бы взят… днём… а вот ночью… ночью он до сих пор не наш. Его, конечно, отстроят. Восстановят административные здания и инфраструктуру. Вдохнут жизнь в эти кровавые развалины, видевшие всё, на что способен самый страшный и бездумно жестокий хищник на планете.
Сколько ещё придётся пролить в нём крови, пока он не насытится и не смешает в себе русскую и нерусскую кровь в достаточной пропорции, чтобы успокоится?? Хрен его знает. Сделаю, что смогу.

Ханкала - это огромное поле, заставленное кунгами (машина с будкой, где можно жить и работать) и палатками. С кучей вертолётных площадок. Всё командование контр-террористической операции идёт отсюда. Здесь госпиталь, и связь. Здесь огромное скопление жирных штабистов, которые «воюют», и уже давно, то со сном, то с теми, кто воюет. Но за «боевыми» и отметкой об участии в боевых действиях средь них съездить - святое. Здесь самая главная перевалочная база. Она защищена и прикрыта отовсюду кучей блокпостов и всевозможных частей. Здесь, наверное, самое безопасное место в Чечне, а то и в России. Отсюда бортом - в горы, или куда послали. Как автобусом. Борт на Шатой завтра, поэтому нам предложено ночевать в плацкартном вагоне, невесть кем притащеном сюда к вертолётной площадке, и служащим чем-то вроде гостиницы.

Ночью начинают лупить. Что и где стреляет, не понятно, я смотрю, как мимо по проходу выбегает молодой длинноволосый малый, подгоняя средних лет коротышку с видеокамерой:
- Живее, Андреич.
За ними бегут двое из моей партии. Рожи, по ходу, как и у меня – недоумённо-непонимающе-тревожные. Я за ними. Сидеть в вагончике, когда стреляют, неуютно, хотя, выбираясь по проходу, вижу трёх-четырёх безмятежно спящих с автоматами в охапку. У меня пока ствола нет, и я дергаюсь, а эти спят. Странно. Хоть бы башку подняли.

Спрыгиваю на землю. Бухает где-то справа. Далековато. Что-то артиллерийское. Похоже, плановая стрельба по квадратам, или чо. Около вагончика спокойно курит тот самый капитан, и выбежавшие точно следуют его примеру, изображая вселенское спокойствие и бывалость.
- Ночной салют… плановые, похоже, – подтверждает, ни к кому не обращаясь, мою догадку кэп.
Все смотрят на суету журналистов.
- Андреич, готов?? Дима, давай ракету и потом ещё одну... пока говорить буду… первую запускаешь на три, после того, как я начну… готовы? Поехали.
Зажигается фонарь камеры, освещая бледное и взволнованное лицо журналиста, выражающее одновременно как мужество и уверенность, так и прямо плещущее Переживание Близкой Опасности. Вслушиваюсь, глядя на шипящую в воздухе сигналку.
- … в 22-35 начался сильный обстрел, пока нам неизвестно точное количество погибших и раненых, но, судя по канонаде, идёт