поход на остров. Походом для поединка. И неподалеку такой остров был. Сплошь каменистый, просторный, как раз для двоих, и его хорошо было видно с берега. Правда, Торгейр все равно подошел к нему на драккаре, как только начало светать, с ним был Ракни и еще многие из людей Рауда Хравна.
Надевая на пояс святой меч, Рауд думал об удивительном сне, который ему приснился. Мыслями он все еще спал, продолжая видеть, что происходило. Он не заметил, как к нему подошла дочь Скибура Унд и Бьерн. Он пошел за ними равнодушно, натягивая свою кожаную броню. Они сели в длинную лодку, воины Ракни столкнули их с песка, и Бьерн начал грести к месту, где пройдет поединок.
Бьерн нес его щит, понес бы и меч, да только к этому мечу Рауд позволил бы прикоснуться только Олгейру-венду и еще, должно быть, Хельги-кормщику. Тому самому…
Хельги все не умирал, пока они плыли обратно, хотя рана от Хравна была страшной. Той ночь на ютов напало шестьдесят семь человек, а домой возвращалось только двадцать. Но все же халейги победили, хоть и очень великой ценой. Ракни приказал потопить кнар, когда все было кончено, и они взяли с него все, что им причиталось.
Рауд сидел подле едва дышащего кормщика день и ночь, прочие викинги, увидев рану, потеряли вмиг всякую надежду. А Хельги все не умирал, может, помогали лечебные руны, которые вырезал Рауд на его щите, а может быть то, что почти каждую минут сын вождя твердил про себя, глядя на побратима…
- Не умирай, друг. У Одина много воинов в валгалле, и наш черед придет. У Одина много мертвых воинов. Но тут в Мидгарде есть еще дела для живых.
Наверное, Хельги слышал. Потому что не умер ни на следующую ночь, ни еще через одну.
Они доплыли до дома, а меч, равного которому не было все это время, висел у Рауда на поясе. В золоте и серебре этому мечу нельзя было назвать цену, достаточно было посмотреть на клинок и на то, как в благороднейшем и хитроумном сплетении узоров четко проступал силуэт человека. Таких мечей было на счет по всей земле. И цену ему можно было придумать только в крови, более ни в чем. Такие мечи не продавали никому и никогда…
Они приплыли домой, и Хельги, который, казалось, обманул смерть, мог уже слабо шевелить здоровой рукой и немного говорить. Он попросил Рауда отнести его на берег. И испустил дух сразу, как только его глаза в последний раз коснулись родного дома…
Бьерн быстро пригнал лодку к островку. И Рауд усилием воли безжалостно расшвырял воспоминая, мысленно собираясь для боя. Гисли уже ждал его. Он сноровисто спустился по веслу с корабля, борт которого облепили викинги Торгейра. Иные смотрели с берега, благо было недалеко, да и зорким глазам людей родившихся у моря было не привыкать… Высокий, в шлеме и кольчуге, с большим, окованным железом, щитом. Страшным противником был Гисли Рунольвсон…
Взяв в левую руку щит, Рауд тихо сказал, посмотрев на Унд.
- Сейчас ты увидишь, мудро ли он поступил, тронув тебя и твоего отца, сестра.
Затем одним широким шагом он сошел с лодки на скользкий темный от воды камень…
Рауд Ворон спокойно повернулся лицом к ждавшему его викингу. Он щурился от сильного холодного ветра, который внезапно поднялся со стороны моря. Великие Асы, похоже, не остались безучастны к предстоящему поединку и такой знак можно было истолковать как добрый. Лицо сына вождя было непроницаемо, и трудно было сказать, что он теперь чувствовал. Глаза же Гисли, сына Рунольва горели веселым и опасным огнем, полным решимости и готовности отнимать жизнь. Он вел себя так, словно это была не больше чем забава. Возможно, для него именно так и было. Священный северный меч тихо зашипел, освобождаясь из ножен правой рукой Рауда.

С корабля Торгейра, ближе всего стоящего к острову, невольно донеслись гулкие голоса восхищения. Хравн стоил всех сказанных о нем слов... Рыже-бурая сталь, разукрашенная пестрым узором переплетающихся, словно дым и паутина нитей, сходившихся на клинке в неимоверно сложном узоре. А в центре на одной из сторон широкого лезвия из рисунка четко выходил человеческий силуэт, державший в правой руке копье. Именно это и делало меч столь особенным. Без подобного силуэта он бы был сокровищем, а с ним ему просто не было цены. Каждый знал, что значит подобный рисунок. В клинок была заключена живая душа воина. И сам меч был живым существом, имеющим свою собственную волю. Многие мудрые люди видевшие Хравн говорили даже, будто то был силуэт самого Одина, который в бою всегда сражался Гунгниром – копьем, летящим и не ведающим преград.

Рауд не успел спросить у тех датчан, как было имя этому клинку – все до одного они ушли в Вальхаллу ибо не струсили и не пожелали сдаться в плен, но три дня подряд после того похода ему снился этот дивный меч, воткнутый в серый морской песок и ворон, упрямо точивший клюв о серебряный черен. Так безымянный священный клинок стал Хравном. И самые мудрые рассудили, что имя было дано справедливо и так было угодно богам. Вскоре это имя прочно приросло и к самому хозяину меча. Владеть таким оружием было великой честью, но для Рауда стало теперь тяжким бременем… Словно сражаться, одев ярко красный плащ, когда каждый враг издалека видит кто ты и потому желает скрестить меч именно с тобой, принимая подобный вызов лично на свой собственный счет.
Рауд легко словно кошка прыгая по мокрым и скользким камням, стал приближаться к противнику.
Гисли тоже увидел меч и теперь неотрывно смотрел лишь на бесценный темно-серый клинок. Само собой лицо его изменила вдруг алчная гримаса хищника, завидевшего давно желаемую добычу. Он, едва скрывая волнение в голосе, проговорил, не без труда заглушая гудящий ветер.
- Подними его выше Рауд!!! Не хочу, чтоб такой меч поржавел от соленой воды!
Рауд замер всего на мгновение. Словно раскатом грома его поразило вдруг понимание того, что многим давно уже было очевидно. Слишком сильно последнее время сын вождя был погружен в самого себя. Гисли затеял вчера ссору ради Хравна. Он убил старого раба нарочно, зная, что сын Ракни будет мстить за него, как за свободного. Все что взято в бою священно и Гисли всерьез полагал что выиграет этот хольмганг. А после, убив Рауда, заберет бесценный меч себе. Или, лучше сказать, для Рауда – проклятый меч…
Он убивает даже в ножнах – вспомнил вдруг Ворон чьи-то слова, а в слух лишь отрывисто проговорил низким, давно и прочно сорванным на злом морском ветру голосом.
- Тебе так был нужен этот меч сын Рунольва? Добро! Сейчас я подарю его тебе…
В подобных спорах викинги дарят свои мечи только одним способом, и вряд ли такие подарки кого-то радовали прежде....
Обычно, когда сходились между собой столь могучие бойцы, исход поединка предсказать было трудно. Воины, ходившие на боевых кораблях, с малых лет знали и умели все. Редко кто из них умирал на втором взмахе меча.

Рауд сделал еще несколько широких скачков вперед, он был довольно далеко от Гисли, но внезапно оказался совсем рядом с ним. В тяжелый щит со свистом в первый раз грохнула кованая сталь. Долго они бились или нет, сказать было сложно. Но довольно скоро всем