стало понятно, что гостивший в этом дворе сын Рунольва напрасно затеял ссору с Вороном.
Левый сапог Гисли и штанина чуть выше колена довольно скоро набрякли от крови. Хравн, выбив сноп бледных искр, словно тряпку вспорол тяжелую кольчугу на левом плече викинга, и рука, державшая уже порядочно изрубленный щит, очень скоро после этого потеряла былую твердость. Сын Рунольва неотвратимо терял силы и, несмотря на все свое умение и сноровку, не мог поквитаться с Раудом за нанесенные ему раны. Между тем, натиск Рауда становился все сильней, так, словно силы его лишь прибавлялось с течением боя. Оба викинга взмокли даже на ледяном ветру, Гисли тяжело и прерывисто дышал, ему все сложнее было уследить за смертоносно быстрыми ударами, сыпавшимися, казалось, со всех сторон. И тут внезапно случилось то, о чем Хирдманы обоих Виков говорили потом не один десяток зим.

Сначала всем показалось, будто Рауд собирался ударить противника под щит по ногам, он подался немного вперед и вниз завораживающе легко и гибко, но вместо этого Хравн в его руках вдруг резко взвился вверх и словно копье вошел своим полукруглым острием в единственное совсем незащищенное место под твердым кожаным ремнем тяжелого продолговатого шлема. Удар был безупречной точности, и защиты от него не было хотя бы потому, что подобного нельзя было ожидать. Мечи северян никогда не были остроконечными и не предназначены были колоть врага, только рубить... Все же широкое полукруглое острие священного меча было ничуть не тупее лезвия. Клинок с шипением и скрежетом зацепился за окованный сталью край щита Гисли, но остановить его викинг уже не успел. Пошатнувшись, он отступил всего на пол шага назад. Никто из Хирдманов не шелохнулся и не вымолвил ни слова, столь сильно все были поражены увиденным. Лишь Торгейр-Разлучник молча подался вперед, сжав могучими руками борт своего корабля так, что побелели пальцы. Сын Рунольва не первую зиму был его человеком, и никому не пришло бы в голову сказать, будто все это время он зря его кормил.
Мигом после удара изо рта и горла Гисли на плетеную кольчугу хлынула черная кровь. Он выронил оружие, и как подкошенный упал на оба колена, с удивлением и даже обидой глядя прямо перед собой… глаза его стали совсем чужими и холодными, то был взгляд человека, навсегда уходящего в Вальхаллу Асгарда.
Рауд отбросил в сторону ненужный теперь покалеченный щит, сделал еще один легкий прыжок вперед, уходя павшему противнику за спину. Хравн блекло сверкнул в утреннем морозном воздухе, взлетев вверх, и уже через миг обрушился вниз с чавкающим хрустом и скрипом расколов прочный продолговатый шлем Гисли Рунольвсона пополам. На руки и лицо Рауда в щедром достатке брызнула теплая кровь.
Потом спустя еще мгновение все воины, видевшие это взревели, дружно как один приветствуя победителя грохотом оружия в обитые железом щиты. Вапнатак. Велика была слава одержавшего победу!!!
Рауд стряхнул кровь с клинка легким привычным движением и осторожно убрал меч обратно в ножны. Затем молча отошел в сторону к краю каменистой гряды, чтоб умыть лицо и руки в холодной морской воде. Он даже не стал расстегивать пояс на теле поверженного, и это по справедливому мнению многих было не слишком достойно. Умывшись, сын вождя выпрямился в полный рост и проговорил глядя на стоявший на воде корабль Торгейра те слова которые многим потом тоже часто приходилось вспоминать.
- Позаботься о своем человеке сам, Разлучник! Он был, храбрецом! Вдвойне жаль, что был слишком жаден и не слишком умен! Ему стоило лишь попросить, и я отдал бы меч без крови. Хравн сам решает, кому служить, а кого убивать… Я уже очень давно не хозяин этого меча.

Невольница Унд, сидевшая во время поединка в лодке с молодым викингом, при этих словах вдруг тихо заплакала, отвернувшись и спрятав лицо руками. Бьерн впервые не попытался ее утешить, искренне не понимая причины этих слез. Не было ничего справедливее и лучше той мести, которую только что совершил за ее отца Рауд Ворон.

Справив тризну по не слишком удачливому Гисли Рунольвсону воины на двух кораблях ушли в тот самый поход, куда звали Ракни Торгейр-Разлучник. С ними, вопреки своему желанию, ушел и Рауд, взяв свой легендарный меч с собой.

Протока был узкой, а с утра берег с обеих сторон затянуло густым осенним туманом. Вековой дремучий лес по сторонам в молочной холодной дымке выглядел даже зловеще, но только для тех, кто плавал теперь по этой воде под пестрыми парусами. Головы дракона с носа обоих драккаров, разумеется, никто снимать не стал, духов здешних мест следовало как следует напугать.
Два дня назад Бьерн и еще несколько воинов, отпросившись у Ракни побить дичь в здешних лесах. Но вместо лесной добычи поймали там человека, ставившего плетеные силки. Молодой паренек с копной жестких русых волос оказался охотником, жившим неподалеку. Увидев викингов он перепугался так, как не пугался наверное еще ни разу в своей жизни. И, разумеется, пугаться было чего. Яркие полосатые паруса, острый и тяжелый, как лезвие топора северный говор сеял несусветный ужас в этих местах уже не первый десяток зим. Бьерн пообещал опустить его, если тот проведет их в ближайшее селение. Поход начался для всех не слишком удачно: Ванна Нёрд не послал им морской поживы. Долго с волчьим упорством викинги рыскали по воде, силясь разглядеть вдали чей-нибудь парус, но все было тщетно. За все время первого перехода они не встретили на своем пути ни единого корабля. Значит, теперь добычу следовало искать здесь, на суше.
В случае, если пленник вздумает упираться, ему пригрозили лютой расправой. Викинги, конечно, не слишком-то рассчитывали, что он добровольно согласится отдать на разграбление свой родной дом. Вслух посмеиваясь и размахивая руками, они спорили как будет лучше с ним поступить: отрезать ему уши, нос, язык и выколоть глаза, или например, вспороть спину и повесить на дереве на лентах собственной кожи, можно было еще хорошенько поджарить ему ноги на углях…. Конечно, ни Торгейр, ни Ракни никогда бы не позволили подобного. Храбрым людям, защищающим свой дом, совсем не обязательно было страдать перед смертью. Ведь если бы пленник ответил отказом, любой слышавший это про себя счел бы его храбрецом. Даром что после этого привязал бы камень к шее и утопил в темной речной воде. Из таких людей все равно никогда не получаются хорошие рабы. Селение викинги теперь нашли бы и без его помощи, просто на это пришлось бы потратить чуть больше времени. Жаль, что придется грабить, идя вверх по реке, а не наоборот, что было конечно более разумно. Но о том было еще очень рано горевать. Не было предела удивлению Хирдманов, когда пленник сразу пообещал выполнить все что угодно в обмен на свою жизнь. Он даже не попросил свободы, словно совсем не ведал что это такое. Многие сразу предположили, что он был рабом в той деревне. Но после расспросов выяснилось, что это было не так. Он был старшим сыном кузнеца.

С пареньком разговаривал только Бьерн и Ракни ибо они единственные, кто немного знали здешний язык. Неудачливый охотник сейчас был