Встреча выпускников может стать ужасным испытанием. Особенно, если люди собираются не для того, чтобы просто увидится, а для того, в основном, чтобы завидовать и хвастаться друг перед другом. А такие как я, к примеру, чтобы просто напиться. Скажите, что это хуже?

Я уже и не помню, как всё это началось. Когда я успел стать таким безрадостным и слабым. Всё было задумано совершенно не так. Факультет журналистики, талант, одобряемый корифеями слова. Некоторые смелые статьи в крупных газетах и... роман. Да, роман! Настоящий, полный души и чувств. Такой, что сокращает жизнь того, кто его пишет, едва не в половину, потому что половина этой жизненной силы уходит в него и остается для тех, кто станет читать. Для всех. Я хотел назвать его "Два желания".

Но ничего этого не было теперь. Диплом с отличием пылился в секретере, части недописанного романа лежали стопками на полу, мой талант был отдан маленькой колонке глупых сплетен на пятой страницы дешёвой жёлтой газетёнки. Колонка кормила плохо. Неизвестно почему любимая жена стала совсем чужой: теперь я вижу её только два раза в день: утром, когда она кормит кота, и вечером, когда она мертвецки пьяная спит на разложенной наспех тахте. Маленькая комната на Лиговском проспекте, и для меня давно уже тонет в стакане с дешёвой водкой. Друзья перестали звонить уже не помню когда. А были ли они вообще, эти друзья? Или мне только казалось, что были? Кот жены, эта мерзкая глупая тварь, постоянно рыгает на мою кровать и мочиться на старые рукописи. Рукописям положено лежать на полу, иначе их незачем писать, только вот кот этого не понимает. Будь я посмелей, давно отнёс бы его ветеринару и усыпил. Но, пожалуй, если бы я смог сделать это, то смог бы и дописать свой роман. А этого, похоже, уже не будет никогда.

Глоток виски приятно обжигает пищевод и греет желудок. Давно я не пил виски. Впрочем, после третьего стакана становится всё равно, а иначе зачем же ещё пить? Говоря о друзьях, которые перестали звонить: вот и организатор встречи выпускников, ныне преуспевающий писатель, Андрей Семенов. В институте мы называли его "носатым". Он никогда не подавал особых надежд, писал средне, мало пил и много разговаривал о будущем. Мы были друзьями тогда. Я не успел заметить, когда же закончилось и это... Мы перестали общаться, когда после института я серьёзно взялся за роман. Дороги разошлись не сами собой. Его тогда тянуло ко мне, а мне было всё равно. Мне казалось, что всё ещё успею сделать, что всё ещё лишь начинается, и можно пока не спешить. Возможно, завтра можно будет собраться и закончить то, что должен. Но сил закончить хоть что-нибудь не хватило. А теперь уже было слишком поздно.

Андрей стал преуспевающим и очень известным писателем. Встреча в дорогом ресторане была его идеей, и идея эта была полностью им же оплачена. Все пришли сюда, в основном, чтобы посмотреть именно на него. Весь выпуск. Андрей был полон сил, сыт, красив и успешен. Он и сейчас говорил о будущем в своих фантастических романах, получая за это огромные деньги. Трудно ли писать бестселлеры? По-моему, так называлась статья, посвященная ему, в нашей газете. "Нет, не трудно!" – отвечал я, перечитывая начало "Двух желаний". Я знал, что у меня не хватит сил подойти и поговорить с ним. Вспомнить былое... Я оказался прав. Я представил себе начало нашей беседы: "А это Саша Жуков. Когда-то мы дружили. Мы вроде даже начинали вместе. Как твой роман, Саша?" Я сделал ещё несколько крупных глотков, и мир вокруг стал медленно вращаться по уже налаженной схеме.

Жена спала на диване не раздевшись и наполовину прикрывшись рваным пледом. Рядом стоял ополовиненный пузырь горькой настойки. Маленькая грязная комната, вонявшая кошачьей мочой – это всё, чего я достиг в жизни. На этом мой мир завершался, и больше в нём не было ничего, остальное было лишь сладкой иллюзией. Ей, как наркотиком, можно было долгое время зашторивать себе глаза, но ломка рано или поздно всё равно наступала. И хуже её ничего представить было невозможно. Господи, кто бы знал, как же это было несправедливо! Как же это было нечеловечески неправильно!

Я был пьян не более чем обычно. Я сбежал из ресторана потому, что не было сил смотреть на всё это. Пройдясь по комнате, я сел рядом с телефоном, стоявшим на маленьком столике. Я задумался снова о судьбе Андрея Семёнова – писателя-фантаста, известного не в одной стране мира. В груди начала просыпаться бессильная злоба. Плакать и жаловаться было глупо, к тому же не было сил. Всё же я был очень пьяным, потому что схватил вдруг телефонную трубку и, сам не зная как, набрал вдруг номер его квартиры. Наверное, я уже очень давно хотел позвонить ему.

Его, разумеется, не было дома. Он и его красавица жена, двадцатитрехлетняя польская фотомодель, были сейчас в ресторане, из которого я только что сбежал. Это не имело никакого значения для меня. Ответил автоответчик. Я не помню, что я говорил в точности. Помню, что представился. А потом... Наверное, фантазия писателя, пусть даже конченого неудачника, способна излить при желании много желчи. Возможно, завтра с утра я умру от стыда, что так опозорился. Но сейчас мне было всё равно, моим оскорблениям не было конца, как и мои неудачам, как и той злобе, которая внезапно проснулась внутри. Я бросил трубку и, как был, повалился на старый порванный диван с маленькими синими цветами на грязной обивке.

Не помню, как долго я рыдал от бессилия, но, почему-то, мне не становилось легче, напротив, зависть к чужой жизни нарастала с неимоверной силой. Я стал думать о том, что если чего-то хотя бы раз в жизни очень сильно захотеть, то это обязательно сбудется. И я захотел. Я пожелал всеми оставшимися силами своей души. Я хотел, чтобы Андрей Семёнов умер. Я хотел, чтобы он не смог больше наслаждаться всем тем, что должно было быть у меня. Я так сильно хотел ему смерти, что в затуманенных спиртными парами уголках мозга внезапно даже родился страх. Я не помню, как же долго я представлял себя на месте Андрея, представлял себе его жену рядом с собой. Его огромную дорогую квартиру, встречи с издателями, автографы на обложках новых, пахнущих типографским станком, романов. Письма поклонников, благодарности за вклад в...
Я отключился, наверное, только под утро.

– Дорогой, вставай!
Я задумался сквозь сон над тем, с каких это пор моя жена стала называть меня дорогим. Я открыл глаза. И... Не узнал свой потолок. А после и всё, что меня окружало. Я проснулся в огромной шикарно обставленной спальне. Шок был неописуемой силы. Но хуже стало, когда рядом с собой я увидел жену Андрея Семёнова в тонком ночном халате. Это был сон, но он был реальнее жизни.
Мысли страшным вихрем кружились в голове. Я вскочил с постели и кинулся к огромному зеркалу, висевшему на стене. Это всё ещё был я, но только лет на пять моложе. С лица исчезли отёки, пропала вечная мерзкая, кажется неистребимая, щетина и желтый налёт на коже, говорящий о том, что печень стала потихоньку отказывать, разрушаемая запойным синдромом. Но это был всё же я. В приступе эйфорического безумия