мне подкидывали все новые стимулы и новые проблемы.
Поэтому работать было интересно. Иначе я бы, наверное, занялся чем-то другим, потому что мне нравилось работать именно так. А эмоций у меня больше вызывал мой нос или еще что-нибудь в этом роде".
Через несколько недель мы бродим по Стенфордскому торговому центру, где Линус выбирает себе кроссовки, поражаясь их разнообразию. "Сколько миль в неделю вы обычно пробегаете?" - спрашивает его продавец. Линус улыбается - за последние десять лет он не пробежал и мили. Физкультура не входила в сферу его приоритетов. Но в минуты слабости Линус признается, что хотел бы избавиться от лишнего веса.
"Это, наверное, Туве попросила тебя помочь мне сбавить вес", - шутит он, поглаживая свой животик.
"Передай ей, что на этой неделе я еще не получил от нее чека", - откликаюсь я.
Вскоре мы начинаем кружить по Стенфордскому городку в поисках места для стоянки. Примерно через полчаса нам удается втиснуть свой автомобиль. После небольшой разминки мы принимаемся бежать по грязным тропинкам вдоль высохшего озера в глубь леса к нашей цели - огромной спутниковой тарелке на холме. Нам так и не удается ее достичь. Я беру слишком высокий темп и с удивлением отмечаю, что километра полтора Линус умудряется бежать прямо за мной. После этого он теряет дыхание. Через несколько минут мы растягиваемся на траве возле озера.
"А как реагировала твоя семья на происходящее с Linux? - спрашиваю я. - Они, наверное, пришли в восторг".
"Вряд ли они что-то заметили, - отвечает он. - Я не хочу сказать, что никому не было дела. Просто я почти всю свою жизнь программировал, для них-то ничего не изменилось".
"Разве ты им ничего не сказал? Например, отец тебя куда-то везет, а ты ему и говоришь, как бы между прочим: помнишь, я все возился с этой компьютерной штукой? Так ей теперь пользуются сотни людей..."
"Нет, - отвечает он. - У меня просто не было потребности обсуждать это с родными и друзьями. Мне никогда не приходило в голову навязываться с этим. Помню, примерно в то время, когда я писал Linux, Ларе Вирцениус собрался купить XENIX - версию Unix, разработанную SCO. Он тогда пытался извиняться: "Пойми меня правильно", но меня это не трогало. Он потом перешел на Linux, но для меня это не имело особого значения. Мне нравилось, что люди ей пользуются и присылают мне свои отзывы, но в то же время это было не так уж важно. Я не стремился пропагандировать ее. Я гордился, что люди используют мою программу, но не помню, чтобы мне хотелось об этом рассказывать. Мне не казалось, что это самое важное дело на свете. То, что программой пользовались сотни людей, не придавало ей особого веса в моих глазах. Я просто развлекался. У меня и сейчас такой же настрой".
"И тебе не хотелось рассказать об этом родным и друзьям? Тебя не волновало то, что происходит?" - спросил я, не скрывая недоверия.
Прежде чем ответить, он несколько секунд молчит.
"Не помню, чтоб я вообще тогда что-то чувствовал".
Линус покупает новую машину - двухместный "BMW-Z3" с откидывающимся верхом, который, по его словам, просто олицетворяет "развлечение". Он выбрал голубой металлик - идеальный цвет для игрушечных машин - потому что эта модель не бывает его любимого - ярко-желтого - цвета. Желтые "BMW", объясняет он, имеют цвет мочи. Годами он парковал свой "Понтиак" как можно ближе ко входу в штаб-квартиру Transmeta в деловом центре Санта-Клары. Но "BMW" стоит под окном его кабинета якобы для того, чтобы он был в тени. Теперь, сидя за компьютером, Линус может любоваться своим новым автомобилем.
Чуть больше года назад мы впервые поехали вместе через горы в Санта-Круз в белом "Мустанге" с откидывающимся верхом, который я специально для этого взял напрокат. Во время той поездки Линус просил останавливаться, чтобы он мог рассмотреть спортивные машины, которые стояли возле сауны и пивоварни. Теперь мы едем через перевал в его собственной спортивной машине. Он блаженно улыбается на поворотах.
"Ты этого заслуживаешь", - говорю я.
Я вытаскиваю из бардачка стопку дисков.
"Пинк Флойд"? - спрашиваю я. - "Ху"? Джанис Джоплин?"
"Это музыка, на которой я вырос. В детстве я сам не покупал записей, но все это было у нас в квартире. Наверное, мама их слушала. Хотя, помню, ей очень нравился Элвис Костелло".
Дело происходит в пятницу, во второй половине дня. Все вокруг насыщено калифорнийским великолепием, ласкающим все органы чувств: кобальтовые небеса радуют глаз, теплые солнечные лучи - кожу, благоухание горных эвкалиптов, сладкий вкус чистого воздуха, убаюкивающий мотив "Пинк Флойд" через навороченные динамики. Вероятно, для обгонявших нас автомобилистов мы - разбрызгивая солнечных зайчиков и оглашая окрестности классическим роком - олицетворяем своего рода молодежный стандарт счастья. Однако мало кто обгоняет новый "BMW-Z3" Линуса.
Мы ставим свой автомобиль среди менее дорогих машин, стоящих вдоль шоссе номер 1, чуть севернее Санта-Круз, и спускаемся вниз на полупустынный пляж. Несколько минут мы блаженствуем, лежа на полотенцах под теплым солнцем, а потом я достаю из рюкзака диктофон. И снова прошу рассказать о тех временах. Линус рисует на песке прямоугольник, изображая свою комнату, отмечает расположение постели и компьютера.
"Я скатывался с постели и немедленно проверял свою почту, - говорит он, водя пальцем по своему чертежу. - В некоторые дни я вообще не выходил из квартиры. Получая почту, я прежде всего интересовался не тем, кто мне пишет, а тем, решена ли та или иная проблема. Я гадал: какие увлекательные вопросы возникли сегодня, решил ли кто-нибудь вчерашнюю проблему?"
Линус говорит, что его социальная жизнь в то время была "ничтожной". Потом, понимая, что это звучит чересчур жалобно, поправляется: "Ну, скажем, почти ничтожной".
"Не то чтобы я жил полным затворником, - рассказывает он, - но даже когда я уже работал над Linux, я оставался таким же антисоциальным, как всегда. Ты заметил, что я никогда не звоню людям по телефону? И так было всегда. Я никогда не звонил. Большинство моих друзей общительны, а я - нет. Можешь себе представить, каково ухаживать за девушкой, если ты никогда не звонишь ей по телефону. В то время у меня было всего несколько друзей, которые стучали мне в окно, если хотели зайти на чашку чая. Не думаю, что кто-то тогда замечал во мне что-то особенное. Мол, он делает нечто грандиозное и когда-нибудь перевернет мир. Мне кажется, так никто не думал".
В то время единственным общественным мероприятием для Линуса были еженедельные собрания "Спектрума", где он общался с другими студентами. Эти встречи гораздо больше волновали Линуса, чем все, связанное с программированием.
"Что меня тогда заботило? Общение с людьми. Может быть, "заботило" - не совсем верное слово: там упор был на эмоции. Я просто думал О девушках. Linux не имела такого большого значения. Ар некоторой степени это и сейчас так. Ар некоторой степени я по-прежнему могу ее игнорировать. В те первые годы учебы в университете для меня большое значение имела социальная жизнь. Не то чтобы я чувствовал себя горбуном, над которым