День расплаты
Кто добавил: | AlkatraZ (13.09.2009 / 20:20) |
Рейтинг: | (0) |
Число прочтений: | 1780 |
Комментарии: | Комментарии закрыты |
Старый небритый ефрейтор в потертом бушлате, Гейзер, недовольно щурился на яркое солнце, беззастенчиво проникшее в сырой бетонный колодец арестанского дворика. Приговоренный ежился возле стены, неуклюжий и нелепый, в белоснежных новеньких кальсонах и нательной рубахе; глаза его слезились то ли нездоровостью, то ли страхом, всклокоченные седые волосы шевелил ленивый ветер. Гейзер поднял руку, и расстрельная команда выстроилась напротив стены, лязгнув прикладами по камням брусчатки. К приговоренному подошел одетый в черное чиновник из отдела контроля, надел на голову мешок и нерешительно, пугливо косясь на каменные лица солдат, повернул смертника лицом к стене. Из-под мешка раздались глухие рыдания.
Гейзер отпечатал десять шагов к левому флангу ставшей навытяжку шеренги, поднес жесткую ладонь к козырьку фуражки, доложил руководителю мероприятия о готовности отделения к исполнению. Низенький майор зачитал приговор, отдал приказ о выполнении. Снова козырнув, ефрейтор повернулся кругом и рявкнул:
- Отделение, то-о-вьсь!
На брусчатку спикировал взъерошенный воробей, покосился на перехвативших винтовки солдат.
- Отделение-е, цельсь!
Приклады взмыли, стали параллельно земле, солдаты синхронно прицелились, зажмурили левый глаз. Воробьишко скакнул пару раз и упорхнул прочь. Приговоренный рыдал не скрываясь. Гейзер поднял правую руку со сжатым кулаком вверх.
- Отделение!
Тремя километрами к западу булошница Нина выставила на торговую полку своей лавчонки лоток с теплым, румяным хлебом.
Второкурсник Андрей в темном кинозале мял мягкую и теплую Олину ладонь.
Сантехник Кузнецов бухал на своем законном больничном, с хрустом закусывая луковицей и глядя поплывшим уже взглядом через окно на потекшую в нежданную оттепель Москву.
Рыжий с подпалинами вислоухий Шарик, завернув от счастья хвост бубликом, старательно и жизнерадостно ебал безымянную черную сучку, неделю как приблудившуюся к одной из нижегородских помоек.
Старуха Мироновна, плямкая губами, осторожно выкладывала по стиранной скатерке замысловатый пасьянс, а напротив нее напряженно вглядывался в карты плюгавый гражданин, в гадание не верящий, но осторожность в деле с непознанным блюдущий.
У бухгалтера Кошкаряна, взгромоздившегося четверть часа назад на унитаз, кончилась туалетная бумага, и он встревожено листал некстати прихваченный к раздумьям Налоговый кодекс в поисках малозначимых страниц.
Все жило – красиво, бездумно, мелко, незаметно, по-разному.
- Пли!
Из десяти винтовочных стволов вырвались облачка порохового дыма, у пяти из них, вспарывая воздух, полетели пули. Все как положено: на десять стволов – пять холостых патронов.
Пули, ввинчиваясь в загустевший воздух, летели к белой спине приговоренного. Одна заметно вырвалась вперед, остальные четыре постепенно сбивались в плотную кучку.
Первая пуля коснулась рубашки, чуть придавила, прижала к горячей, потной коже, и с потонувшим в грохоте залпа треском разорвала тонкую белую ткань, уходя в плоть. От сильного толчка приговоренный ткнулся вперед, и в сию же секунду в спину его впились четыре запоздавших куска металла.
Расстрелянный рухнул на колени. Голова его уперлась в стену, по спине густо и обильно бежала кровь, мгновенно крася белую рубаху. Наконец, крупная судорога прошла по телу, и человек завалился набок, на брусчатку. Голова глухо стукнула о землю. Нестроевым, но четким шагом подошел Гейзер, вынул из кобуры револьвер и сделал последний, одиннадцатый выстрел – в мешок.
Подошел судебный врач, констатировал смерть, прикоснувшись холодными пальцами к запястью казненного. Гейзер скомандовал «налево», и расстрельная команда затопала к выходу. Там, у чугунных кованных ворот, толпилась уже, вполголоса переговариваясь, вторая команда. Ефрейтор закурил папироску и подошел к майору.
- Сегодня всех или кого на завтра оставим? – спросил тот, благодарно кивнув предложенному огоньку зажигалки.
- А всех, чего тянуть. Кого следующим?
- Кто это у нас был – Хиддинк? – майор заглянул в список, поправив сидевшие уже на кончике носа очки. - Ну, давай, что ли, Билялетдинова, а следом – Аршавина. Да хуй с ним, веди обоих, и пулемет тащи. Нехуя их… из винтовочек…
udaff.com
Гейзер отпечатал десять шагов к левому флангу ставшей навытяжку шеренги, поднес жесткую ладонь к козырьку фуражки, доложил руководителю мероприятия о готовности отделения к исполнению. Низенький майор зачитал приговор, отдал приказ о выполнении. Снова козырнув, ефрейтор повернулся кругом и рявкнул:
- Отделение, то-о-вьсь!
На брусчатку спикировал взъерошенный воробей, покосился на перехвативших винтовки солдат.
- Отделение-е, цельсь!
Приклады взмыли, стали параллельно земле, солдаты синхронно прицелились, зажмурили левый глаз. Воробьишко скакнул пару раз и упорхнул прочь. Приговоренный рыдал не скрываясь. Гейзер поднял правую руку со сжатым кулаком вверх.
- Отделение!
Тремя километрами к западу булошница Нина выставила на торговую полку своей лавчонки лоток с теплым, румяным хлебом.
Второкурсник Андрей в темном кинозале мял мягкую и теплую Олину ладонь.
Сантехник Кузнецов бухал на своем законном больничном, с хрустом закусывая луковицей и глядя поплывшим уже взглядом через окно на потекшую в нежданную оттепель Москву.
Рыжий с подпалинами вислоухий Шарик, завернув от счастья хвост бубликом, старательно и жизнерадостно ебал безымянную черную сучку, неделю как приблудившуюся к одной из нижегородских помоек.
Старуха Мироновна, плямкая губами, осторожно выкладывала по стиранной скатерке замысловатый пасьянс, а напротив нее напряженно вглядывался в карты плюгавый гражданин, в гадание не верящий, но осторожность в деле с непознанным блюдущий.
У бухгалтера Кошкаряна, взгромоздившегося четверть часа назад на унитаз, кончилась туалетная бумага, и он встревожено листал некстати прихваченный к раздумьям Налоговый кодекс в поисках малозначимых страниц.
Все жило – красиво, бездумно, мелко, незаметно, по-разному.
- Пли!
Из десяти винтовочных стволов вырвались облачка порохового дыма, у пяти из них, вспарывая воздух, полетели пули. Все как положено: на десять стволов – пять холостых патронов.
Пули, ввинчиваясь в загустевший воздух, летели к белой спине приговоренного. Одна заметно вырвалась вперед, остальные четыре постепенно сбивались в плотную кучку.
Первая пуля коснулась рубашки, чуть придавила, прижала к горячей, потной коже, и с потонувшим в грохоте залпа треском разорвала тонкую белую ткань, уходя в плоть. От сильного толчка приговоренный ткнулся вперед, и в сию же секунду в спину его впились четыре запоздавших куска металла.
Расстрелянный рухнул на колени. Голова его уперлась в стену, по спине густо и обильно бежала кровь, мгновенно крася белую рубаху. Наконец, крупная судорога прошла по телу, и человек завалился набок, на брусчатку. Голова глухо стукнула о землю. Нестроевым, но четким шагом подошел Гейзер, вынул из кобуры револьвер и сделал последний, одиннадцатый выстрел – в мешок.
Подошел судебный врач, констатировал смерть, прикоснувшись холодными пальцами к запястью казненного. Гейзер скомандовал «налево», и расстрельная команда затопала к выходу. Там, у чугунных кованных ворот, толпилась уже, вполголоса переговариваясь, вторая команда. Ефрейтор закурил папироску и подошел к майору.
- Сегодня всех или кого на завтра оставим? – спросил тот, благодарно кивнув предложенному огоньку зажигалки.
- А всех, чего тянуть. Кого следующим?
- Кто это у нас был – Хиддинк? – майор заглянул в список, поправив сидевшие уже на кончике носа очки. - Ну, давай, что ли, Билялетдинова, а следом – Аршавина. Да хуй с ним, веди обоих, и пулемет тащи. Нехуя их… из винтовочек…
udaff.com