Рождественская история про омское бабушко
Кто добавил: | AlkatraZ (06.10.2009 / 17:01) |
Рейтинг: | (0) |
Число прочтений: | 2084 |
Комментарии: | Комментарии закрыты |
Со мной все реже происходят абассаки. Что поделаешь – возраст, во многой мудрости много печали, грусть моя светла, ну и так далее.
Рождественская история, которую хочу вам рассказать, в равной степени смешна и трагична. Выбирайте – ржать или плакать.
Есть у меня друк Слава. Добрый толстый чювак, хороший дизайнер. В 35 еще не женат, любит работу и сестренку Люську, кобылу и грубиянку - больше всего на свете. Я не понимаю, почему он опекает Люську и готов за нее голову положить. На самом деле именно из-за Люськи Славу в свое время отправили на воспитание к бабушке в Омск, потому что премудрой маме хватало забот с новым мужем и грудной дочерью. А тут еще потсан в трудном подростковом возрасте.
Бабушка и Слава жили душа в душу несколько лет, пока мамин новый муж не испарился, и она не призвала к себе сына – в помощь, воспитывать сестру.
Добрый Слава на всю жизнь сохранил к бабушке нежную привязанность и часто о ней рассказывал. Обещал познакомить. Наконец, это случилось. Я услышала в трубке Славин восторженный голос:
- Приезжай, увидишь мою бабулю!
Было это третьего января. Я решила, что надо оторвать жопу от дивана и немного растрясти жирок. Ага, мечтательница. В гостях меня ждала гора блинов, перемазанных маслом. У самой бабушки летсо напоминало румяный аппетитный блинчик, в складках век сияли добрые голубые глазки. Счастливый Слава наблюдал, как бабушка одышливо порхает на стандартной девятиметровой кухне, задевая пышной кормой то стол, то плиту. Толщины эта 75-летняя дама была невероятной, что, впрочем, ее совсем не портило.
Внук и бабушка ворковали, я набивала организм блинами – вкуснее ничего в жизни не ела.
Сознание мое плыло, накатывала сонливость, но я хорошо слышала, как бабуля сказала Славе:
- Ох, сердце часто стало прихватывать. Вот помру я у тебя, смотри – отправь в Омск. Рядом с дедом хочу лежать.
Слава, естественно, отмахивался – от счастья же не умирают, правда?
Я тоже от комментариев воздержалась. Ну, не буду же советовать малознакомой женщине меньше жрать и больше двигаться…
Рождество подкатывало к концу. Зазвенел мобильник.
- Умерла!.. Бабушка умерла! – рыдал в трубу Слава. – Легла после обеда поспать и не проснулась…
Через час мы привезли бабушку в морг. Нас там «обрадовали» - никаких вскрытий до 11 января. Все на каникулах. Да и в холодильниках мест нету – народ отмечает, как надо.
Я вздохнула и набрала знакомый номер.
- Чего? Это ты, баскетболистка? Ты забыла, что я вас ненавижу, блять?! – послышался знакомый голос.
- Ну, Борис Семеновииииич, - заныла я.
- От вас одни неприятности! В могилу загоните раньше времени!
Довольно странно слышать от дяди Бори такое. Доктор-смерть, кладбище – дом родной, а сам ссыт…
- Так ведь утряслось же все, с Левой-то.
- Мне твоя подружка седых волос стоила!
Душка мне совсем не подружка. Подумаешь, играли в одной команде сто лет назад. Зато я не ебалас с Левой, не каталась с ним бухая на машине. Я не сбивала мужика насмерть, не затаскивала его в салон и не привозила в морг к папе Грязону. Хотя Леву и Душку я понимаю: что прикажете делать – гайцов вызывать, чтобы сесть на добрых десять лет?
С Левой действительно утряслось. Папа Грязон не долго прореживал лысину и проклинал сынка - отправил отпижженного Леву домой и нашел жену погибшего. Наврал, что труп подбросили к моргу.
- Да и хуй на него! – заявила счастливая вдовушка. – Бог прибрал алкаша.
Дядя Боря-таки выслушал слезливую историю про Славкину бабушку. И приехал. Он добрый дядька.
Славка рыдал, не переставая.
- Ну, что ты плачешь – запакуем завтра бабулю в цинк и отправим в Омск. Иди за билетами, - распорядился Борис Семеныч.
Я заметила, что разглядывал он Славу довольно странно – как портной.
- Слушай, баскетболистка, а бабка сколько весит? – спросил прозорливый Боря, когда безутешный внук папиздил выполнять последний долг.
- Ну… Килограммов девяносто, - проблеяла я.
- Это поместится, но с трудом, с трудом. Хм. Щяс посмотрим.
Вернулся Грязон в ярости.
- Я же говорил – от вас одно гавно! Куда я нахуй засуну эти полтора центнера?! На нее специальный ящик надо варить.
- Ыыыыыыыыыыы, - ныла я, - че делать будем?..
Борис Семеныч вздохнул. И на секунду пробежал по мне знакомым портновским взглядом – с тайным сожалением. Я бы в ящик поместилась на раз.
- Есть выход, - обнадежил доктор-смерть. И замолк.
- Вы знаете, где большой ящик сгавнякать? – обрадовалась я.
- Вот дура. Праздники же – никто не возьмется.
- И что тогда?
- Бабушку надо уменьшать, - задумчиво сказал Грязон.
Ну, что. Сказать, что я ахуела от перспективы пластической операции на трупе – ничего не сказать. Включилась защитная реакция – в виде дикого ржанья. Я согнулась пополам и чуть не уебалась на морговский кафель.
- Чего ты залупаешься, - возмутился доктор-смерть. – Цинк же никто ковырять не будет. Все пройдет тип-топ. Быстро попрощаются родственники и писдец.
На утро я примчалась к моргу. Было страшновато – вдруг Славка прекратил рыдать и прозрел. Вдруг он не узнает бабушку…
На крыльце меня ждал сюрприз – вместо Славки и парочки его запланированных друзей, толпилась куча визгливого народу. Оказывается, у бабушки, коренной красноярской жительницы, здесь была тьма дальних родственниц и подружек.
Оставалось надеяться, что все они слепошарые и давно бабулю не видели.
Бабки были чрезвычайно активны – они уже метали на стол харчи в зале прощания и приплясывали в предвкушении халявной выпивки.
- Борис Семеныч, - осторожно прошептала я в трубу. – А где наша бабушка?
- Одевается ваша бабушка, - пропел жизнерадостный Грязон, - наряжается бабуленька… Готова ехать на вокзал.
- Тут народу много, Борис Семеныч. Они надолго зарядились, кажется…
- Блять, - коротко прокомментировал доктор.
Хорошо, что я предупредила Грязона. Бабушку на прощание выкатили, накрытую каким-то широким покрывалом. Борис Семеныч сам встал в караул у гроба и покрикивал на старух:
- Так, не задерживаемся! Шнелле, шнелле, сторужки, машина ждет, на поезд опоздаем!
У нас почти обошлось. Старухи думали только насчет схарчить и выпить, Славка ничего не видел из-за слез, только сестра Люська (она никогда мне не нравилась, сука) свела бровки и спросила, слава Богу, тихо:
- А че это бабушка такая ниибацца мелкая стала? Че это она в гробу натурально тонет?
- Покойники сохнут, доча, - неожиданно пришла на помощь какая-то тетка. – У них только волосы растут и ногти.
Через десять минут Грязон нахлобучил на бабушку крышку гроба и облегченно укатил паять. Славку затрясло от горя. Его было реально жаль. Какая добрая душа…
Меня бы так внуки провожали через лет …надцать. Ведь будут же у меня когда-нибудь внуки.
Гроб загрузили в машину. Слава укатил с бабулей в Омск.
А я утерла со лба холодный пот и подумала, что центнер весу эквивалентен центнеру проблем.
Надо держать себя в руках. На фига моим внукам такие заморочки.
Да и Борису Семенычу, как пластическому хирургу, я не очень доверяю…
udaff.com
Рождественская история, которую хочу вам рассказать, в равной степени смешна и трагична. Выбирайте – ржать или плакать.
Есть у меня друк Слава. Добрый толстый чювак, хороший дизайнер. В 35 еще не женат, любит работу и сестренку Люську, кобылу и грубиянку - больше всего на свете. Я не понимаю, почему он опекает Люську и готов за нее голову положить. На самом деле именно из-за Люськи Славу в свое время отправили на воспитание к бабушке в Омск, потому что премудрой маме хватало забот с новым мужем и грудной дочерью. А тут еще потсан в трудном подростковом возрасте.
Бабушка и Слава жили душа в душу несколько лет, пока мамин новый муж не испарился, и она не призвала к себе сына – в помощь, воспитывать сестру.
Добрый Слава на всю жизнь сохранил к бабушке нежную привязанность и часто о ней рассказывал. Обещал познакомить. Наконец, это случилось. Я услышала в трубке Славин восторженный голос:
- Приезжай, увидишь мою бабулю!
Было это третьего января. Я решила, что надо оторвать жопу от дивана и немного растрясти жирок. Ага, мечтательница. В гостях меня ждала гора блинов, перемазанных маслом. У самой бабушки летсо напоминало румяный аппетитный блинчик, в складках век сияли добрые голубые глазки. Счастливый Слава наблюдал, как бабушка одышливо порхает на стандартной девятиметровой кухне, задевая пышной кормой то стол, то плиту. Толщины эта 75-летняя дама была невероятной, что, впрочем, ее совсем не портило.
Внук и бабушка ворковали, я набивала организм блинами – вкуснее ничего в жизни не ела.
Сознание мое плыло, накатывала сонливость, но я хорошо слышала, как бабуля сказала Славе:
- Ох, сердце часто стало прихватывать. Вот помру я у тебя, смотри – отправь в Омск. Рядом с дедом хочу лежать.
Слава, естественно, отмахивался – от счастья же не умирают, правда?
Я тоже от комментариев воздержалась. Ну, не буду же советовать малознакомой женщине меньше жрать и больше двигаться…
Рождество подкатывало к концу. Зазвенел мобильник.
- Умерла!.. Бабушка умерла! – рыдал в трубу Слава. – Легла после обеда поспать и не проснулась…
Через час мы привезли бабушку в морг. Нас там «обрадовали» - никаких вскрытий до 11 января. Все на каникулах. Да и в холодильниках мест нету – народ отмечает, как надо.
Я вздохнула и набрала знакомый номер.
- Чего? Это ты, баскетболистка? Ты забыла, что я вас ненавижу, блять?! – послышался знакомый голос.
- Ну, Борис Семеновииииич, - заныла я.
- От вас одни неприятности! В могилу загоните раньше времени!
Довольно странно слышать от дяди Бори такое. Доктор-смерть, кладбище – дом родной, а сам ссыт…
- Так ведь утряслось же все, с Левой-то.
- Мне твоя подружка седых волос стоила!
Душка мне совсем не подружка. Подумаешь, играли в одной команде сто лет назад. Зато я не ебалас с Левой, не каталась с ним бухая на машине. Я не сбивала мужика насмерть, не затаскивала его в салон и не привозила в морг к папе Грязону. Хотя Леву и Душку я понимаю: что прикажете делать – гайцов вызывать, чтобы сесть на добрых десять лет?
С Левой действительно утряслось. Папа Грязон не долго прореживал лысину и проклинал сынка - отправил отпижженного Леву домой и нашел жену погибшего. Наврал, что труп подбросили к моргу.
- Да и хуй на него! – заявила счастливая вдовушка. – Бог прибрал алкаша.
Дядя Боря-таки выслушал слезливую историю про Славкину бабушку. И приехал. Он добрый дядька.
Славка рыдал, не переставая.
- Ну, что ты плачешь – запакуем завтра бабулю в цинк и отправим в Омск. Иди за билетами, - распорядился Борис Семеныч.
Я заметила, что разглядывал он Славу довольно странно – как портной.
- Слушай, баскетболистка, а бабка сколько весит? – спросил прозорливый Боря, когда безутешный внук папиздил выполнять последний долг.
- Ну… Килограммов девяносто, - проблеяла я.
- Это поместится, но с трудом, с трудом. Хм. Щяс посмотрим.
Вернулся Грязон в ярости.
- Я же говорил – от вас одно гавно! Куда я нахуй засуну эти полтора центнера?! На нее специальный ящик надо варить.
- Ыыыыыыыыыыы, - ныла я, - че делать будем?..
Борис Семеныч вздохнул. И на секунду пробежал по мне знакомым портновским взглядом – с тайным сожалением. Я бы в ящик поместилась на раз.
- Есть выход, - обнадежил доктор-смерть. И замолк.
- Вы знаете, где большой ящик сгавнякать? – обрадовалась я.
- Вот дура. Праздники же – никто не возьмется.
- И что тогда?
- Бабушку надо уменьшать, - задумчиво сказал Грязон.
Ну, что. Сказать, что я ахуела от перспективы пластической операции на трупе – ничего не сказать. Включилась защитная реакция – в виде дикого ржанья. Я согнулась пополам и чуть не уебалась на морговский кафель.
- Чего ты залупаешься, - возмутился доктор-смерть. – Цинк же никто ковырять не будет. Все пройдет тип-топ. Быстро попрощаются родственники и писдец.
На утро я примчалась к моргу. Было страшновато – вдруг Славка прекратил рыдать и прозрел. Вдруг он не узнает бабушку…
На крыльце меня ждал сюрприз – вместо Славки и парочки его запланированных друзей, толпилась куча визгливого народу. Оказывается, у бабушки, коренной красноярской жительницы, здесь была тьма дальних родственниц и подружек.
Оставалось надеяться, что все они слепошарые и давно бабулю не видели.
Бабки были чрезвычайно активны – они уже метали на стол харчи в зале прощания и приплясывали в предвкушении халявной выпивки.
- Борис Семеныч, - осторожно прошептала я в трубу. – А где наша бабушка?
- Одевается ваша бабушка, - пропел жизнерадостный Грязон, - наряжается бабуленька… Готова ехать на вокзал.
- Тут народу много, Борис Семеныч. Они надолго зарядились, кажется…
- Блять, - коротко прокомментировал доктор.
Хорошо, что я предупредила Грязона. Бабушку на прощание выкатили, накрытую каким-то широким покрывалом. Борис Семеныч сам встал в караул у гроба и покрикивал на старух:
- Так, не задерживаемся! Шнелле, шнелле, сторужки, машина ждет, на поезд опоздаем!
У нас почти обошлось. Старухи думали только насчет схарчить и выпить, Славка ничего не видел из-за слез, только сестра Люська (она никогда мне не нравилась, сука) свела бровки и спросила, слава Богу, тихо:
- А че это бабушка такая ниибацца мелкая стала? Че это она в гробу натурально тонет?
- Покойники сохнут, доча, - неожиданно пришла на помощь какая-то тетка. – У них только волосы растут и ногти.
Через десять минут Грязон нахлобучил на бабушку крышку гроба и облегченно укатил паять. Славку затрясло от горя. Его было реально жаль. Какая добрая душа…
Меня бы так внуки провожали через лет …надцать. Ведь будут же у меня когда-нибудь внуки.
Гроб загрузили в машину. Слава укатил с бабулей в Омск.
А я утерла со лба холодный пот и подумала, что центнер весу эквивалентен центнеру проблем.
Надо держать себя в руках. На фига моим внукам такие заморочки.
Да и Борису Семенычу, как пластическому хирургу, я не очень доверяю…
udaff.com