- Обожаю глазированные сырки. М-м-м… Пища богов. Сегодня в учреждении на завтрак давали – сырок глазированный и какао. Что скажите, Виктор Андреевич?
Виктор Андреевич, серьёзный дядька с вечной усталостью на лице, перестал рассматривать свой ботинок, явно требующий технического обслуживания.
- А то и скажу, что какао был холодным. В этом случае образуется плёнка поверх жидкости, коей я непременно давлюсь.
-Да, дела…
Собеседники снова замолчали. Особых тем для разговора в обеденный перерыв не было. Виктор Андреевич вновь уставился на ботинок.
- И вроде жена месяц назад в ремонт относила. И нате вам – опять дырка по шву. Ничего-то у нас делать не умеют. Башмак заштопать – и то проблематично.
- Ну не скажите, Виктор Андреевич, не скажите! Страна у нас – могучая. Просто на мелочи внимания не обращаем.
-Это точно, Яков Борисович, это точно. Никогда не обращаем. А следовало бы, - Виктор Андреевич уставился на выщербленную кирпичную кладку башни, в которой находился столярный цех.
Его оппонент, щуплый мужичонка в огромных, как будто он купил их «на вырост», очках, тоже уставился на стену.
-А Вы знаете, мы ведь не в простом месте сейчас находимся, - с восторженным придыханием промолвил он.
- Да? Конечно не в простом. А очень даже наоборот – сложном. Ещё три часа после обеда работать.
- Да нет, я не про то. Я не про учреждение. Цех наш, между прочим, в Солевой башне Симоновского монастыря находится. Так вот…А вы знаете, что есть мнение, что Куликовская битва случилась именно тут?
- Да полно Вам, врут всё.
-Нет-нет-нет, и ничего не врут! Заметьте, при раскопках в этих местах найдено много оружия четырнадцатого века. Церквушка тут за забором стоит. Поздняя, конечно, но фундамент тех времён. Поверьте уж историку . А там, в степи, - он почему-то кивнул в сторону стадиона «Торпедо», - так ничего и не найдено.

Виктор Андреевич проследил за кивком собеседника. Оттуда, галдя, летела стая ворот. Сделав круг над ДК ЗИЛ, сначала вроде полетела к «Шестнадцатому», но потом уверенно повернули к «Мутному глазу».
География Пролетарского района города Москвы, впрочем, как и всей Москвы, давно уже представляла собой план-схему всевозможных пунктов выдачи алкоголя. И если раньше большая часть граждан руководствовалась названием улиц, то позднее тоже опростилась.

- Церквушка, значит…Вы в Бога веруете? – неожиданно спросил Виктор Андреевич.
Яков Борисович вздрогнул, и заметно смутился.
- Ну как бы Вам сказать. Как бы верую, но как бы не в Бога, а как бы в Природу…
-Что-то много у Вас этих «как бы». А подробнее, как бы, не расскажите?
Яков Борисович вздохнул.
-Расскажу, от чего же, - он поправил очки и опять на минуту замолчал.
- Вы не знаете, - продолжал он, - но я очень робкий человек. Даже не знаю, как жениться-то умудрился. И робость моя мне всегда жутко мешала. Жена кричит, а я и слова сказать не могу – не то, что бы боюсь, стесняюсь что ли. И начал я в своё время попивать.
Он снял очки и протёр их краем куртки спецовки.
-Нет, не то что бы я так уж много пил, но из археологии попросили. Мне, впрочем, к тому времени, это даже в радость было. Ну, разве может нормально, с достоинством, выпивать человек, зарабатывающий сто двадцать рублей в месяц плюс тридцать квартальной премии? Не может. Вот и я не мог. Так что на Лихачёве я просто заново родился. Сами посудите: двести двадцать да тридцать премии, и, прошу заметить, ежемесячно. Да… Так вот, стал я как-то замечать за собой следующее: если взять, к примеру, после работы поллитра «Русской» на троих, то хорошо это будет, или плохо? Скажу так: никак. Ни хорошо, ни плохо. Потому как мало, и тут уж либо сушняком по рупь сорок, либо в «Мутный глаз» к аппаратам по двадцать копеек, плюс двадцать же копеек за банку литровую надо отдать. Кружек там, сами знаете… А если поллитра на одного? Нет, в смысле не одному пить, а три бутылки на троих? Тогда хорошо: тут вам и радуга, и воробьёв начинаешь понимать, и кошек. Хотя они и антагонисты. А если совсем не брать? А если совсем не брать, то тут уж хуже некуда: ни радуги тебе, ни воробьёв. Ходишь, как дурак, невопьянённый… Вот.

Виктор Андреевич некоторое время переваривал услышанное.
-И что? Про веру-то – что тут? – наконец хмуро спросил он.
-Ну как же, ну как же! Я же говорю – не то что бы в Бога, но в Природу!
- Понятно, - он отломил у росшего рядом куста ветку, и стал чего-то чертить на утрамбованной земле, с силой надавливая на прут.
Яков Борисович с интересом следил за появлением абсолютно непонятного для него рисунка.
- Позвольте, Виктор Андреевич, полюбопытствовать, это – что-то из Ваших изобретений?
-Да, - хмуро буркнул тот.
- И что, интересно?
- Нисколько.
- Как так – сами изобрели, и – «нисколько».
-Да так. Это как на нудистском пляже. Вроде все вокруг голые, а нисколько не интересно.
Повисла пауза.
- Прошу прощения, а Вы что, Вы бывали на нудистском пляже? Вы бывали ТАМ?!
Виктор Андреевич грустно усмехнулся.
-Да кто меня туда отпустит? Я же до завода невыездным был. Из профкома ездил один, так вот он – был. Рассказывал. Ну, а мы уж тут решили попробовать как-то, ну и..- он неожиданно осёкся.
-Ну и – что? – с гадкой слюнцой нетерпенья спросил собеседник.

***
- Было это… Было это вроде как сразу после Сальвадоре Альенде с Пиночетом, - начал Виктор Андреевич, - нам как раз каждое утро на политинформации газету про них читали. Я почему запомнил, мы парторга так и стали называть – Пиночет. Времена спокойные были, не то, что сейчас. И Брежнев ещё не особо заговаривался, и водка спокойно продавалась. Правда, тогда вскоре и учреждения появились, но это ладно, это – пустяки. В институте нашем путёвки распределялись, так профком чего придумал – путёвки только тем, кто участвует в жизни коллектива. А что это означает – участвовать в жизни коллектива? Стенгазету-то уже специальные люди делали. Правильно, культурно-массовые мероприятия. Ну, за массовость в пьянках конечно боролись на высоком уровне, а вот культурную составляющую внести никак не удавалось. Поймите, трудно это. На гитаре только двое играли – лаборант Щупловатый, который через месяц на больничном сидел, астма у него, да я. А гитару с собой брать на такие мероприятия я не хотел – уже одну в костре подпалили, а другая, говорят, потерялась, но Щупловатый мне с тех пор в глаза не смотрел. Проигрыватель с собой не потащишь – громоздко, книжки читать под водку – скучно.

Поехали мы тогда… в Тучково, вроде, да, точно – в Тучково. Местный дом отдыха нам там ночлег выделил по профсоюзной линии на две ночи, даже вроде питание двухразовое, точно не помню. Автобусный парк транспорт выделил, начальник парка – тесть профорга.
Профорг, скажу я Вам, сволочь ещё та был. Звали его Станислав Павлович Вайс, но между собой мы его называли «Стасик-Прусак». Уж больно на таракана был похож – такой же неприятный, и такой же неожиданный.

Ну, значит, загрузились в автобус, и поехали. Ехать долго, часа три. В шахматы не поиграешь – трясёт, в карты – не всякий умеет. Такое ощущение, что студентами не были. Народу было