Закончив ПТУ № 40 Ерофей Апреорев попал по разнарядке на московский завод "Знамя Революции" по специальности фрезеровщик 2 го разряда. Коллектив цеха подобрался дружный, вмеру пьющий и тихушника Ерофея приняли как родного. Пожалуй единственным человеком, который с первого дня отнесся к Апреореву недружелюбно, была табельщица Пелагея Швех. Надо сказать табельщица относилась с нескрываемым презрением не только к вновьприбывшему молодому специалисту, но и ко всем без исключения рабочим цеха №5. Питала она нежные чувства лишь к начальнику цеха, высокопарному и надменному Владимиру Петровичу ибо была влюблена в этого человека, ведъ даже табельщице не чужды высокие материи.
Владимир Петрович, то ли в силу своей закомплексованности, то ли просто по причине того, что не гоже на работе расслаблятся, до поры до времени старался не проявлял своих чувств. Хотя весь цех № 5 знал, что чувства эти были.

Все помнили, как на прошлогоднем вручении переходящего красного знамени Пелагея стояла рядом с Петровичем, и когда с влажными от счастья глазами и нервной дрожью в руках он сжал древко так, что костяшки его пальцев побелели она не выдержала ,и нарушая регламент торжественного момента кинулась ему на шею и сбив с раскрасневшегося лица передовика производства роговые очки пыталась приложится губами к его розовой щеке. И Петрович, ошалев от переполняющих его чувств гордости и собственной значимости, а больше от неожиданной выходки Пелагеи выпустил из рук знамя и стал хватать руками воздух, пока не ухватил табельщицу за ее огромную грудъ....
Они три месяца после этого обходили друг друга стороной и это было красноречивее слов. Затем их стали замечать то тут, то там любезничающих друг с другом и статус Пелагей в цеху вырос до невиданных высот.

Но счастье не бывает вечным, и дальнейшие события подтвердили этот жизненный тезис. И всему виной послужили в большей или меньшей степени личная сексуальная неустроенность одинокой Пелагеи Швех и преступная Ерофеева наивность и детская его непосредственность.

Лето в Москве выдалось жаркое. Воэдух буквально кипел на выходах из метро, в гастрономах и парках. В понедельник Ерофей превозмогая боль пересек проходную, получил пропуск в алюминевой затертой рамочке и припадая на обе ноги поднялся в цех.
- Восемь пятнадцать, Апреорев.- Безжалостные немигающие глаза табельщицы смерили хлипкую фигуру опоздавшего. -Что ты себе думаешь ? Без пятнадцати ты уже у станка стоять должен.
- Сгорел я.- Невнятно произнес Ерофей.
- Что ?
Слезы начали невыносимо давить изнутри, ища выхода. Пелагея тихо наслаждалась очередной победой.
- К-хе. К-хе..
- Что ? Объяснительную пиши.
- Ноги сгорели вчера. На пляже уснул.
Швех поморщилась. Победа показалась ей какой то не впечатляющей. Уж слишком слаб аппонент. Надо довести счет до разгромного.
- Покажи.
- Что показать ?
- Ноги покажи, не верю я.
Ерофеев помялся и возвел очи к потолку.
- Ну длавай, давай.
Руки помимо воли владельца потянулись к брючному ремню и отвратительно сваренные кооперативные мешковатые джинсы соскользнули на пол, обнажив задравшиеся семейные трусы и кошмарные, без единого волоска худые ноги Апреорова. Совершенно алого омерзительного цвета.
- Даа-а, хорош красавец. Но совсем не ноги привлекли внимание табельщицы. Из под задравшихся трусов на свет божий смотрел одним глазом член Ерофея. Надо отдать ему должное, не в пример всем остальным конечностям выглядел он достойно и размеры его, угадывающиеся за складками продукта легкой промышленности трудно было переоценить...
- Ну и что мне с тобой делать ?
- Не..Незнаю..- Первая слезинка покатилась по пыльной щеке и упала в приоткрытый рот.
- Зато я знаю. И не сводя глаз с причинного места Ерофея Апреоева, полная решимости и раскрепостившаяся советская женщина поднялась со стула, подошла вплотную к пришмаленному летним московским солнцем Аполлону и схватила его за член...Ерофей уже рыдал в голос не обращая внимания ни на табельщицу, ни на свое унизительное положение. Пелагея упала на колени, сдернула с Апреорева трусы и двумя руками попыталась запихнуть его член себе в рот....

За этим занятием без отрыва от производства и застукал их Владимир Петрович Рогатейко. ОН так и застыл в распахнутом дверном проеме сжимая в потной руке букетик подвядших гвоздик. Это были его первые цветы... Первые цветы, которые он нес своей первой любимой женщине...

udaff.com