всё быстрее и быстрее набирая обороты.

Наконец, события последнего дня, полностью прорезали темноту моего бетонного склепа, и вот уже перед моими глазами капот Форда, стремительно пожирающего разделительную полосу крымского серпантина.

Дождь не прекращался со вчерашнего вечера. Дорога скользкая, а Фокус совсем не та машина, на которой можно себе позволить идти на пределе в таких условиях. В зеркале заднего вида, я вижу два хищных ксеноновых глаза. Они стремительно приближаются. Я притормаживаю, прижимаюсь чуть вправо. Сзади не спешат идти на обгон, практически прижимаясь к моему бамперу. Я перескакиваю на третью, и пытаюсь уйти в горку с ускорением. Подкапотные силы видимо, не равны, и преследователь не отстаёт ни на метр. Взобравшись на перевал, врубаю четвертую, потом пятую, и уходя под горку, пытаюсь чуть оторваться. Ухожу чуть вперёд, но меня скоро нагоняют. Впереди крутой левый поворот. Хочу плавно придавить педаль тормоза, но машина непослушно взбрыкнув, пытается уйти в занос. Выворачиваю руль, и с трудом выравниваю траекторию. Преследователь чуть отстаёт, и я выжимаю из Форда его последние силы. Ухожу всё дальше и дальше. Неужели оторвался?

На секунду всматриваюсь в зеркало, и вижу, что радоваться рано. Ксеноновые огни приближаются на огромной скорости. Когда перевожу взгляд на дорогу, понимаю, что совершил непоправимую ошибку. Петля дороги круто забирает вправо. Я резко жму на тормоз, но педаль проваливается в пол. Пытаюсь уйти от столкновения с металлическим ограждением, но понимаю, что уже не успею. Удар был почти под прямым углом. Мгновенно сработали подушки, полностью закрыв мне обзор.

Побережье, огромная, как блюдце луна, и лунная дорожка на темной водной глади. Всего этого я не видел.



Полёт в никуда.



Я вжался в сидения, и вцепившись в руль, ждал, казалось целую вечность. Сначала по металлу затарабанили верхушки неказистых крымских деревьев, потом машина видимо зацепилась за ствол, её развернуло, и в момент первого удара я потерял сознание. Видимо сработал рефлекс…

***

Очнулся я на земле. Дождь уже не хлестал, как все эти дни, а может быть, просто не мог пробиться сквозь густую крону деревьев. Машина, вернее то, что от нее осталось, застряла между деревьями, шагах в двадцати от меня. Водительская дверь была вырвана с корнем, видимо, поэтому я сейчас лежал на земле, а не висел на высоте двух метров в покореженном кокпите.

Попробовал подняться, но тела своего не чувствовал. Даже пошевелить пальцами на руках и ногах я не мог. Кричать тоже не мог, да и был ли смысл? Дышал с большим трудом, как будто на грудь мне опустили огромный бетонный блок. Боли не было, и я не мог понять, почему так тяжело работают легкие.

Через какое то время я услышал голоса, и хруст ломающихся веток. Это явно по мою душу, подумал я тогда. Мне оставалось только лежать и ждать. Если меня найдут.… А что будет, если меня найдут? Вопрос в том, кто найдет.

Голоса раздались совсем близко от меня, и по одному из них, я узнал голос Виктора.
-Витя-я-н… - Это всё, что я мог из себя выдавить. Не думаю, что меня услышали, так как я сам с трудом мог расслышать свой хрип.

Совсем близко, блеснул свет фонаря. Я повернул голову, и увидел два силуэта, пробирающихся в мою сторону. Направленный в лицо свет, лишал меня возможности разглядеть подошедших. Но я точно знал, что один из них, Виктор.



-Вот он, голуба. – Неожиданно прозвучал голос Зои.
-Живой вроде. – Это уже Витя.
-Жи-и-во-й. – Проскулил я, пытаясь изобразить на лице радость.
-Давай, Витя. Нельзя его так оставлять.
-Не-ельз-зя. – Вторил я.

Виктор опустил фонарь, и теперь я мог разглядеть их обеих. Попытался улыбнуться.
-Ты ничего не взял с собой? – Нервно спросила Зоя, и добавила: - Лопату, например?
-Нет. Я думал, что,… что не придется.
-Придётся, Витя.
-Чем? Поленом, что ли? – Зло спросил Виктор, оглядываясь кругом, и рыская по кустам лучом фонарика.
-Возьми. – Сказала Зоя, и протянула что-то Виктору.

В процессе этого немногословного диалога, я уже всё понял. Витя, мой старый детдомовский приятель, Витёк, направил мне в лицо ствол пистолета. Вспомнилось вдруг, из какого-то старого советского фильма, «Отвороти глаза-то!».

Я собрался с силами, и превозмогая боль, попытался приподняться на локтях. Последнее, что я видел, это то, как Витя, перед тем, как нажать на спусковой крючок, отвернулся в сторону, и на какое то мгновение его рука дрогнула, и сместилась чуть влево. В момент выстрела, я подался вперёд…

***

Вскоре я увидел едва различимую узкую полоску света чуть ниже уровня моих глаз. Я полз к ней по бетонному полу. Понимая, что времени у меня не так много, я спешил. Спешил, насколько мог, насколько позволяли мне силы. Эта узкая полоска была для меня единственной связью с внешним миром. Когда я добрался до неё, меня ждало новое разочарование. Дверь оказалась металлическая, и запертая снаружи, по всей видимости, на висячий замок. Я скребся в эту дверь, пытался звать кого-то в узкую щель под дверью, но крик мой скорее был похож на нечленораздельный вой.

В который уже раз, я доходил до отчаяния, и мне вспомнился Индеец Джо, запертый по нелепой случайности в лабиринте пещер. Правда дверь там была деревянная, а у Джо был, по крайней мере, хоть перочинный нож. Зачем я читал в детстве всю эту поебень? И вот теперь, когда я сам попал в подобную ситуацию, меня по очереди пугают герои произведений Марка Твена, и Эдгара По, и авторы не дают никаких практических советов, как из неё выбраться…

Но дверь все-таки открылась. Не сама по себе, конечно. Меня вытащил на свет божий мужичок, невзрачной наружности. Он сразу засыпал меня потоком совершенно идиотских вопросов:

-Тю!? А як же ти тут сховався? А де ж твое ухо? Ой, та хто ж тебе так отделал?
-Какое сегодня число, дед? – Было первое, что я у него спросил.
-Чотырнадцатое липня, сынку.
-А по-русски можешь сказать? – Спрашиваю я.
-Чотырнадцатое июля, макушка лита, разумиишь?
-Тогда поздравь меня с днем рождения. И это… врача бы мне.
-Який врач, ти шо? Вин же тибя у могилу загоныть. Нуткась, пишлы до мене.
-Да как я блять, пойду? Дед! Я только ползать могу…

***

Выходил меня старик, на ноги поставил. Если бы не он, я бы, наверное, сдох в какой ни будь придорожной канаве, без жратвы, без документов, и без денег. Спасибо ему.

Вот уже скоро год, как я помогаю Бате, в его нехитрой работе на причале. Конопачу посудины, которым самое место на помойке, а не в прокате, ремонтирую лодочные моторы. Покрасить, подновить, поштукатурить. Всё это я теперь умею.

Но, время разбрасывать камни прошло. И вот сегодня, мы, быть может, в последний раз, сидим с Батей на летней веранде и пьём его отвратительный чай. Бате не хочется отпускать такого ценного работника, и он, в который уже раз за последние дни начинает причитать:
-Що тоби эта Москва твоя? Може ни поидэшь?
-Да нет, Батя. Надо мне в Москву. – Отвечаю я, и всматриваюсь в морскую даль.
-Дивчина у тоби там, чи як? – Снова интересуется Старик.
-Да какая