Библиотекарша
Кто добавил: | AlkatraZ (22.02.2010 / 22:11) |
Рейтинг: | (0) |
Число прочтений: | 2633 |
Комментарии: | Комментарии закрыты |
Серафима Павловна Кнехт была женщиной неприметной и тихой. Замужем побывать ей не посчастливилось, а те редкие мужчины, которые бесстрашно раздвигали её костлявые депилированные ноги, надолго не задерживались в её спокойном, как стоячее болото, существовании. Трудилась Серафима Павловна именно в том месте, где и должна была трудиться подобная женщина - в библиотеке. И совершенно естественно что, работая заведующей библиотекой, она много и упоительно читала. Книги она предпочитала романтические, всё больше женские романы с бесконечно слезливыми продолжениями. Вот и сегодня Серафима Павловна, придя на работу, трепетно взяла с полки очередной роман и углубилась в чтение:
"...Её розовые соски напряглись и стали твёрдыми. Восемь стройных мулатов окружили её распластанное на траве и совершенно беззащитное тело. Элеонора вздохнула полной грудью, и широко раздвинув ноги в белых атласных чулках, сказала своим тихим грудным голосом: - Возьмите меня! Возьмите меня ВСЕ! Я заслужила этот позор..."
Из розовато-фиолетового эфира параллельных миров Серафиму Павловну выдернул противный гнусавый голос:
- Скажите, а у вас есть что ни будь по эзотерике.
Кнехт оторвалась от книги и подняла вверх свои маленькие и злые глаза-пуговки. Перед ней стоял худощавый мужчина неопределённого возраста, не имеющий ничего общего со смуглыми мулатами. Этот факт окончательно испортил атмосферу праздника, на которую рассчитывала библиотекарша. Однако врождённая воспитанность взяла верх и Серафима Павловна прошипела сквозь зубы:
- Второй ряд, третья полка сверху. Там эзотерика, рядом - гороскопы и книги по каббале и буддизму.
- Спасибо. - Ответил посетитель и направился вдоль стеллажей.
Серафима Павловна немного побуравила взглядом спину посетителя, дёрнула плечиком и продолжила читать: "...первым был Симеон. Его узловатые руки шоколадного цвета нежно гладили белую грудь Элеоноры. Девушка скрестила свои длинные стройные ноги за спиной Семеона и, прогнувшись, подалась ему навстречу. Сладостное ощущение прокатилось волной по её телу, когда она почувствовала внутри себя горячий и упругий член раба..."
- Извините, а знаете... вот именно такое издание у меня есть. А мне бы хотелось Мамонову 97 года. Синенькая такая, знаете? Ну, синенькая... Нет? Ну... эта вот... – Посетитель попытался жестами показать, какого именно оттенка синего, должна быть книга, но встретившись с колючим взглядом Серафимы Павловны, осёкся и замолчал. Нижняя губа Кнехт нервно дрогнула, а глаза, и без того маленькие и тёмные, сузились настолько, что невозможно стало различить их цвет.
- Ниже. На том же стеллаж-ж-е, только ниж-ж-е-е-е. - С присвистом выдавила из своего клокочущего гневом нутра, Серафима Павловна. Между её ног снова стало сухо, и этот факт привёл Серафиму Павловну Кнехт в состояние лёгкого раздражения. "Вот сука!" - подумала библиотекарша,- "бывают же уроды на белом свете". Затем она глубоко вздохнула и снова погрузилась в чтение:
"...вторым был Ромбуйя, совсем ещё мальчик. Но в его начавшем формироваться юном теле уже угадывались великолепные изгибы упругих мышц. Его член не был таким огромным как у Симеона, а движения не такими умелыми. Поэтому, Элеонора, дабы усилить эффект, жадно открыла рот навстречу чёрной плоти Негоро..."
Тень, заслонившая солнечный свет, струившийся из окна библиотеки, легла на открытую страницу книги и оттенила жидкие волосы на голове Серафимы Павловны. Одновременно она пролегла и на всю её размеренную жизнь, превратив её в череду неудач, бессонных ночей и бесконечного одиночества. Белый свет окончательно померк перед глазами библиотекарши. Она медленно оторвала взгляд от книги. Посетитель держал в руках синюю книжицу и дрожал как осиновый лист. Он казался маленьким и тщедушным, даже по сравнению с костлявой женщиной, сидящей перед ним.
- Я нашёл, но это не совсем то. В том году было два издания; февральское и... в конце года ещё. Так вот мне бы февральское, знаете ли...
Кнехт сгорбила спину как пантера перед прыжком, и взглянув исподлобья на неугомонного посетителя приглушенным голосом, но достаточно внятно произнесла:
- Пашол нахуй, казёл!
- Позвольте, как это... - Начал было мужчина, но встретив холодный взгляд Кнехт, поспешил ретироваться с глупой улыбкой на лице:
- Я поищу... хгы... и это вот, спасибо...
Серафима Павловна остервенело впилась глазами в страницу и постепенно движения её тщедушных сисек вошли в такт с вздымающейся грудью красавицы Элеоноры. Внизу, под серой юбкой и убогими трусиками с Черкизовского рынка снова проснулась жизнь:
"... движения Негоро участились, и когда горячая сперма ударила в рот Элеоноре, она жадно сглотнула её, затем, задержала губы на пульсирующем члене и провела языком по нефритовому стержню мулата. В этот же самый момент, молодой и напористый Ромбуйя осеменил её упругий живот..."
- Мне бы, что нибудь по истории воздухоплавания. Начало века, если есть. - Раздался откуда то из поднебесья мужской голос. Не ответить на него было нельзя. И Элеонора-Кнехт ответила. Ответила не поднимая глаз, громко и внятно:
- Я же ясно сказала, пошёл нахуй!
- Ты что, коза, охуела? - Перед Серафимой Павловной стоял молодой человек с внешностью Алена Делона и манерами Солнцевского гопника.
- Што... што вы сказа-али? - Заикаясь, спросила Кнехт.
- Я говорю, не охуела ли ты в корень, коза драная? - ответил молодой человек, сверкнув белозубой улыбкой.
- Извините, зачиталась. - Промычала Кнехт, сорвалась со стула и под хихиканье немногочисленных посетителей библиотеки, засеменила к стеллажам, держа курс на историю воздухоплавания...
***
Всю дорогу домой Серафима Павловна еле сдерживала слёзы стыда. Унижение, которое она испытала сегодня в библиотеке, не сравнимо было ни с чем. Ни с чем в её мерзкой, противной и бездарной жизни. Дома она сбросила в прихожей пальто, стремительно пронеслась мимо смежной комнаты приёмной дочери, и хлопнув дверью, замкнула пространство своей убогой вселенной. Рухнув лицом в подушки она сдавленно зарычала.
За спиной скрипнула дверь. В комнату чуть слышно вошла Даша.
- Мам, вы чево? - За шестнадцать лет, это затравленное, пезполое существо так и не осмелилось перейти с Серафимой Павловной на "ты".
Кнехт стиснула зубы и оторвала лицо от подушки. "Так нельзя" - сказала она себе. - "Ты должна служить примером во всём". Она села на кровати, сделала несколько глубоких вздохов и сказала, глядя себе под ноги:
- Сегодня я унизила человека. Унизила его жестоко и прилюдно. А он этого явно не заслуживал. Он просто попросил книжку о воздухоплавателях. Он... он... я просто была очень занята в этот момент, а он подошёл так внезапно... и я... я обидела его.
- Мама, успокойтесь. Ничего ведь страшного не произошло? Вы извинились?
- Конечно... Конечно! У нас есть вино? Или что там пьют в таких случаях?
- Оставалось полбутылки "кагора" с вашего позапрошлогоднего дня рождения. - Вспомнила Даша.
- Неси. И кружку... этот... бокал неси. - Выдохнула Кнехт.
Выпив полбутылки терпкого вина, Серафима Павловна захмелела. Вместе с потерей
"...Её розовые соски напряглись и стали твёрдыми. Восемь стройных мулатов окружили её распластанное на траве и совершенно беззащитное тело. Элеонора вздохнула полной грудью, и широко раздвинув ноги в белых атласных чулках, сказала своим тихим грудным голосом: - Возьмите меня! Возьмите меня ВСЕ! Я заслужила этот позор..."
Из розовато-фиолетового эфира параллельных миров Серафиму Павловну выдернул противный гнусавый голос:
- Скажите, а у вас есть что ни будь по эзотерике.
Кнехт оторвалась от книги и подняла вверх свои маленькие и злые глаза-пуговки. Перед ней стоял худощавый мужчина неопределённого возраста, не имеющий ничего общего со смуглыми мулатами. Этот факт окончательно испортил атмосферу праздника, на которую рассчитывала библиотекарша. Однако врождённая воспитанность взяла верх и Серафима Павловна прошипела сквозь зубы:
- Второй ряд, третья полка сверху. Там эзотерика, рядом - гороскопы и книги по каббале и буддизму.
- Спасибо. - Ответил посетитель и направился вдоль стеллажей.
Серафима Павловна немного побуравила взглядом спину посетителя, дёрнула плечиком и продолжила читать: "...первым был Симеон. Его узловатые руки шоколадного цвета нежно гладили белую грудь Элеоноры. Девушка скрестила свои длинные стройные ноги за спиной Семеона и, прогнувшись, подалась ему навстречу. Сладостное ощущение прокатилось волной по её телу, когда она почувствовала внутри себя горячий и упругий член раба..."
- Извините, а знаете... вот именно такое издание у меня есть. А мне бы хотелось Мамонову 97 года. Синенькая такая, знаете? Ну, синенькая... Нет? Ну... эта вот... – Посетитель попытался жестами показать, какого именно оттенка синего, должна быть книга, но встретившись с колючим взглядом Серафимы Павловны, осёкся и замолчал. Нижняя губа Кнехт нервно дрогнула, а глаза, и без того маленькие и тёмные, сузились настолько, что невозможно стало различить их цвет.
- Ниже. На том же стеллаж-ж-е, только ниж-ж-е-е-е. - С присвистом выдавила из своего клокочущего гневом нутра, Серафима Павловна. Между её ног снова стало сухо, и этот факт привёл Серафиму Павловну Кнехт в состояние лёгкого раздражения. "Вот сука!" - подумала библиотекарша,- "бывают же уроды на белом свете". Затем она глубоко вздохнула и снова погрузилась в чтение:
"...вторым был Ромбуйя, совсем ещё мальчик. Но в его начавшем формироваться юном теле уже угадывались великолепные изгибы упругих мышц. Его член не был таким огромным как у Симеона, а движения не такими умелыми. Поэтому, Элеонора, дабы усилить эффект, жадно открыла рот навстречу чёрной плоти Негоро..."
Тень, заслонившая солнечный свет, струившийся из окна библиотеки, легла на открытую страницу книги и оттенила жидкие волосы на голове Серафимы Павловны. Одновременно она пролегла и на всю её размеренную жизнь, превратив её в череду неудач, бессонных ночей и бесконечного одиночества. Белый свет окончательно померк перед глазами библиотекарши. Она медленно оторвала взгляд от книги. Посетитель держал в руках синюю книжицу и дрожал как осиновый лист. Он казался маленьким и тщедушным, даже по сравнению с костлявой женщиной, сидящей перед ним.
- Я нашёл, но это не совсем то. В том году было два издания; февральское и... в конце года ещё. Так вот мне бы февральское, знаете ли...
Кнехт сгорбила спину как пантера перед прыжком, и взглянув исподлобья на неугомонного посетителя приглушенным голосом, но достаточно внятно произнесла:
- Пашол нахуй, казёл!
- Позвольте, как это... - Начал было мужчина, но встретив холодный взгляд Кнехт, поспешил ретироваться с глупой улыбкой на лице:
- Я поищу... хгы... и это вот, спасибо...
Серафима Павловна остервенело впилась глазами в страницу и постепенно движения её тщедушных сисек вошли в такт с вздымающейся грудью красавицы Элеоноры. Внизу, под серой юбкой и убогими трусиками с Черкизовского рынка снова проснулась жизнь:
"... движения Негоро участились, и когда горячая сперма ударила в рот Элеоноре, она жадно сглотнула её, затем, задержала губы на пульсирующем члене и провела языком по нефритовому стержню мулата. В этот же самый момент, молодой и напористый Ромбуйя осеменил её упругий живот..."
- Мне бы, что нибудь по истории воздухоплавания. Начало века, если есть. - Раздался откуда то из поднебесья мужской голос. Не ответить на него было нельзя. И Элеонора-Кнехт ответила. Ответила не поднимая глаз, громко и внятно:
- Я же ясно сказала, пошёл нахуй!
- Ты что, коза, охуела? - Перед Серафимой Павловной стоял молодой человек с внешностью Алена Делона и манерами Солнцевского гопника.
- Што... што вы сказа-али? - Заикаясь, спросила Кнехт.
- Я говорю, не охуела ли ты в корень, коза драная? - ответил молодой человек, сверкнув белозубой улыбкой.
- Извините, зачиталась. - Промычала Кнехт, сорвалась со стула и под хихиканье немногочисленных посетителей библиотеки, засеменила к стеллажам, держа курс на историю воздухоплавания...
***
Всю дорогу домой Серафима Павловна еле сдерживала слёзы стыда. Унижение, которое она испытала сегодня в библиотеке, не сравнимо было ни с чем. Ни с чем в её мерзкой, противной и бездарной жизни. Дома она сбросила в прихожей пальто, стремительно пронеслась мимо смежной комнаты приёмной дочери, и хлопнув дверью, замкнула пространство своей убогой вселенной. Рухнув лицом в подушки она сдавленно зарычала.
За спиной скрипнула дверь. В комнату чуть слышно вошла Даша.
- Мам, вы чево? - За шестнадцать лет, это затравленное, пезполое существо так и не осмелилось перейти с Серафимой Павловной на "ты".
Кнехт стиснула зубы и оторвала лицо от подушки. "Так нельзя" - сказала она себе. - "Ты должна служить примером во всём". Она села на кровати, сделала несколько глубоких вздохов и сказала, глядя себе под ноги:
- Сегодня я унизила человека. Унизила его жестоко и прилюдно. А он этого явно не заслуживал. Он просто попросил книжку о воздухоплавателях. Он... он... я просто была очень занята в этот момент, а он подошёл так внезапно... и я... я обидела его.
- Мама, успокойтесь. Ничего ведь страшного не произошло? Вы извинились?
- Конечно... Конечно! У нас есть вино? Или что там пьют в таких случаях?
- Оставалось полбутылки "кагора" с вашего позапрошлогоднего дня рождения. - Вспомнила Даша.
- Неси. И кружку... этот... бокал неси. - Выдохнула Кнехт.
Выпив полбутылки терпкого вина, Серафима Павловна захмелела. Вместе с потерей