Бесцельно походил по номеру. Прилег на неразобранную кровать, потянулся к пульту телевизора. Повертел в руках, отбросил. Рывком сел, обхватив ладонями лицо. В голове ещё гремела музыка клуба. Случайно ли было то прикосновение, просто пробиралась она к стойке и задела меня? Её взгляд... Есть между нами что-то, или всё это лишь моё воображение, подстёгнутое томлением тела? Молчит ли душа, или я просто не слышу её?
Минмин... Не могу понять ни себя, ни её. Всё, что я понимаю - поверхностно и просто. Она – девушка моего единственного друга тут. Она не моя женщина. Так нельзя.

Накинул ветровку, сунул в карман сигареты и вышел из номера в пустой, освещеный жидким белым светом коридор.
Она и Лас сейчас в номере...

На секунду задержался возле их двери. С трудом поборол желание приникнуть ухом, прислушаться, со смесью любопытства и гадливости, словно сосед по коммуналке.

Вышел во внутренний двор гостиницы. Лицо горело. Я вдохнул прохладный, почти уже ночной воздух, и огляделся. Трёхэтажное здание в виде буквы «П» выходило своей перекладиной, где были лобби, ресепшен и столовая, на притихшую к ночи дорогу, а ножками обоих корпусов почти упиралось в высокий лесистый холм. Над тёмной вершиной холма в лиловой густоте неба висела луна, полная и чуть прозрачная, как тонкий блин.

Почти все окна гостиницы были темны. Лишь на третьем этаже сквозь неплотно задернутые шторы пробивались полоски красного света, да на балконе тускло мерцал плафон и виднелись силуэты нескольких человек – щёлкала зажигалка и покачивались сигаретные огоньки. Служебная пристройка у подножия холма освещалась ярче – горели жёлтые шары на невысоком столбе. Из распахнутых настежь дверей лился неприятный резкий свет и раздавалось звяканье посуды.- горничные мыли в широкой раковине кувшины.

По выложенной неровными плитами дорожке я обогнул один из корпусов и очутился на берегу маленького пруда. Здесь было тихо. Едва заметно подрагивал чёрный глянец воды, извилистой тенью бежал над ним деревянный мостик, свисали к кромке нити еще голых ветвей ив.
Под одним из деревьев, у самой воды, я увидел широкие качели – скамейка на цепях.
Сел, спиной и ногами ощутив холод железного каркаса. Цепь слабо скрипнула.
Минмин... Почему она так зло смотрела на меня весь остаток вечера? Чем я провинился, что сделал не так? Или мне опять только кажется?

Луна набирала силу, плыла над холмом. По тихой стоячей воде, по сухой и пыльной земле, по кривым перилам мостика, по жесткой листве кустов и сонным стволам деревьев – повсюду стелилась дымка лунного света, тонкая и тоскливая.

Закурил и прислушался. По-прежнему было тихо. Едва слышно прокатился шорох от проехавшей за гостиницей машины. Где-то журчала вода – спокойно, грустно. Я вспомнил, как сидел у ручья в кипарисовой рощице кампуса, слушал всплески воды на камнях, вспоминал Ли Мэй и её смех. Была другая вода, другой город, был другим и я. Всё было иначе.

Веером тумана не разгонишь.
Ничего не вернуть.

Зачем я вернулся, что хотел найти? В сказку, как и в воду, нельзя войти дважды. Стоило ли бросать всё, чтобы понять?
Щелчком отправил окурок в сторону воды. Проследил за короткой красной дугой и устыдился – возле качелей стояла серебристая урна. Когда-то давно, в прошлой жизни, Инна уверяла меня, что даже если я стану известным человеком, например, писателем, дворовые привычки никогда не покинут меня. «Тебе лучше не встречаться с людьми, - говорила она. – Для них будет большим потрясением узнать, что тот, кто пишет о любви – обычная скотина и мразь...» Впрочем, не так давно это она говорила. Кажется, на Хайнане, полтора года назад.

Появление Инны в моей жизни – наяву или в мыслях – ни к чему хорошему не приводит.
Я встал с качелей и, разгоняя мысли, прислушался, пытаясь угадать, где таится источник воды. Журчание и всплески доносились из темноты противоположного берега, очевидно, там и был небольшой, в пару-тройку камней, водопад. Можно было бы пройтись по мостику и найти, посмотреть, но ноги понесли меня в другую сторону. К гостинице.

Вернулся во внутренний двор. В пристройке уже приглушили свет. Теперь тускло освещались лишь окна, а двери, по-прежнему распахнутые, квадратно чернели - горничные ушли. В одном из окон я разглядел игроков – четверо служащих сидели за низким столом, держа миниатюрные карточные вееры и щурясь от табачного дыма.
Неожиданно я почувствовал, что устал и продрог. Посмотрел на корпуса гостиницы. Курильщики ушли с балкона. Все окна были темны, лишь стеклянная стена коридора на первом этаже зеленовато подсвечивалась. Попытался вспомнить, куда выходят наши окна. Точно не во двор – я помнил неширокую асфальтовую площадку за окном, нечто вроде пустой стоянки.
Обойдя второй корпус, я узнал площадку. Без труда отыскал своё окно – первый этаж, последний номер по коридору – вот оно, тёмное, с незадернутыми шторами, напротив фонаря. А вот и соседнее... Слабый свет пробивался в щель между шторами, узкой бледной полосой сбегал по траве на асфальт и там уже терялся в фонарном и луном, растворялся в их желтизне.
Огляделся.
Пусто. Никого.
Шагнув в сторону тёмно-серой стены, прокрался мимо своего окна к чужому, за которым – чужая жизнь.

Что я хотел увидеть? Момент не своей жизни? Зачем? Примерить его на себя? Позавидовать? Просто потешить любопытство? Что повлекло меня к плохо задернутым шторам?
Я не знал.
Но волновался до холодного привкуса во рту, осторожно ступая по траве вдоль стены. Отшатнулся от светлой щели, как только глянул в неё. Медленно выдохнул и посмотрел вновь.

Включен у них был лишь прикроватный торшер. Минмин лежала на спине, поперек кровати, головой от окна. Мне были видны только ее колени и тонкие голени, обхватившие крест-накрест поясницу немца, да раскинутые в сторону руки. Остальное скрывала плотная, ссутуленная спина Ласа. Немец ритмично двигал широким задом. От спины его, поросшей рыжей шерстью, от молочно-белых толстых ляжек и каравайной жопы меня чуть не вытошнило. Я отошёл от окна и растерянно замер возле стриженого куста. Машинально закурил, выпуская дым вверх и разглядывая сквозь него луну.

Это ли я хотел увидеть?..

Проклиная и себя, и немца, вернулся к щели.
Лас, как оказалось, уже управился со своим делом и скрылся в ванной – виднелась незакрытая в неё дверь и комната освещалась теперь чуть ярче. Минмин лежала на спине, согнув в колене одну ногу и сложив на животе руки. Теперь я видел её, кроме лица, всю – тонкую, смуглую, разметавшую волосы по белому одеялу, видел её маленький подбородок, тёмные соски на острой груди, курчавую полоску паха, видел плавные линии бедер и ног, узкие ступни и даже блестящий лак на ноготках крохотных пальцев. Задыхаясь от волнения и непонятной ревности, я почти прижался лицом к стеклу.
Неожиданно она убрала руки с живота, оперлась на локти, приподнялась, будто встревоженная чем-то. Встряхнула головой, откинув с лица волосы. Взглянула, мне показалось, прямо на меня.

Нет, она не могла меня заметить. Щель между шторами слишком узка, чтобы разобрать