Он меня возбуждает
Кто добавил: | AlkatraZ (07.06.2010 / 12:30) |
Рейтинг: | (0) |
Число прочтений: | 4572 |
Комментарии: | Комментарии закрыты |
Он меня возбуждает
- Консистенция дерьма зависит исключительно от срока его нахождения в ваших кишках. Отсюда следует…
Я с трудом приподнялся с влажного бушлата, и свесился из окна. Рамы в нем еще не было, и заноза впилась мне в живот. Как раз туда, где была рана. Я взвизгнул:
- Заткнитесь! Эй, вы там, - заткнитесь!
- Как правило, каждому из нас хочется хорошо просраться утром, если он плотно поел на ночь, и перекусил с утра, - проклятый мудак заговорил еще громче, - и если пища была качественной, а на ужин у вас, помимо прочего, был крепкий бульон, дерьмо у вас почти твердое.
- Да заткнись же! Заткнись, заткнись, ублюдок! - заорал я. - Мне плохо, я хочу спать, заткнись!
- И в таком случае вы можете спокойно садиться на толчок, - с неумолимой твердостью продолжал голос, - чтобы облегчиться. Но это чревато тем, что часть дерьма останется в вас. Вы превратитесь в ходячее дерьмо! Вы бы этого хотели?
Раздалось натужное кряхтение слушателей. Если бы я не знал, что они так размышляют, то подумал бы, будто они все, следуя советам оратора, срут. Судя по всему, ходячим дерьмом они быть не хотели.
- Правильно, - подчеркнул оратор, - никто не хочет быть переносчиком уже выработанного дерьма. Вам, в таком случае, следует сдержать себя до обеда, и после него - пару часиков. Все это время пейте много воды, - не газированной! - и курите. Есть нельзя. И…к…вечеру…вы…просретесь…великолепным…отменным, твердым, как камень…цельным как мрамор… дерьмом!
- О-о-о, - реакция слушателей была восхищенной.
- Оно будет таким твердым, что не оставит на вашей заднице никаких следов! - воодушевился рассказчик. - Так, будто оно выскакивает из вас уже запечатанным в целлофановой упаковке! Вам даже подтираться не придется!
- Класс, - подвел черту слушатель.
Я тихонечко заскулил, вывалившись из окна недостроенной дачи по пояс. Плечи мне согревал бушлат. Согревал бы, будь он не таким сырым. Но здесь, в гребаном Подмосковье, у болота, где работал наш строительный отряд, было влажно и сыро всегда. Вы ложились спать, и просыпались по уши в воде. Вы сушили белье на солнце, и, надев его, через две минуты думали, что обмочились. Рядом с домом, два этажа которого мы подняли, текла вонючая река. В нее срали коровы. Исключительно выше по течению. Я просил пастуха, - деревенского придурка по имени Малеха, - водить их ниже, но он говорил, что коровки привыкли срать выше, и срали там испокон веков, еще с тех времен, когда в этой сраной реке утонули сорок поляков и один Сусанин. Что ж, я смирился. Но лекция о повышении твердости дерьма сейчас, когда меня бил озноб, или, что гораздо хуже, лихорадка, - эта лекция была выше моих сил. И, кажется, я не находил в себе сил забраться обратно в комнату. Я висел поперек окна и скулил.
- Могу я вам чем-либо помочь?
Он не выглядел как лектор на говенную тему. О нет. Скорее, он был похож на студента. Не такого, как я, - усталого, испитого придурка, сбежавшего от выпивки и сложных, запутанных отношений с людьми за тысячу километров от дома на месяц-другой. Этот был похож на отличника: тонкие пальцы, умное лицо, раскосые глаза, очки. Если бы не одежда, - рваный рабочий комбинезон и стоптанные военные башмаки, - я бы принял его за московского студента с бурятскими корнями, приехавшего на дачу.
- Эй, ты, сними меня отсюда, - попросил я, - быстрее, ох, черт!
Чертова заноза вошла мне в самый желудок. Наверное, то же самое ожидает почувствовать проститутка, когда клиент сует ей член в рот по самые яйца. Кое-что в желудке. Только мне сунули занозу, и сразу в живот.
Очкарик помог мне забраться в комнату.
- Вам плохо? - участливо спросил мне.
- Да, Шерлок Холмс, ты угадал. Мне плохо. Очень плохо. И не в последнюю очередь из-за твоей сраной лекции о сранье!
Он накрыл меня несколькими пледами, и спросил:
- Вы строите этот дом. Где же ваши коллеги?
- Коллеги? Мужик, на стройках не бывает коллег. Ты не в Ботаническом Саду, Ботаник.
- Где же они? - терпеливо переспросил он.
- В городе, - прохрипел я, - в городе, Ботаник. Фотографируются на Красной площади, если их уже не загребли менты.
- Я принесу вам лекарство.
--------------------------------------------------------------------------------
После таблеток, которые принес Ботаник, мне действительно полегчало. Я лежал на трех широких досках, которые у нас были вместо постели, и размышлял, какого черта меня сюда занесло. До ближайшего озера было километров пять, а я всегда любил жить поблизости у воды. Пусть бассейн, пруд, озерцо, лужа, наконец, лишь бы вода. До озера было километров пять, и это было болото. Как и речка, в которую срали коровы, чье дерьмо проплывало мимо нас с пунктуальностью старого прусского вояки. Каждое утро с семи до девяти, и каждый вечер с шести до восьми. Дерьмо величаво колыхалось на ряби воды, и нестерпимо воняло. Никогда раньше не думал, что коровье дерьмо ТАК воняет. К тому же из-за болота здесь было много комаров.
- Серпухово появилось так, - объяснял мне местный придурок лет семидесяти, которого приставили ко мне следить за рытьем колодца.
Колодец мы должны были вырыть за то, что местные не поджигали дом, который мы строили для богатого москвича. Если бы они сожгли дом, мы бы не получили денег. Поэтому мы рыли для них колодец. Сами они этого сделать не удосужились: в деревне колодцев испокон веку не было. Сегодня была моя очередь рыть колодец.
- Что же вы пили, старик, а? - спросил я его, спускаясь в пятиметровую яму.
Нам оставалось вырыть еще метров шесть в глубину, запихнуть туда, в эту дыру, бетонные кольца, как-то их скрепить и поставить над колодцем небольшую крышу. Яма находилась у середины тропинки с обрыва в небольшую долинку. Из-за постоянной сырости в долинке разрослись ядовито-зеленого цвета огромные кустарники и лопухи. Все это напоминало мне киношный Вьетнам. Ты, джунгли, и дождь. И еще лихорадка. Я обмотал руки тряпками, взялся за лом, и стал долбить землю вперемешку с камнями.
- Да, дык это, милок, это, мы ить ее в этой, дык, в речушке, набирали, - благодушно закурил старик.
- Ты поглядывай там! - крикнул я ему из ямы. - А то вдруг засыплет! Сразу вытаскивай!
- Ну, дык! - ответил он, и через пять минут я услышал храп.
Подонок уснул. Я перекрестился и продолжил долбить землю. Через полчаса старикан проснулся и приложился к бутылке водки, которую держал в сапоге.
- Хошь? - возник он на моем маленьком кусочке неба, протягивая бутылку.
Я глотнул, и старик начал рассказывать мне, откуда пошли названия сраных подмосковных деревень.
- Серпухово, енто, милок, отсель пошло: ехал по здешним местам царь Петр Первый, царствие ему небесное. И глядит: на дороге мужик серет. Он, царь, знаишь, велит кучеру - а, ну, стой! Тот и остановился. Сходит царь с кареты и видит, мужик-то от страха обомлел, и в кусты норовит смыться-то, значит. Ну, царь, не будь дурак, схватил ентава мужика и говорит ему: да ты серий, серий, мил человек, серий да на здоровье! Отсель и пошло - Серпухово. От того, значит, что серили здесь…
- Консистенция дерьма зависит исключительно от срока его нахождения в ваших кишках. Отсюда следует…
Я с трудом приподнялся с влажного бушлата, и свесился из окна. Рамы в нем еще не было, и заноза впилась мне в живот. Как раз туда, где была рана. Я взвизгнул:
- Заткнитесь! Эй, вы там, - заткнитесь!
- Как правило, каждому из нас хочется хорошо просраться утром, если он плотно поел на ночь, и перекусил с утра, - проклятый мудак заговорил еще громче, - и если пища была качественной, а на ужин у вас, помимо прочего, был крепкий бульон, дерьмо у вас почти твердое.
- Да заткнись же! Заткнись, заткнись, ублюдок! - заорал я. - Мне плохо, я хочу спать, заткнись!
- И в таком случае вы можете спокойно садиться на толчок, - с неумолимой твердостью продолжал голос, - чтобы облегчиться. Но это чревато тем, что часть дерьма останется в вас. Вы превратитесь в ходячее дерьмо! Вы бы этого хотели?
Раздалось натужное кряхтение слушателей. Если бы я не знал, что они так размышляют, то подумал бы, будто они все, следуя советам оратора, срут. Судя по всему, ходячим дерьмом они быть не хотели.
- Правильно, - подчеркнул оратор, - никто не хочет быть переносчиком уже выработанного дерьма. Вам, в таком случае, следует сдержать себя до обеда, и после него - пару часиков. Все это время пейте много воды, - не газированной! - и курите. Есть нельзя. И…к…вечеру…вы…просретесь…великолепным…отменным, твердым, как камень…цельным как мрамор… дерьмом!
- О-о-о, - реакция слушателей была восхищенной.
- Оно будет таким твердым, что не оставит на вашей заднице никаких следов! - воодушевился рассказчик. - Так, будто оно выскакивает из вас уже запечатанным в целлофановой упаковке! Вам даже подтираться не придется!
- Класс, - подвел черту слушатель.
Я тихонечко заскулил, вывалившись из окна недостроенной дачи по пояс. Плечи мне согревал бушлат. Согревал бы, будь он не таким сырым. Но здесь, в гребаном Подмосковье, у болота, где работал наш строительный отряд, было влажно и сыро всегда. Вы ложились спать, и просыпались по уши в воде. Вы сушили белье на солнце, и, надев его, через две минуты думали, что обмочились. Рядом с домом, два этажа которого мы подняли, текла вонючая река. В нее срали коровы. Исключительно выше по течению. Я просил пастуха, - деревенского придурка по имени Малеха, - водить их ниже, но он говорил, что коровки привыкли срать выше, и срали там испокон веков, еще с тех времен, когда в этой сраной реке утонули сорок поляков и один Сусанин. Что ж, я смирился. Но лекция о повышении твердости дерьма сейчас, когда меня бил озноб, или, что гораздо хуже, лихорадка, - эта лекция была выше моих сил. И, кажется, я не находил в себе сил забраться обратно в комнату. Я висел поперек окна и скулил.
- Могу я вам чем-либо помочь?
Он не выглядел как лектор на говенную тему. О нет. Скорее, он был похож на студента. Не такого, как я, - усталого, испитого придурка, сбежавшего от выпивки и сложных, запутанных отношений с людьми за тысячу километров от дома на месяц-другой. Этот был похож на отличника: тонкие пальцы, умное лицо, раскосые глаза, очки. Если бы не одежда, - рваный рабочий комбинезон и стоптанные военные башмаки, - я бы принял его за московского студента с бурятскими корнями, приехавшего на дачу.
- Эй, ты, сними меня отсюда, - попросил я, - быстрее, ох, черт!
Чертова заноза вошла мне в самый желудок. Наверное, то же самое ожидает почувствовать проститутка, когда клиент сует ей член в рот по самые яйца. Кое-что в желудке. Только мне сунули занозу, и сразу в живот.
Очкарик помог мне забраться в комнату.
- Вам плохо? - участливо спросил мне.
- Да, Шерлок Холмс, ты угадал. Мне плохо. Очень плохо. И не в последнюю очередь из-за твоей сраной лекции о сранье!
Он накрыл меня несколькими пледами, и спросил:
- Вы строите этот дом. Где же ваши коллеги?
- Коллеги? Мужик, на стройках не бывает коллег. Ты не в Ботаническом Саду, Ботаник.
- Где же они? - терпеливо переспросил он.
- В городе, - прохрипел я, - в городе, Ботаник. Фотографируются на Красной площади, если их уже не загребли менты.
- Я принесу вам лекарство.
--------------------------------------------------------------------------------
После таблеток, которые принес Ботаник, мне действительно полегчало. Я лежал на трех широких досках, которые у нас были вместо постели, и размышлял, какого черта меня сюда занесло. До ближайшего озера было километров пять, а я всегда любил жить поблизости у воды. Пусть бассейн, пруд, озерцо, лужа, наконец, лишь бы вода. До озера было километров пять, и это было болото. Как и речка, в которую срали коровы, чье дерьмо проплывало мимо нас с пунктуальностью старого прусского вояки. Каждое утро с семи до девяти, и каждый вечер с шести до восьми. Дерьмо величаво колыхалось на ряби воды, и нестерпимо воняло. Никогда раньше не думал, что коровье дерьмо ТАК воняет. К тому же из-за болота здесь было много комаров.
- Серпухово появилось так, - объяснял мне местный придурок лет семидесяти, которого приставили ко мне следить за рытьем колодца.
Колодец мы должны были вырыть за то, что местные не поджигали дом, который мы строили для богатого москвича. Если бы они сожгли дом, мы бы не получили денег. Поэтому мы рыли для них колодец. Сами они этого сделать не удосужились: в деревне колодцев испокон веку не было. Сегодня была моя очередь рыть колодец.
- Что же вы пили, старик, а? - спросил я его, спускаясь в пятиметровую яму.
Нам оставалось вырыть еще метров шесть в глубину, запихнуть туда, в эту дыру, бетонные кольца, как-то их скрепить и поставить над колодцем небольшую крышу. Яма находилась у середины тропинки с обрыва в небольшую долинку. Из-за постоянной сырости в долинке разрослись ядовито-зеленого цвета огромные кустарники и лопухи. Все это напоминало мне киношный Вьетнам. Ты, джунгли, и дождь. И еще лихорадка. Я обмотал руки тряпками, взялся за лом, и стал долбить землю вперемешку с камнями.
- Да, дык это, милок, это, мы ить ее в этой, дык, в речушке, набирали, - благодушно закурил старик.
- Ты поглядывай там! - крикнул я ему из ямы. - А то вдруг засыплет! Сразу вытаскивай!
- Ну, дык! - ответил он, и через пять минут я услышал храп.
Подонок уснул. Я перекрестился и продолжил долбить землю. Через полчаса старикан проснулся и приложился к бутылке водки, которую держал в сапоге.
- Хошь? - возник он на моем маленьком кусочке неба, протягивая бутылку.
Я глотнул, и старик начал рассказывать мне, откуда пошли названия сраных подмосковных деревень.
- Серпухово, енто, милок, отсель пошло: ехал по здешним местам царь Петр Первый, царствие ему небесное. И глядит: на дороге мужик серет. Он, царь, знаишь, велит кучеру - а, ну, стой! Тот и остановился. Сходит царь с кареты и видит, мужик-то от страха обомлел, и в кусты норовит смыться-то, значит. Ну, царь, не будь дурак, схватил ентава мужика и говорит ему: да ты серий, серий, мил человек, серий да на здоровье! Отсель и пошло - Серпухово. От того, значит, что серили здесь…