- Ждите здесь.

Охранник, в черном, - черные брюки, черная куртка, черный берет (интересно, трусы у него тоже черные?), идет во двор. Я поставил дипломат на стол, под внимательным взглядом второй гориллы, и покачнулся. Спокойно. Спокойно. Продавец Счастья, коммивояжер, предлагающий Справочник Ста Самых известных Деловых Людей Молдавии, не имеет права качаться. Ну, только в том случае, если он обмыл успешную продажу одного – двух экземпляров этого отборного дерьма.

Сто Самых Известных… Блядь! Сто Самых Известных… Сотня лохов, которые не пожалели денег на то, чтобы их ебаные физиономии отпечатали на серой бумаге говенной книжицы, что не попадет никуда, кроме их голимых рабочих столов и домашних библиотек. “Видишь эту книжку, сынок? Там – фотография папочки, одного из Ста Самых Известных Бизнесменов…”. Говно! Я закурил, и охранник неодобрительно косится на меня. Да пошел ты в жопу, шепчу я ему в широкую спину со взмокшими лопатками. Еще бы, а? Хули ему не вспотеть, в августе? Пошел ты в жопу…

А вот я в тот проклято-благословенный август не потел. Ни в коем случае! Думаете, все дело в особенностях организма? Как бы не так! Организм! Дерьмо! Я спал на чердаках и в летних домиках на Комсомольском озере. Я замерзал, мать вашу, по ночам – за-мер-зал. Поэтому даже днем, даже когда здоровенные гориллы в черном камуфляже обливались вонючим потом, смешанным с дешевым дезодорантом, я – замерзал. И покачивался. Из-за недосыпа и голодухи. Большей частью, из-за недосыпа. Сон на чердаках жилых девятиэтажных домов – штука тревожная. Да. Именно так. Именно тревожная, так я бы сказал. Всегда можно нарваться на пост полиции в сопровождении проституток из благотворительного общества, желающих подобрать беспризорника и наставить его На Путь Истинный. Но я-то, мать вашу, беспризорником не был! Просто жил на улице. Просто… К тому же лифт, сраный лифт, который гудит до полуночи.

Итак, я спал (если это дерьмо можно назвать сном, в чем я не уверен) на чердаках, хорошо питался овощами и виноградом, попизженным на дачных участках горожан, и зарабатывал небольшие деньги. Если бы я был продвинутой растленной проституткой из какого-нибудь высокооплачиваемого ВУЗА, я бы сказал, что “зарабатываю на жизнь рекламой”. Рекламой… А хуй вам! Я зарабатывал тем, что пытался впарить жирным подагрическим пидарам справочник со “Ста самыми известными….”, и получалось это плохо, потому что пидары были жадны. Не помогала даже такая хуйня: “это же ваши потенциальные партнеры по бизнесу!” Хуй там. Им было накласть на бизнес. Они, как и я, не понимали что это такое. Они сидели, ввинченные в свои столы, глядя на меня, себя, весь мир с опаской.

Они не понимали, как очутились в этих офисах, и, полагаю, дали бы мне большие деньги только за то, чтобы Я объяснил им это. Но… хуй там. Я был ослаблен, я был голоден, еле на ногах держался из-за этого сраного винограда, который уже видеть не мог. Я просто продавал им справочник, и даже иногда удавалось уговорить какого-нибудь педика, чтобы он проплатил размещение в нем СВОЕЙ фотографии. Это стоило несколько дороже. Несколько. За эту разницу они могли продать маму на галеры. Впрочем, о чем это я? У них не было ни мам, ни галер. У них были столы, секретарши, - зачастую вовсе не красивые, бумаги на столе, трусы на секретаршах, иногда эти бумаги слетали со стола, трусы заползали секретаршам между булок, и те, хихикая, вынимали ткань из своей потной промежности.

В общем, у них, - в кишиневских фирмах, был свой водоворот бизнеса, и я был там лишним. В четырнадцать лет. С дипломатом и в джинсах, которые я как-то умудрился постирать в роднике, в парке. А? Блядь, я два дня сиял от гордости, пока не понял, что от этой ебаной воды мои единственные джинсы стали выглядеть как хуй знает что.

Сейчас я стою во дворе частной фирмы, пока охранник докладывает обо мне своему сраному боссу. Как ни странно, но мне редко отказывали сразу. Обычно мы беседовали. Я, кажется, начинаю понимать, почему – им хотелось БЛЕСНУТЬ, трахнуть мозги такому малолетке, как я, убедить его в своей крутости, напоить чаем и послать на хрен несолоно хлебавши. Я был готов к этому. Я был готов. Как раз перед этой сраной фирмой я сидел четыре часа в приемной старенького пидарочка, на вид - умирающего от рака, - директора банка. В приемной висели картины, шесть картин. Пидарок оставил дверь в кабинет открытой. Он наслаждался, и изредка поглядывал на меня. Через четыре часа он вышел и сказал, что не понимает: какого черта я тут сижу? Он обо всем уже договорился с моим начальником. Бродячий коммивояжер – это НЕ ЕГО УРОВЕНЬ. Хорошо, проститутка, пообещал я ему мысленно, - я непременно изнасилую твою внучку, если она у тебя есть, пидарас ты этакий. А он, пожелав мне успеха в “БИЗНЕСЕ”, стоял и глядел, сцепив свои старческие ручки онаниста на впалом морщинистом животе….глядел, как я ухожу.

К счастью, на этот раз мне удается впарить сраный справочник этому фирмачу. Он работал в Канаде таксистом. Это навсегда искалечило его комплексом неполноценности. Он показывал мне ручку “Паркер” и пиздел, что она стоит триста баксов, он рассказывал мне, как он крут, и все дела. Но у него – комплекс. Поэтому он взял книжицу, дал десять леев наличными, а остальное пообещал прислать безналом. Я-то согласился: мне по хуй, что будет с остальным, десять лей – это и есть мое вознаграждение. Если бы у него не было комплекса, он бы послал меня на хуй, и был бы прав.

Я вышел из офиса этого убогого таксиста, и купил пачку сигарет. Это было до кризиса, тогда десять леев больше напоминали деньги, чем теперь. Я вспомнил свой последний обед. Он состоялся восемь дней назад. Меня пригласил в гости одноклассник. Совершенно случайно. Он шел мимо, но я вцепился в него и не отпускал, сидя на загривке, пока мы не пришли к нему в гости и его мамаша с добрыми блядскими глазами матери-одиночки, не накормила нас пюре и жареной рыбой. Я был одинок тогда, одинок, и потому грустил, жадно распаривая лицо ароматом горячего пюре, которое, в общем, не люблю. Для приличия после обеда я встал у книжной полки и начал разглядывать корешки. Одноклассник, - бывший, - уже нервничал. Они все нервничали, встречая меня. А хули, я служил им ужасным напоминанием о том, что нищета существует. Это сейчас, встречая их, я нервничаю. Уже они напоминают мне о нищете. Черт, я плохо начал, но, судя по всему, хорошо заканчиваю. В общем, я рассматриваю эти книги, и думаю, что пора съебываться, как добрая мамаша говорит: выбери себе что-нибудь почитать. Я с радостью хватаюсь за этот шанс и выбираю себе Бабеля. Не иначе, с перепугу. Старый добрый Бабель. Пидар, которого надо было три раза расстрелять. Ебучий певец ограбления Польши. Ебал я…

В общем, сейчас я бреду с сигаретами, Бабелем в портфеле и тремя справочниками (их я выброшу в общественном туалете три дня спустя, убедившись, что больше никто их не купит) по улице, и вечереет. Блядь, опять холод. Я думаю, куда пойти спать. На чердаке меня заебал лифт – он специально сводит с ума своим ебаным шумом. Стало быть,